– Да, все деньги и драгоценности я держу только в сейфе, а они, видимо, не смогли его открыть – там очень сложный замок, да и шифр непростой. Я заглянула туда, все оказалось на месте.

– Оказалось или показалось? – уточнил Гуров.

– У меня не было сил проверять, я просто глянула, по крайней мере, все лежало на своих местах. Особо ценного антиквариата у меня нет, библиотека без раритетов. Так что прийти могли или за деньгами, или за драгоценностями.

Тут у Овчинникова зазвонил сотовый. Извинившись, он отошел в сторону, поговорил, а вернувшись, сказал:

– Тонечка! Прости, но мне надо бежать. Поправляйся, моя хорошая.

Поцеловав ее в щеку и простившись с Гуровым, адвокат ушел, а Лев, когда за ним закрылась дверь, недоуменно заметил:

– Простите за бестактность, но мне кажется, что Владимир Николаевич, который к вам так хорошо относится, подошел бы на роль близкого друга гораздо лучше кого-нибудь другого. Может быть, вы напрасно отвергли его ухаживания?

– Лев Иванович! Я могу ответить, но вы после этого будете дурно обо мне думать, – засмеялась Чистякова.

– Никогда! – заверил ее Лев.

– Со святыми скучно! – тихо произнесла она.

– Святых нет! – заговорщицким тоном прошептал Гуров.

– Есть! И вы только что с одним из них познакомились!

– Знаете, если бы было время, я бы с удовольствием пообщался с ним поближе, но, увы, дела не позволяют. А как вы сами с ним познакомились, если не секрет?

– Нас познакомила Валя, жена профессора Потапова – он их в свое время очень выручил, когда их балбес связался с одной приехавшей покорять столицу провинциалкой. Девица была совершенно не нашего круга, без образования, но хваткая, алчная, умная, знала, чего хочет в жизни, и в средствах не стеснялась. Вот их «пентюх домашнего производства» и показался ей легкой добычей. Не представляю себе, как бы они от нее отбились, если бы не Володя. Он выяснил всю ее подноготную, и мальчишка, как ни был влюблен, узнав все, порвал с ней – там было тако-о-е прошлое! А когда у меня самой встал вопрос о разводе, Валя и посоветовала обратиться к Володе.

– Инициатором развода были вы?

– Да! Сил терпеть больше не было, а транквилизаторы уже не помогали. Кстати, я ведь тоже из провинции, приехала в Москву после нашего филфака учиться в Литинститут. В это сейчас трудно поверить, но я в молодости писала очень неплохие стихи, должно быть, по наследству перешло – мой папа был очень известным в нашем регионе поэтом. Я потому и фамилию менять не стала. А Стефанов к тому времени был уже известным писателем и находился в свободном полете, ограниченном размером комнаты в коммуналке, доставшейся ему после развода. Влюбилась я в него, как последняя дуреха! Поженились, и дальнейшая учеба побоку, потому что, один за другим, двое детей. Коммунальный быт, пеленки, готовка и все прочее. Мужа творческие муки терзали, и я по несколько раз одну и ту же рукопись перепечатывала, потому что на машинистку у нас денег не было. Потом мои родители нам помогли, выстроили кооператив в Москве, жизнь стала налаживаться, дети подросли, только время мое уже ушло. Если и была во мне искра божья, то я ее сама утопила в корыте с грязной водой. Муж по стране разъезжал, встречался с читателями, в доме постоянные гости, застолья, хорошо хоть пил в меру. То, что он мне изменять начал, я сразу поняла, но молчала – куда я с двумя детьми и без работы? Тем более что денег хватало не только на необходимое – его же все время издавали и переиздавали. И вдруг все поменялось с точностью до наоборот! Романы на производственные темы и о руководящей роли партии стали никому не нужны, супруг мой запил, а я хлопотала вокруг него клушей-наседкой и не дала спиться, как случилось со многими другими. Ему посоветовали переключиться на детективы, и ведь получилось! Щелкал их один за другим, как на станке штамповал, у него даже план был: одна рукопись в месяц. И тут заметила я, что у моего супруга словно крылья выросли! Ходит радостно-оживленный, новые вещи себе покупает, и денег стало значительно меньше, хотя его тиражи постоянно росли – уж я-то в этом разбираюсь. На то, что он до этого иногда дома не ночевал, а оставался якобы у друзей, я внимания не обращала – бывает. Но тут он стал по неделе пропадать. Я поняла, что появилась новая любовница, а это дело затратное не только в плане денег, но и времени. То есть у старой музы крылышки пообвисли, внешность поблекла, а молодая муза уже колотит лирой в дверь, готовая подхватить знамя, выпавшее из рук предшественницы. После всего, что я для него сделала, я сочла это предательством.

