Припомнила Мария и один необычный случай, происшедший с Мартыняхиным. Было это около месяца назад. Она готовила обед, как вдруг к ней вбежала горничная Соня и сообщила, что с Аркадием творится что-то очень странное. Они поспешили наверх, и в гостиной повариха увидела хозяина дома, который, сидя в кресле и вперив в экран телевизора остекленевший взгляд, водил перед собой руками, издавая нескончаемое, бессмысленное: «Хи-хи-хи-хи-хи…» По телевизору в это время шла какая-то телепрограмма про моделирование ландшафтного дизайна.

Не страдая комплексом начальствопочитания и избытком сантиментов, Мария простецки хлопнула Мартыняхина по плечу и спросила, как бы между прочим:

– Аркаша, ты чего? Юмор по телику уже закончился!

Словно очнувшись от какого-то наваждения, тот некоторое время молча, с недоумением взирал на обеих женщин. Но потом, как видно, вспомнив, что с ним только что было, строго-настрого приказал об этом не рассказывать ни одной живой душе. Особенно Антонине. Мысленно проанализировав рассказанное, Гуров пришел к выводу, что это могло быть следствием действия какого-то препарата седативного или даже наркотического действия.

– Кстати, а каковы были взаимоотношения между Мартыняхиным и Соней? – поинтересовался он как бы между прочим. – Антонина сказала, что всех горничных, замеченных в интимных отношениях с ее мужем, она немедленно выгоняет. Соня, получается, не поддалась на его приставания?

В ответ его собеседница саркастически рассмеялась.

– Ну, вы шутник, Лев Иванович! Тоже мне скажете – «не поддалась»… Да она сама при первом удобном случае тащила его в спальню. О-о-о! Это такая штучка!.. Нет, нет, Сонечка не из скромняшек, она из зло… бучих. Вы же с ней уже собеседовали? Ну и что, не обратили внимания, как она вас глазами раздевала? Это тот самый «тихий омут», где чертей больше, чем у нее волос на… Гм-гм! Голове. Вот и Тонька купилась на ее потупленные глазки и невинное личико. Ага! Невинное! Сонечка мне как-то даже похвасталась, что здесь по дому специально ходит без трусов и в мини-юбке. Ну, чтобы почаще перед хозяином «светиться». Я давно уже догадывалась, что эта нимфоманка планы строит наполеоновские. По моему разумению, она собиралась выпихнуть отсюда Тоньку и выскочить за Аркашку.

– Считаете, шансы у нее были? – Лев вопросительно прищурился.

– Еще какие! – Мария покачала головой. – Уж не знаю, где ее этому обучали, но когда Тоньки дома не было, она Аркашку ублажала так, что по всему дому разносились ее охи и его кряхтение. Она у нас здесь с начала весны. А где-то с середины лета между Тонькой и Аркашкой то и дело возникали стычки. Ну, мое-то дело сторона, поэтому на Соньку я стучать не стала, однако Тоньку предупредила: смотри, твой на тебя начал поглядывать что-то уж слишком косо. Как бы не указал на порог! Ну, она баба неглупая, тон сразу сбавила. Вроде в доме стало спокойнее… А тут – видишь, чего стряслось? Лег спать и не проснулся. О как бывает! Знаете, Лев Иванович, мне почему-то думается, что никто его не убивал. Сам он по жизни такой надорвался. Вот и все!

…В это же самое время Станислав Крячко проводил «задушевные беседы» с охранником, дворником-садовником и хозяйским шофером. Совсем недавно заносчивый и гоношистый охранник, назвавшийся Эдиком, в момент растеряв весь свой гонор, заговорил услужливо и даже с нотками подобострастия. Он признался, что и в самом деле отбывал срок за угон автомобиля. Но с тех пор ничего подобного с ним больше не повторялось.

По словам Эдика, охранником у Мартыняхина он работает уже пятый год. Дежурит сутки – через двое. Есть еще два охранника, но они сейчас на выходных. За все время работы в этом доме ему только раз пришлось применить силу – когда обкурившийся гашишем сын какого-то крупного столичного чинуши, проживающего на соседней улице, перелез к ним во двор через ограждение. Эдик его скрутил и передал прибежавшему родителю. Чей именно это был сын, Эдик уточнять не стал, сославшись на то, что напрочь забыл.

Вчерашним днем хозяин прибыл около семи вечера, когда уже смеркалось, учитывая сентябрьскую пору. Выглядел Мартыняхин оживленным, бодрым, шутил и смеялся. Ночь прошла без намека на какие-либо ЧП, а вот утром, когда уже взошло солнце, Эдик вдруг услышал сирену «Скорой». И лишь когда белый фургон с красными крестами остановился у их ворот, только тогда он узнал, что с хозяином произошло что-то серьезное. Ни о каких врагах и ком-то еще, кто хотел бы свести с Мартыняхиным счеты, он не слышал и не знает.

