© Макеев А., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

Глава 1

Николай Иванович Рукатов сидел перед остывающей чашкой кофе и бессмысленно крутил в руках ложечку. Кофе по вечерам он не любил. Тем более после тяжелого рабочего дня. Хотелось выпить коньяку, но тогда жена снова заведет свои излюбленные воспитательные разговоры, а дочь отвернется и будет демонстративно смотреть в сторону. Тягостная обстановка прощания. Скорее бы уж они шли к терминалу посадки.

Надежда Рукатова для своих сорока пяти лет выглядела просто изумительно. Гладкая кожа, стройная фигура, быстрые карие глаза заставляли мужчин оборачиваться на нее. И даже сейчас, без макияжа, одетая без обычного шика, чтобы удобнее было в самолете, жена выглядела обворожительно и очень женственно. Короткие непослушные волосы она поправляла элегантным взмахом тонкой руки и при этом успевала бросить взгляд на окружающих – оценил ли кто этот изящный жест, любуется ли ею украдкой какой-нибудь мужчина. А лучше – сразу несколько.

Дочь Ирина была очень похожа на мать, только по характеру она более замкнутая. Отношения у Николая Ивановича с Ириной не ладились. Началось все еще в ее подростковом возрасте, а потом как-то стали привычными и разногласия, и раздражение, и молчание. Долгое, тягостное, которое могло тянуться часами, когда они вдвоем находились в одном помещении. Но, к счастью, Ирина предпочитала закрываться в своей комнате, а ужинать в то время, когда бывала дома в одиночестве.

Немного спокойнее и не так тягостно стало в доме Рукатовых после того, как Ирина начала обучение в Лондоне. Кажется, даже короткие диалоги с отцом стали приобретать большую душевность и тепло. Хотя это Николаю Ивановичу могло только казаться. Он скучал по девочке, привычная тоска по хорошим отношениям с ней не отпускала, а может, наоборот, приобретала болезненные формы с возрастом.

– Ты не хмурься, Коленька, – ласково посмотрела на мужа Надежда Владимировна и легко провела пальчиками по его руке, лежавшей на столике. – Я буду писать тебе часто-часто. Там же почти в каждом кафе есть Wi-Fi. И буду слать тебе сообщения и фотки по Интернету.

– Осторожнее там со слонами, – пошутил Рукатов, и его каменно-напряженное лицо слегка расслабилось.

– Они теплые, Коля, – расплылась супруга в улыбке. – Ты даже не представляешь, как приятно вставать слону на спину босой ногой.

– Хватит уже мотаться там по экскурсиям, – недовольно пробормотал Рукатов. – Сто раз уже видели все. Валялись бы на пляже или около бассейна, ели экзотические фрукты.

– Мы же отправляемся на экскурсии не потому, что не видели в Таиланде или Камбодже еще каких-то интересных вещей, и не потому, что там появились новые достопримечательности. Это сама атмосфера, дух страны, ее национальный колорит. Своеобразнее народа я еще не видела в своей жизни.

– Съезди в Южную Америку, купи путевку в деревню племени Огненных Муравьев, – буркнул Рукатов.

– Что бы нас там сожрали? – хмыкнула Ирина.

– Ладно, Коля, ты езжай, – предложила жена. – Нам еще долго тут, а ты устал после работы.

– Ладно. – Рукатов отодвинул так и не тронутую чашку с кофе и поднялся. – Отдыхайте, девочки, развлекайтесь. Легкого вам перелета без дебоширов, хорошей погоды на курорте.

Он наклонился, поцеловал жену в щеку, подошел к дочери, которая так и не подняла на него лица. Чуть помедлив, поцеловал Ирину в темя и, помахав рукой, двинулся к эскалатору. На глаза попалось табло с наименованием рейсов. SU272, вылет 21.10. Да, подумал Николай Иванович, еще два часа им сидеть в аэропорту, и от этой мысли ему вдруг захотелось скорее попасть домой. Прийти, бросить ключи на столик, разуться, прошлепать босыми, натруженными за день ногами по прохладному полу в комнату, раздеться, взять из холодильника бутылочку пива, вытянуть ноги на диване перед телевизором и смотреть бездумно на экран, потягивая холодное пиво. Отрешиться вообще от всего мира.

Зазвонивший мобильный телефон вернул его снова в окружающий мир.

– Да, – недовольно ответил он, выходя через послушно разъехавшиеся стеклянные двери терминала.

– Николай Иванович, – быстро заговорил мужской голос в трубке. – Надо что-то срочно решать с этой областью.

– Мы же все уже решили? – насторожился Рукатов.

– Не знаю, может, губернатор вышел на кого-то мимо нас в Москве. Короче, они пошли на попятную и не пускают инвестора без отката. А инвестор пошел на принцип, отказывается платить в два кармана. Говорит, что есть и другие области, где имеются условия для размещения энергоемкого производства. Надо включать «тяжелую артиллерию» и додавить местного губернатора. Этот проект у нас в плане стоит.

– Нет, не так, – поморщился Николай Иванович. – Дай мне денек-другой подумать. Тут не давлением решать надо. Я найду им другого инвестора и весь откат отдам в местный карман. Пусть подавятся. А завод надо размещать именно у них.