– Полностью с вами согласен, – совершенно серьезно заявил Гуров. – Это действительно самое настоящее предательство!

– Посмотрела я вокруг, – продолжала Чистякова, – на себя, постаревшую от литературно-бытовых коллизий, и поняла, что пора наконец и о себе, любимой, позаботиться, тем более что дети выросли и своими семьями живут. Вот тогда-то меня Володя и выручил! Я объяснила ему ситуацию и написала доверенность на ведение дел. Я не вникала в то, что он делал, а получила готовый результат – мой бывший супруг без звука дал мне развод и вышел из квартиры только с двумя чемоданами. Его дальнейшей судьбой я не интересовалась. Знаю, что продолжает писать, потому что отчисления на мой счет поступают регулярно.

– К вопросу о святости, услуги Владимира Николаевича вам дорого обошлись?

– Да, я выплатила ему некоторую сумму, но после, – подчеркнула она, – а не в качестве аванса, который кто-то другой мог бы и не отработать. К тому же, если бы не он, еще неизвестно, что бы мне досталось. Во всяком случае, того, что он для меня добился, я бы точно не получила. С тех пор я всем рекомендую к нему обращаться, и он еще никого не разочаровал.

– Странно, что он при такой хватке не ведет бракоразводные процессы олигархов, – удивился Лев. – Озолотился бы, право слово!

– А ему этого не надо! Потому я и сказала, что он святой. У него адвокатское агентство, он помогает всем, кто к нему обращается, и никого, как липку, не обдирает, а малоимущим – вообще бесплатно. Я не очень хорошо знаю, как это агентство работает, но он мне говорил, что набирает после юрфака дельных, хватких парней, но без малейшей перспективы хорошо устроиться, и натаскивает их сначала на мелочовке, а потом поручает и более ответственные дела.

– Знаете, Антонина Николаевна, мне почему-то кажется, что у него должно быть немало врагов в лице тех, кого он пригнул, как вашего мужа, – задумчиво произнес Лев. – И как он не боится так рисковать? Хоть с охраной ездит?

– Враги есть у каждого. Вот у вас, например, при вашей работе наверняка немало врагов, но вы же не ездите с охраной, – возразила она.

– Не надо нас сравнивать. Я – подготовленный, тренированный человек, в любой момент готовый отразить нападение, да и оружие всегда при мне. – Лев продемонстрировал ей пистолет в наплечной кобуре. – А вот Владимир Николаевич, простите, таковым не выглядит. Даже если у него есть при себе оружие, то нужно еще иметь мужество выстрелить в человека. К тому же это оружие могут просто выбить из рук, и тогда ситуация обернется уже не в пользу господина адвоката, потому что тот, кто это сделает, сам-то выстрелить не побоится.

– У каждого свое оружие, – парировала Чистякова. – У него, например, мозги.

– Дорогая Антонина Николаевна! – тяжело вздохнул Лев. – Не хочется о грустном, но я за годы своей службы видел на асфальте столько мозгов, причем умнейших людей, что это, поверьте, не аргумент.

– Лев Иванович, – усмехнулась она. – Если враг предупрежден о том, что в результате такого мозгоразбрасывания по асфальту ему станет намного хуже, чем сейчас, он рисковать не будет. Самому дороже обойдется.

– Давайте сменим тему, а то мне уже самому тоскливо, – взмолился Гуров. – Скажите лучше, вы ничего больше не вспомнили о том дне?

– Да нет, – пожала она плечами. – Рывок, боль, темнота, и все.

