Крячко озабоченно взглянул на спидометр и прибавил скорость. Как назло, недавно прошел дождь. Даже это незначительное обстоятельство затруднило передвижение в центральных районах. Но Станислав уже давно благополучно миновал центр и мчался теперь по трассе, изо всех сил стараясь успеть.

Он уже позвонил в аэропорт Шереметьево и узнал расписание. Ближайший рейс на Милан был через два часа. Скорее всего, итальяшка на него и метил. Дать ему уйти сейчас никак нельзя. Ни в чем не повинные люди не удирают вот так поспешно, тайком, трусливо, не дождавшись даже похорон любимой женщины.

С визгом миновав поворот, Крячко влетел на автостоянку, поставил машину на свободное место и направился в зал ожидания. По счастью, посадку еще не объявили.

Станислав Крячко никогда не видел Антонио Тедески, но это его сейчас не пугало. Гораздо больше оперативника радовало то, что этот итальянец тоже ни разу не встречался с ним, следовательно, не сможет его вовремя узнать и дать деру.

Войдя в зал, Крячко сразу перестал спешить. Он двинулся по проходу не торопясь, придав лицу рассеянное выражение, но при этом зорко осматривал все помещение.

Высокого итальянца с ярко-красной сумкой через плечо он приметил довольно скоро. Тот торчал возле кофейного автомата и потягивал горячий напиток из бумажного стаканчика. Крячко остановился чуть поодаль и занял наблюдательную позицию.

Тедески, разумеется, даже не подозревал, что за ним следят. Поглощая кофе, он, кажется, пребывал в уверенности в том, что ему удалось спокойно улизнуть от всех проблем. Во всяком случае, в аэропорту этот субъект явно чувствовал себя в безопасности, видимо, мысленно уже находился за границей.

Только здесь, в этот самый момент Станислав Крячко осознал, что оказался перед очень сложной задачей. Когда он гнал свой автомобиль в аэропорт, в его голове билась одна-единственная мысль – успеть. Надо найти Антонио Тедески и задержать его. Это соображение затмевало все остальные.

Теперь Тедески находился буквально в двух шагах от него. Полковник имел полную возможность схватить его за шиворот. Первоначальная задача была решена, но Крячко понял, что настоящие проблемы только начинаются. Попасть в аэропорт в режиме цейтнота оказалось легче, чем осуществить задержание данного господина.

Крячко смотрел на Тедески, благопристойного, мирного, и понимал, что у него нет законных оснований не то что для его ареста, а даже просто для доставки в управление. Если проверить его документы, то они все окажутся в порядке.

Протрясти багаж? Конечно, есть шанс обнаружить в его вещах что-нибудь не слишком легальное, но очень уж крохотный. Вряд ли у него там лежит пистолет. А брать итальянца надо, потому что еще несколько минут – и будет поздно. Тедески взмоет в воздух и растворится в голубых небесах.

Крячко посмотрел на часы. До посадки оставалось пятнадцать минут. Станислав мучительно соображал. Он не знал, что сделал бы на его месте Гуров, да и не полагался на методы своего друга. Если это не твоя роль, то не стоит и пытаться ее играть – все равно споткнешься и все завалишь. Надо оставаться самим собой. А поэтому…

Крячко вздохнул. Поэтому нужно брать его нахрапом, но не тупым, а психологически выверенным. Расчет должен быть очень точным – манеры, интонации, голос!.. В первую очередь нужна непоколебимая уверенность в своей правоте, но лишенная всякого апломба.

Придется блефовать так, чтобы этот итальяшка даже на миг не заподозрил, что его, грубо говоря, берут на пушку. Подобная задача была вполне по силам Станиславу Крячко. Как раз в таких психологических методах он был очень даже силен.

Крячко уже давно подсознательно проанализировал данные о Тедески, которые были ему известны. Все они отлично укладывались в схему, придуманную им на ходу, прямо сейчас. То, что он трус, альфонс, нечист на руку и прочее. Теперь нужно только решительно идти вперед и не сбиться с выбранного курса.

Крячко оттолкнулся от стены и с непроницаемым лицом двинулся в сторону Тедески. Тот уже допил кофе, скомкал стаканчик и наклонился над урной, чтобы выбросить его.

– Антонио Тедески? – твердокаменным голосом, лишенным интонаций, спросил Крячко.

Тедески вздрогнул, начал выпрямляться и кивнул в знак согласия.

– Полиция, – мрачно произнес Крячко. – Главное управление внутренних дел. Попрошу вас следовать за мной.