– Другой кусок предложить? – с сомнением спросил голос. – Ладно, тебе видней.

Гуров сидел в шестом ряду между Орловым и Крячко. Вчера вечером генерал позвал их к себе, грозно посмотрел на старых друзей, потом как-то сник, грустно улыбнулся и стал таким, каким его никто из подчиненных никогда не видел, разве что только старые друзья.

– Ребята, – обнял оперативников за плечи Орлов и подтолкнул к угловому дивану у окна. – У вас совесть есть?

– Ясно, – засмеялся Крячко. – Укатали сивку крутые горки. Надо сейчас собраться и всем вместе поехать…

– Ой, Станислав, – запротестовал Орлов, – не начинай! Чревоугодие еще никогда не врачевало душевные раны и душевную усталость.

– Теперь камушек в мой огород, – кивнул Гуров, усаживаясь и закидывая ногу на ногу. – Каюсь. Завтра премьера, все приглашены, особо привередливым Мария позвонит сама.

– Вот, – удовлетворенно улыбнулся генерал и назидательно поднял перед сыщиками указательный палец. – Искусство, а не алкоголь разбавит усталость в мужской душе. Только чувство прекрасного, а не горького.

– Правда, ребята, – согласился Крячко и сразу стал серьезным. – Давно мы не собирались вместе. Так же нельзя. Работа ухайдакает так нас основательно. Давайте завтра махнем вечером в театр, купим Маше цветов, ввалимся после окончания в гримерку. Шумно, в погонах, при наградах.

– Шпоры не забудь надеть, – посоветовал Гуров.

– Вот ради такого случая не поленюсь договориться с конной полицией, – завелся Крячко и вдруг замер с широко раскрытыми глазами: – Слушайте! А ведь это идея! Трое, верхом, в парадной для строя… и с цветами. Начищенные до блеска сапоги…

– Все, развеселил, – махнув рукой, остановил его Орлов. – Ну вот и договорились. Значит, завтра идем в театр, а в субботу собираемся у меня за городом. Выпьем, поговорим, зажарим чего-нибудь. Женщины пусть сами по себе щебечут, а мы… по-свойски.

Сейчас Гуров сидел и вспоминал, что как раз за два часа до начала спектакля все чуть было не сорвалось – Орлова неожиданно вызвали к заместителю министра, а у Крячко сломалась машина за МКАДом. И все-таки друзья успели. За минуту до первого звонка, но успели. Гуров обрадовался, что не стал ничего говорить Маше, и сейчас сидел и смотрел на сцену, физически ощущая, что Станислав Крячко и Петр Орлов расслабились, увлеклись действием, происходящим на сцене. Ну вот и славно, подумал он, смена обстановки – самый лучший способ отдыха.

Занавес, антракт, загорелись светильники. Лев с улыбкой наблюдал, как его друзья расслабленно посматривают по сторонам, как им не хочется даже вставать из удобных кресел. Крячко проводил взглядом зрелую даму в вечернем платье и пробормотал вялым голосом без всякого энтузиазма:

– Помнится, раньше в буфете подавали пиво.

– Пива хочешь? – хмыкнул Орлов. – Театрал-эстет.

– Нет, я не настаиваю, – оживился Станислав возможности побалагурить. – Но должна же быть свобода выбора?

– Петр, – незаметно толкнул Орлова плечом Гуров. – Смотри, вон двое тебе машут. Знаешь их?

– Твою ж в душу, – проворчал генерал, потом сделал радушное лицо и, поднявшись, начал пробираться по ряду к выходу.

– Кто это? – тут же насторожился Крячко. – Нет, не наши. Не из МВД.

Орлов исчез до конца последнего акта, но когда друзья собрались идти поздравлять Марию с премьерой, снова появился.

– Извините, ребята! Должность у меня такая. Представительская. Всех я должен знать, со всеми поддерживать хорошие отношения. И не зависит от того, носит человек форму или нет. И деловые круги, и силовики, и кого только нет в перечне моих обязательных встреч.

– Вот почему Гуров не хочет становиться генералом, – понимающе покивал головой Крячко.

– Вам легче, вы можете оставаться просто сыщиками, а я уже не могу.

– Но кто-то же должен нам создавать условия для нормальной работы, – принимая административный удар на себя, улыбнулся Гуров. – Все, хватит ныть! Пошли поздравлять. Мы же решили сегодня отрешиться от службы!

– Я ною? – засмеялся Орлов. – Да если бы не я, вы бы все…

Время перевалило за полночь и замерло. Гуров сидел рядом с женой на заднем сиденье такси и смотрел на проносившиеся мимо улицы. Не замерло только движение на дорогах, но оно в Москве не замирает почти никогда. А вот свет в окнах домов стал гаснуть, меньше стало прохожих на тротуарах. Город опускался в полусон.

Маша рядом зашелестела букетом цветов. Она всегда забирала из театра домой самый красивый букет или тот, который дарил ей муж. Остальные оставляла в театре, но чаще раздаривала подругам и молодым актрисам. Девушки смущались, но им было лестно, что сама Мария Строева передает им свои букеты как признание их актерского мастерства, их таланта, удачно сыгранной роли. Мария Строева это умела – создавать вокруг себя атмосферу позитива.