– Негусто, – вздохнул Лев. – Ну, что же, будем надеяться, что, сравнив показания всех потерпевших, мы все-таки за что-то зацепимся. Но, если вдруг что-нибудь вспомните, позвоните, пожалуйста. – Он протянул ей свою визитку, поднялся, отнес на место стул, а потом, повернувшись к ней, азартно предложил: – Антонина Николаевна, а почему бы вам самой не начать писать? У вас такой хороший литературный язык, стиль, обороты речи…

– Ле-е-ев Иванович, – невесело рассмеялась она. – Вы имеете хотя бы малейшее представление о том, что такое издательское дело и какие законы там царят? А вот я это в подробностях знаю. Будь мне сейчас двадцать два года, я бы еще попробовала пробиться, но в моем возрасте…

– И все-таки подумайте об этом, – посоветовал он. – Я уверен, что у вас получится! Для начала поработаете рецензентом, потом, глядишь, редактировать начнете, а там и сами что-нибудь напишете. Вернетесь в привычный круг литераторов, старые знакомства восстановите.

– Упаси бог! – воскликнула она. – Только не это! Я на них уже во всех видах насмотрелась! А вот поработать?.. Это было бы интересно.

– Тогда не будем откладывать это дело в долгий ящик, – сказал Гуров.

Он тут же позвонил одному своему «должнику», совладельцу не самого захудалого издательства – впрочем, где только у Льва не было должников? – и обрисовал ему ситуацию, подчеркнув, чья дочь и бывшая жена Антонина Николаевна. Фамилия провинциального поэта его собеседнику ничего не сказала, а вот про Стефанова он не знать не мог.

– Это та, которая его догола раздела? – воскликнул он. – И между прочим, правильно сделала! Тот еще кобель! Странно, что она так долго терпела! В деньгах, как я понимаю, она не слишком нуждается, потому что за рецензии мы платим негусто.

– Ей, главное, к творчеству вернуться, пусть пока в такой форме, а потом вы уж сами определяйтесь. Антонина Николаевна сейчас рядом со мной, я ей дам твой номер телефона, и общайтесь дальше напрямую. Она сейчас немного приболела, но дня через два-три тебе позвонит.

Чистякова, сама не веря своему счастью, записала номер издателя и посмотрела на Гурова таким благодарным взглядом, что Лев почувствовал себя неловко.

– Поправляйтесь, Антонина Николаевна! – пожелал он ей. – Если же этот паршивец, – он ткнул пальцем в сторону лежавшего на тумбочке сотового, – будет финтить, немедленно звоните мне – я его выпорю!

Провожаемый ее искренними заверениями в совершеннейшем почтении и глубочайшей благодарности, Гуров вышел из палаты и пошел по коридору, чуть не приплясывая от радости – он узнал намного больше, чем рассчитывал. А идею насчет работы подкинул Антонине Николаевне специально, чтобы она начала думать уже в этом направлении, а не анализировать то, что рассказала ему – не дай бог, поймет, что проговорилась. И путь его лежал прямиком в райуправление – должны же были они хоть что-то нарыть!

То, что новой информации до обидного мало, Лев понял сразу же, как только увидел две кислые физиономии, на которых легко читалось, что, если легкомысленная мечта поглумиться над ним давно и бесследно испарилась, то перспектива получения «звездюлей» от родимого начальства приближалась с неумолимостью окончательной победы мирового капитализма.

– Внемлю, – сказал он, легкомысленно усаживаясь на край стола.

Мужики переглянулись, и опер, старательно глядя в сторону, начал рассказывать убитым тоном:

– Докладываю. Дом, мать его, архитектора продвинутого, за ногу, выстроен так, что подъезд и гостевая стоянка находятся с одной стороны, а въезд в подземную парковку для жильцов – с другой. В доме два охранника: один в подъезде, второй – на парковке. Мимо того, что в подъезде, никто чужой не проходил. Второй тоже ничего видел, но по другой причине. Он на мониторе заметил, как какой-то бомж пристроился возле въезда малую нужду справить, вышел его шугануть, и больше ничего не помнит. В себя пришел от холода – его на пол в угол за машину положили отдохнуть. Говорит, голова до сих пор как чугунная. Диск из камеры видеонаблюдения с парковки изъят, видимо, злоумышленниками. Поквартирный обход ничего не дал – грабителей никто не видел, да и время было рабочее. Экспертов напрягли, пальчики потерпевшей по всему дому, есть посторонние, но по нашим базам ни одни не проходят, следов грязной обуви в доме не обнаружено – грабители, чтоб им, умные стали, работают в перчатках и бахилы надевают. Орудие преступления, которым был нанесен удар потерпевшей, не обнаружено. Могли и кулаком шарахнуть – много ли бабе надо? Все!