– Что вы говорите? – Тедески растягивал слова, отчаянно имитировал акцент, давал понять, что не разобрал ни слова из того, что сказал Крячко, хотя все отлично понял. – Я не понимать по-русски.

Крячко достал удостоверение и ткнул его в лицо Тедески.

– Полиция, – повторил он с нажимом. – Полис, ясно?

Тедески лихорадочно соображал и тянул время. Он выдавил из себя жалкую улыбочку и продолжал ломать комедию.

– А в чем дело? Я есть иностранный гражданин. Я… улетать! – Он махнул рукой в сторону окна.

– Улетать не получится, – пригвоздил его Крячко. – Сначала вы отвечать на ряд вопросов. А потом мы решать, можно ли вам улетать. Разрешите ваши вещи? И документы приготовьте, пожалуйста! – Не дожидаясь ответа, он протянул руку и сдернул с плеча Тедески спортивную сумку.

Станислав абсолютно все делал так, словно был не только убежден в том, что Тедески замешан в чем-то противозаконном, но и имел тому железные доказательства. Дело было даже не в его конкретных действиях, а в поведении в целом. Это был высший пилотаж, образец настоящего актерского мастерства. Впоследствии Крячко жалел, что не видел себя в тот момент со стороны. Но тогда он думал только об одном: лишь бы не сбиться с роли, не допустить малюсенькой роковой промашки.

Крячко выиграл и сразу почувствовал тот момент, когда Тедески сломался. Он безропотно позволил Станиславу взять его сумку и двинулся к выходу. А ведь полковник всего лишь показал ему взглядом на дверь!

«Да, он боится, – понял Стас. – Значит, знает, что у него рыльце в пушку! Но при этом господин Тедески не в курсе, что известно полиции. Посему он предпочитает пока ничего не говорить, старается выведать побольше, рассчитывает на то, что я проболтаюсь».

Итальянец на ходу продолжал что-то робко лепетать о том, что он иностранный гражданин. Тут, мол, какая-то ужасная ошибка. Но сердце Крячко билось ликующе. Боится, да еще как! Первый тайм был подчистую за Станиславом.

– В машину! – Он кивком указал на переднее сиденье рядом с водительским.

Тедески послушно опустился, куда ему было велено.

Крячко бросил его вещи назад, сел рядом и сказал:

– Надеюсь, не нужно надевать на вас наручники? Обойдетесь без глупостей?

– Нет-нет, не надо наручники! – Антонио замахал руками.

Крячко криво усмехнулся и осведомился:

– Значит, по-русски ты все-таки понимаешь?

Он смерил разволновавшегося и порозовевшего Антонио презрительным взглядом и нажал на газ.

Лев Хаимович Лейбман оказался на удивление приятным собеседником. Против ожиданий Гурова он не юлил, не уходил от ответа, не бросал сквозь зубы короткие фразы и вообще всем своим видом выражал расположение, готовность помочь и полную искренность. Просто душа человек, а не свидетель.

Однако полковник Гуров не был настолько наивен, чтобы принимать Лейбмана за невинного простачка. Это человек, который много лет подряд был продюсером международных проектов. Он сумел поднять очень и очень немалые деньги, договаривался с мировыми деятелями. Конечно же, Лев Хаимович вовсе не блаженствовал за оградой райского сада. В жизни и в людях он разбирался очень хорошо.

Гуров это учитывал. Он просто беседовал с ним, не пытался ставить ловушки, но внимательно следил за словами этого умного человека и манерой его разговора вообще.

– С Анной мы работали уже пятнадцать лет, начинали еще в России, – проговорил Лев Хаимович. – Тогда, конечно, все было не так, как сейчас. Русская культура находилась в полном упадке, равно как и экономика. Я мыкался по союзам композиторов, артистов, по различным инстанциям, пытался раздобыть хоть какие-то деньги, объяснял, убеждал, даже грозил. Увы, нам доставались лишь крохи. Тогда я решил, что нужно менять политику. Пора выходить на другой уровень, на иностранцев. Россия тогда выбиралась из глубочайшей экономической ямы, ей было не до спонсирования талантливых проектов.

– Судя по вашему нынешнему положению, вам это удалось, – вставил Гуров.

– Хвастать не стану, но без ложной скромности скажу: я удовлетворен тем, что сделал за эти годы. Да и Анна была довольна. Вас ведь, видимо, интересует прежде всего финансовый аспект наших отношений, не правда ли?

– Почему? – удивился Гуров.

– Ну как же! – Лейбман всплеснул руками. – Из-за чего совершено убийство? Разумеется, из-за денег!