– Лева, сколько мы с тобой уже просто так не гуляли по городу? – тихо спросила Маша.

Гуров повернул голову и удивленно посмотрел на жену. Глаза ее сделались задумчивыми и печальными, как перед долгой разлукой. Он обнял Машу за плечи, притянул к себе, и она, благодарно ткнувшись ему головой в подбородок, сказала «мур».

– Хочешь, мы сейчас погуляем? – предложил Лев. – Представляешь, долгий-долгий рабочий день позади, наступил поздний вечер, и нам абсолютно некуда спешить. Никто нас нигде не ждет, и мы предоставлены сами себе. Можем гулять сколько хотим.

– А кто из нас должен быть романтиком? – тихо улыбнулась Маша. – Ты, полковник, или я, актриса?

– Если бы я не был романтиком, я бы на тебе не женился.

– А каким романтиком надо быть мне, чтобы выйти замуж за полковника полиции, который целыми днями возится с уголовниками? – Маша подняла глаза на мужа и добавила: – Пошли. Правда, хочется просто пройтись.

Они остановили такси и пошли по ночной улице, глядя на огни рекламы, на яркие витрины магазинов. Маша просунула руку Гурову под локоть и повисла на нем совсем как тогда, когда они еще не были мужем и женой, но уже… проводили вместе вечера. Лев вдруг хитро посмотрел на Машу и потянул ее в подземный переход.

– Неужели целоваться? – тихо засмеялась она.

Гуров прижал ее к стене прямо на ступенях и поцеловал в губы. Оторвавшись от них, посмотрел ей в глаза и прошептал:

– И не только. Я же помню, что последний раз ты ела черт знает когда.

Он потянул ее в подземный переход, откуда они вышли к вокзалу. Найдя маленькое пустое кафе на первом этаже, Гуров усадил Машу за угловой столик и принес две чашки ароматного чая с лимоном и бутерброды. Они сидели, пили чай и шептались, низко склоняясь друг к другу головами. Редкие посетители, встречающие поздние поезда, или пассажиры, ожидающие посадки, заходили, брали чай, булочки, выпивали и уходили.

– Мы с тобой как влюбленные на свидании, – засмеялась Маша, покосившись на продавщицу.

Гуров посмотрел на жену и подумал о том, что давно не видел у нее таких спокойных глаз. Глаз, в которых было вот такое спокойное счастье.

– Знаешь, о чем я сейчас подумала? – Маша продолжала крутить в тонких пальцах пустую чашку. – Мир становится таким простым и понятным, когда два человека могут вот так позволить себе побыть вдвоем, когда им комфортно вдвоем. Когда этот мир остается за дверью квартиры, стоит им только вернуться к себе домой.

Гуров кивал головой и соглашался. А сам думал о том, что завтра он встанет и пойдет совсем в другой мир. Далекий и от постановок выдуманного мира театра, и даже от мира их квартиры. Он пойдет в мир преступников. Мир уродов, потому что склонность к совершению преступлений, как теперь уже доказали медики, заложена в некоторых из нас на уровне хромосом. И они крадут у ближнего, тащат из кармана, квартиры, поезда. Тащат у государства порой в миллионных масштабах. Убивают, лгут, совершают подлости, потому что иначе не могут. Такова их жизнь. И такова его работа, разыскивать этих уродов и отдавать следователю, а потом судьям, чтобы им выносили приговоры и изолировали от общества хоть на какое-то время. Но они опять будут возвращаться и снова совершать гнусности и подлости. И нельзя их изолировать навсегда, потому что шанс надо давать даже им.

Надежда Рукатова вышла из душа в пушистом белом халате, который изумительно подчеркивал цвет ее загорелых крепких ножек. Женщина знала свои достоинства и знала, что нравится Максиму. Именно вот так, в халатике, с еще влажным телом, с влажными волосами, которые сворачиваются кудряшками, с ароматом геля для душа.

Мужчина, сидевший в кресле у окна, скользнул взглядом по ее телу, рывком поднялся и, проходя мимо Надежды, провел рукой по груди и животу.

– Я быстро, детка!

Она прикрыла глаза от нахлынувших ощущений из-за этого короткого, умелого прикосновения. Максим был моложе ее на шесть лет, и у Надежды всегда начинало сладко ныть внизу живота, когда она думала о том, что этот молодой крепкий мужчина выбрал именно ее, что ему нравится секс с ней, что он без ума от нее как от женщины. Порой она даже пугалась, а не обман ли это. Но потом соглашалась сама с собой, что так разыгрывать страсть и желание невозможно. Он же просто зверь в постели. О, как ей это нравилось, нравилось оказываться в его власти, в его сильных руках, нравилось отдаваться его бешеным фантазиям.

Хотелось угождать ему, исполнять его требования, желания, капризы. О, сколько всего она совершала такого, о чем раньше и подумать бы постеснялась. Но Максим раскрепостил ее, он как будто распахнул двери и выпустил на волю все ее женское естество.