– Ваши дальнейшие действия? – невинно поинтересовался Лев.

Тут мужики дружно взвыли и, забыв о субординации, выступили единым фронтом уже на два голоса, причем «следак» подпевал из чистой солидарности – он-то в управлении отсиживался, а вот опера понесло – мало того, что его и остальных Гуров заставил, высунув язык, по дому потерпевшей бегать, сменившихся охранников разыскивать, с экспертами матерно лаяться, чтобы они поторопились, так теперь еще и издевается.

– Какие, на хрен, могут быть действия?

– Мы невидимок ловить не обучены, уж не обессудьте!

– А может, вы с нами опытом поделитесь, как это делать?

Гуров терпеливо слушал эту истерику, а когда она ему надоела, перебил «выступающих»:

– Господа! Не вижу причин для подобной паники. Вы сами сказали, что у вас таких дел целая полка, вот и ищите дальше. Где-то эти грабители должны были проколоться, потому что они не бестелесные сущности, а существа реальные. Желаю удачи!

Он вышел и уже из машины позвонил Орлову:

– Петр! Ты на месте?

– Тебя дожидаюсь, чтобы макулатуру сдать – до двадцати килограммов чуть-чуть не хватило, по старым временам, на какой-нибудь детектив можно было бы поменять.

– Тебе их в жизни мало? – хмыкнул Лев и пообещал: – Скоро буду. И макулатуру приму, и детектив в обмен выдам.

В кабинете Орлова на столе для заседаний лежала внушительная стопа листков – информация по аналогичным преступлениям в Москве. На двадцать килограммов она, конечно, не тянула, но выглядела впечатляюще. Перехватив взгляд Гурова, Орлов сказал:

– И ведь это только те, по которым пострадавшим заявления пропихнуть удалось, а сколько не приняли? Ты тут на год с головой увязнешь!

– Не увязну, – заверил его Лев. – Я все понял! Антонина Николаевна дама неглупая, но и из таких при должном подходе можно кое-что ценное вытянуть. – И начал рассказывать: – Я тебе говорил про адвоката Владимира Николаевича Овчинникова, который Софье Абрамовне помог? Так вот, я его сегодня встретил не где-нибудь, а у постели потерпевшей Чистяковой, и отношения у них самые дружеские. Она и сама в свое время его услугами воспользовалась, и другим неустанно рекомендовала, и все остались в восторге от его работы. А круг общения у нее, сам понимаешь, какой!

– Что-то я среди ведущих адвокатов города такую фамилию не слышал, – заметил Петр.

– И я о том же! А у него, между прочим, адвокатское агентство, и, судя по результатам его работы, на него еще и частные детективы пашут, потому что без них шиш бы он таких результатов добился. Сама Чистякова, например, при разводе дочиста обобрала своего мужа, хотя по закону имела право только на половину совместно нажитого. А виноват-то тот был всего лишь в измене. Ладно, был бы он каким-нибудь известным политиком, тогда это еще как-то можно было бы понять, хотя и те сейчас живут, как хотят. Но Стефанов-то писатель-детективщик! В литературных кругах адюльтер – вообще не грех! Значит, либо Овчинников нашел в его шкафу какой-то уж очень дурно пахнущий скелет, либо…

– Его запугали так, что он счел за благо все оставить и смыться, пока цел, – закончил его мысль Петр.

– Про девушку сына ее друзей нарыл всю подноготную, а та вообще из провинции. На любовницу мужа Софьи Абрамовны нашел что-то такое, что она из города с концами уехала, – продолжал Гуров. – Вот и возникла у меня мысль, а не…

– «Черный» ли он адвокат? – понятливо покивал Орлов. – Тогда он должен быть крепко с криминалом повязан, и это все объясняет.

– Я тебе больше скажу! Он от возможной мести тех, кого пригнул, хорошо подстраховался! Видимо, на каждого у него компромат собран, да такой, что человек сто раз подумает, прежде чем что-то против него предпринять, – это мне Антонина Николаевна практически открытым текстом сказала.