Сыщик недоверчиво посмотрел на Лейбмана, лицо которого выражало полнейшую убежденность в правоте собственных слов.

– А вы не допускаете иного мотива? – спросил Гуров.

– Бросьте! – Лейбман небрежно махнул рукой. – Если бы где-нибудь в Астрахани пьяный муж ткнул ножом свою жену, тогда иной мотив был бы налицо – бытовой. А здесь ситуация совершенно не такая. Следовательно, деньги. Собственно, главных мотивов преступлений в России всего два – пьянство и деньги. Порой они перемешиваются, но это не тот случай. В остальном мире деньги лидируют.

– Вы рассуждаете довольно цинично, – заметил Гуров.

– Я реалист, – отрезал Лейбман. – За прошедшие тысячелетия род людской очень мало изменился по своей сути. Внутренняя сущность человека осталась прежней. Во все времена люди убивали ради наживы, и сейчас происходит то же самое. Деньги – это извечный мотив преступления.

– Хорошо, давайте разовьем эту тему, – предложил Гуров. – Кому было выгодно убить Анну Кристаллер? Другими словами, кто выигрывал финансово от ее смерти?

Лейбман погладил внушительную плешь, пожал плечами и сказал:

– Многие. Во-первых, те, кто получил бы грант на мюзикл вместо нее. А это не один человек. Хотя самый жирный кусок пирога, разумеется, поделится между совсем небольшой кучкой. Остальные будут довольствоваться крохами.

– Кто же эти многие? – Гуров взял авторучку. – Мне нужны не общие предположения, а конкретные имена. Иначе ваши рассуждения станут голословными и превратятся в домыслы. Вы ведь, Лев Хаимович, не можете не знать других претендентов, если вращаетесь в той среде. Я прав?

– Разумеется, я не настолько глуп, чтобы это отрицать, – заявил Лейбман. – Главными конкурентами считались итальянская студия «Соната» и наша питерская «Голден войс». Но победил «Кристалл».

– Это ваша фирма так называется?

– Да, Анна придумала как производное от своей фамилии. Она была достаточно амбициозной женщиной и не могла не отметиться в названии.

– Вы хорошо к ней относились? – неожиданно спросил Гуров.

– К Анне? – Лейбман явно удивился, услышав такой вопрос. – Замечательно. У нас с ней практически не возникало разногласий. Мы были отличными партнерами.

– Я имею ваше отношение к ней как к человеку.

– Аналогичный ответ. Видите ли, Лев Иванович, я уже немолод и далек от того, чтобы ждать от людей только хорошего. Я прекрасно знаю, что все мы в равной степени обладаем как достоинствами, так и недостатками, даже пороками. Кто-то одними, кто-то другими. Вопрос лишь в том, насколько мы принимаем минусы именно этого человека. Касаемо Анны могу сказать, что ее недостатки я вполне понимал. Я считаю их простительными. Точно так же она относилась к моим.

– Раз уж мы заговорили о пороках… – Гуров быстро взглянул на Лейбмана и поинтересовался: – Вам известно, что Анна употребляла наркотики?

Лев Хаимович нахмурился.

– Я никогда не видел ее за этим занятием, – ответил он уклончиво.

– Все же вам было это известно? – настойчиво спросил Гуров.

Лейбман не спешил отвечать.

Он спокойно разгладил ровные стрелки на безукоризненно отглаженных серых брюках, потом посмотрел на полковника и сказал:

– Я предпочитаю не лезть ни в чью частную жизнь. Анна была весьма здравомыслящей женщиной, так что я не опасался за нее в этом плане.

Гуров понял, что продолжать расспросы на данную тему неконструктивно. Было очевидно, что Лейбман не скажет ничего конкретного по этому вопросу. В то же время другие его ответы сыщик считал откровенными, пусть и до известного.

Лев Иванович решил зайти с другой стороны и спросил:

– А в другом плане опасались?

– Вы о чем? – Продюсер блеснул золотой оправой очков.

– О ее возможной смерти, – прямо заявил Гуров. – Не было таких мыслей?

Лейбман завозился на стуле, принимая удобное положение.

– Вы ведь сыщик, должны понимать, что для подобных мыслей нужны веские основания, – проговорил он. – А их не было. Ничто не предвещало такой драматической развязки. Я, конечно, предполагал, что обозленные конкуренты могут строить какие-то козни, авантюры, дабы заполучить свой куш, но чтобы дойти до убийства!.. – Он передернул плечами. – Нет, такое мне и в голову не могло прийти! Мы же все-таки не в бандитской среде вращаемся.