– Держать у себя в доме этот компромат он не будет, а вот оставить его кому-то из обязанных ему людей, с просьбой отправить по какому-нибудь адресу в случае его смерти, – запросто, – предположил Петр.

– А поскольку его агентство оказывает еще и бесплатную юридическую помощь малоимущим, то таких людей, для которых он благодетель и спаситель, – полным-полно. Но у кого-то земля под ногами горит или платить надоело, вот он и нанял наших «ниндзюков», чтобы они потихоньку обыскивали дома клиентов Овчинникова.

– Или приказал, – добавил Орлов.

– Возможный вариант, – подумав, согласился Лев.

– Только здесь дело не обязательно в деньгах, от человека могли постоянно просить, понимай – требовать, какие-либо услуги, а это пошло вразрез с его интересами.

– Требовать – вряд ли, – с сомнением заметил Гуров. – Я с Овчинниковым недолго общался, но сразу понял, что он человек очень умный. Просто так дергать за ниточки, чтобы власть свою показать, не будет, а вот мило попросить о дружеской услуге – это да! Он мне дал свою визитку, вот я и думаю, не наведаться ли к нему, прощупать, чем он дышит, посмотреть, что это за агентство такое.

– Запрещаю в категорической форме! – жестко проговорил Орлов. – Мы не знаем, какая там игра идет и какие в ней правила. Кто у него на крючке и по какой причине. Если «ниндзюки» ведут себя так скрытно, значит, Овчинников не должен почувствовать ни малейшего интереса к себе или своим клиентам, потому что последствия могут быть катастрофическими. Помнишь, как тот парень сказал Дарье Федоровне: «Ты нам все дело завалишь»? Вот и ты в эту кашу не лезь со своей ложкой – пусть сами разбираются. Ты и так уже «засветился» в больнице. Судя по подготовке парней, они, если ты им мешать станешь, уберут тебя и даже не дрогнут – видимо, в игре такие крупные карты, что мы и представить себе не можем.

– Ну, убрать меня – дело непростое, – самонадеянно заявил Лев. – Еще никому не удавалось.

– Все когда-то бывает впервые, – охладил его пыл Петр. – И потом, кто сказал, что тебя нужно будет непременно убить? Они это делают только в случае крайней необходимости. Машина, например, тебя собьет, и попадешь ты в госпиталь с переломом, хорошо, если только ноги, вот тебя на время с игровой доски и уберут. На кого грешить будешь? На этих призраков, которые следов не оставляют? А если это кто-то другой? Или у тебя за все годы службы число врагов только уменьшалось? – Гуров, отвернувшись, промолчал – да и что он мог на это ответить? А Петр продолжил: – Чтобы тебе было чем заняться и дурные мысли в голову не лезли, будешь с завтрашнего дня разбираться вот с этим. – Он показал на лежавшую на столе стопу бумаги. – Ты своим визитом в больницу к Чистяковой людям и так уже навредил, а это хоть какая-то отмазка будет.

– Ты микроскопом гвозди забивать не пробовал? – взвился Лев. – Я, полковник-важняк, буду этой мелочовкой заниматься? Ну, знаешь!

– Знаю! Как облупленного тебя знаю! Уверен, что ты о моем приказе забудешь, как только за дверь выйдешь, и обязательно начнешь в этом деле самостоятельно ковыряться – тебя же хлебом не корми, дай влезть в какую-нибудь авантюру! Первый раз, что ли? – спокойно отреагировал на этот всплеск эмоций Орлов. – Ты для начала фамилии потерпевших прочитаешь, а потом будешь заниматься как миленький! Но – под моим присмотром! – И в ответ на настороженный взгляд Гурова покивал головой: – Да-да! Очень непростые люди там имеются, которые могут быть к нашему делу причастны. Могут – это не значит, что обязательно причастны. Но! – грозно предупредил он. – Будешь действовать только в рамках расследования серии ограблений. И упаси тебя бог фамилию Овчинникова хоть раз упомянуть самому! Если кто-то скажет тебе, что тот оставлял им что-то на хранение, а после ограбления это пропало, – одно дело, но и тогда внимание на этом не акцентируй, а сам – ни-ни! И не заикайся! Ты об этом человеке даже не слышал!