– Лев Хаимович, вы же сами признали, что не столь наивны, – с легким упреком произнес Гуров. – Деньги одинаково ценны как для бандитов, так и для творческих людей или тех, которые считают себя таковыми. В вашем обществе подобные вещи тоже случаются. Вам ли этого не знать? Деятели искусства частенько кислотой друг друга обливают, да и заказные убийства тут не редкость.

– Вы полагаете, что оно имело место? – Лейбман быстро стрельнул цепкими глазками на полковника.

Гуров отметил, что тот снова не ответил на его вопрос и никак не прокомментировал последнее замечание. Хитрый старый еврей!

– Полагаю, что да, – твердо сказал Гуров. – Анну убил киллер, профессионал, присутствующий в ее доме с самого начала банкета.

Лейбман вытаращил глаза. Сейчас он был искренен на сто процентов.

– Но как же мы могли его не заметить? – волнуясь, спросил он и даже подался вперед. – Куда смотрела охрана?

– На то он и профессионал. – На сей раз и Гуров не стал отвечать прямо. – Вы мне вот что лучше скажите. Кто становится наследником Анны?

Лейбман выпятил губы трубочкой и помотал головой.

– Ей-богу, не знаю, – протянул он. – Я ведь только продюсер, в конце концов! А подобными вещами занимается нотариус.

– Анна никогда не обсуждала с вами этот вопрос?

Лейбман шумно выдохнул и коротко ответил:

– Нет. – Потом он подумал и добавил: – Полагаю, что главным наследником станет, конечно, Эдик. Кому еще ей оставлять свой капитал? Возможно, что-то перепадет Виктории. Анна питала слабость к этой несчастной женщине. Не исключаю, что какая-то мелочь достанется и мне. – Последние слова он старался проговорить как можно равнодушнее. – А если и нет, я не в обиде.

«Потому что уже успел за эти годы сколотить на ней собственный капитал!» – подумал Гуров, мысленно усмехнулся, а вслух спросил:

– А почему Виктория несчастна?

– Ну так… – Лейбман вдруг замолчал, но быстро продолжил: – Одинокая женщина, не реализовавшая себя практически ни в чем. Да она и жила-то только Анной и ее заботами. Еще Эдиком, конечно. Вика привязана к нему.

– Лев Хаимович, я вот заметил, что в течение вечера вы выходили вместе с Викторией Павловной из зала. Незадолго до смерти Анны, помните?

Лейбман нахмурился и пробормотал:

– Возможно.

– А о чем вы беседовали, если не секрет?

– Да какие тут секреты! – Лейбман снова принял удобное положение. – Она спрашивала меня, стоит ли отправить Эдика вместе с отцом домой. Он что-то не слишком хорошо себя вел, но вы, наверное, не заметили этого.

– Почему же, очень даже заметил. Просто не придал значения. А чем вызвано такое его поведение?

– Эдик вообще парень с характером! – Лейбман махнул рукой. – Причем со скверным. Капризный, избалованный, при этом довольно инфантильный паренек. Живет на деньги то папы, то мамы, катается как сыр в масле и почему-то считает себя обиженным и обделенным.

В голосе Лейбмана прозвучали плохо скрываемые нотки раздражения, и Гуров понял, что продюсер не слишком-то симпатизирует сыну Анны Кристаллер.

– А в каких отношениях он был с матерью?

Лейбман помолчал, потом проговорил куда-то в сторону:

– В неоднозначных. Нет, мать он, конечно, любил, но в то же время постоянно ею манипулировал, мастерски вызывал в ней чувство вины.

– Да? По какой же причине она должна была чувствовать себя виноватой перед ним?

– Это он так считал. Потому что развелась с его отцом, вышла замуж повторно и посмела быть счастливой. По мнению Эдика, все вокруг должны жить исключительно его заботами и интересами.

– А с отцом?

Лейбман наморщил лоб.

– Знаете, с отцом, пожалуй, лучше. Им не повертишь так, как матерью. Анатолий по характеру жестче Анны, хотя он Эдика не просто любит, а обожает.

– Чем он занимается?

– Какой-то бизнес, я точно не знаю. Я с ним деловых отношений никогда не имел. Что-то строительное, кажется.

– Он меня уверял, что они с Анной сохранили дружеские отношения.

– Так и есть, – кивнул Лейбман. – Их ведь связывал Эдик. От этого никуда не денешься.

– Анатолий Петрович говорил, что Эдик занимается музыкой.