Поначалу не слишком много о хозяине рассказал и Егор – пятидесятивосьмилетний крепыш с модной (особенно в богемных кругах) недельной щетиной. Он совмещал работу дворника и садовника. Свою работу выполнял (как он сам определил) «на ять», поэтому нагоняев от хозяина не получал. А нарываться на похвалы считал недостойным и пошлым. Жалованье ему выплачивал личный шофер Мартыняхина, который совмещал в себе и охранника, и кассира, и подручного хозяина на все случаи жизни. По мнению Егора, его самого хозяин словно даже не замечал – ни доброго, ни худого слова от него он ни разу не слышал. Мартыняхин никогда не отвечал на его приветствие, словно пред ним было пустое место.

– Ну а мне-то чего? Да и хрен бы с ним – не замечал, и ладно… – добродушно дымя старомодной «беломориной», резюмировал собеседник Станислава. – А кто там и чего в доме вытворяет – честное слово, никогда не интересовался… Мне – как? Платят, и хорош. Кто там… Некрасов, что ль? Сказал: минуй нас как беда лихая и барский гнев, и барская любовь. Как-то так… Но, согласитесь, здорово и правильно сказано!

И лишь в завершение разговора Егор по секрету рассказал-таки нечто стоящее. Он поведал про Игоря, шофера хозяина. По его словам, Игорь для Мартыняхина был не просто шофер, не просто исполнитель поручений, а во многом даже близкий приятель и, по сути, наперсник – хранитель его тайн, в том числе и не самых благовидных. Зарплату Игорь получал завидную. Правда, и его жизнь спокойной назвать было нельзя. В любое время дня и ночи он должен был пребывать в готовности «номер один».

Но для Игоря это особых проблем не составляло. Будучи холостым, он не имел необходимости заботиться о ком-то еще, кроме хозяина. На все рауты, тусовки и даже любовные свидания они ездили только вдвоем.

– А Мартыняхин… он не «того»? Ну, не какой-нибудь там «гомо» или «би»? – с сарказмом уточнил Крячко.

– Как говорится, за ноги не держал, не знаю… – Егор пыхнул папиросой и развел руками. – Может, и меж собой они перепихивались – это я не в курсе.

Осторожно поглядывая по сторонам, он особо подчеркнул, что по женщинам хозяин с шофером ездили только на пару. Как рассказывал Егору один из здешних охранников по имени Никита, который с Игорем состоит в приятельских отношениях, без Игоря Мартыняхин как будто даже боялся выезжать по своим объектам. Только с ним! В тот же «Золотой тюльпан», построенный лет пять назад в Осьминках.

По словам Никиты, в присутствии Игоря Аркадий вел себя подобно варвару-завоевателю, ворвавшемуся в побежденный город. Без намека на такт и какие-либо церемонии он хватал сразу двух-трех девчонок-продавщиц и вел их в специально обустроенный в подсобке будуар. Там, на диване, он их столь же бесцеремонно и «оприходовал». Поскольку Мартыняхину было не двадцать два, а пятьдесят два и возможности для утех имелись не те, что в молодости, выдыхался он в момент. Однако затеянная им «веселуха» на этом не прекращалась.

– …Ох и жадный он был на сластебу! – Егор сокрушенно покрутил головой. – Сам не может – вместо себя запускает Игорюху. Тот за него дорабатывает, а он пялится да слюни пускает… Ой, срамота! Скажу тебе, Васильич, так… Этот Миллениум, по моему понятию, – что-то вроде канализационного коллектора-накопителя, куда со всей округи сплывается всякое «добро». Вроде глянешь – люди тут как люди… А послушаешь про их дела, про их жизнь – за голову схватишься. Бордель настоящий…

Игоря Крячко нашел в просторном комфортабельном флигеле, пристроенном сбоку к коттеджу, где тот постоянно проживал. Войдя в небедно обставленное помещение, Стас увидел сидящего за столом нехилого парня лет двадцати восьми. Тот имел вполне приятные на вид черты лица (эдакий гибрид Тома Круза и Леонардо ди Каприо на рязанский фасон), которое уже несколько обрюзгло, скорее всего, от излишне разгульного житья. Перед Игорем на столе стояли откупоренная бутылка текилы и до половины опорожненный бокал.

Мельком взглянув на удостоверение гостя, Игорь кивком указал ему на стул напротив себя. Взяв в руки бутылку, он предложил чуть хрипловатым баритоном:

– Вам налить? Дружбана Аркашу поминаю. Хороший был мужик, земля ему пухом…

Пояснив, что он на службе и употреблять спиртное никак не может, Станислав добавил:

– …Вот о Мартыняхине я и хотел бы с тобой поговорить. Меня интересует его вчерашний день – куда вы с ним ездили, с кем встречались, были ли с кем-то у него конфликты или нет, и так далее.

Отставив бутылку, Игорь пьяно усмехнулся и с ноткой высокомерия уведомил:

– Я ничего не помню!

– Да-а? – Крячко произнес это жестко и категорично. – А если мы найдем, чем и как «освежить» твою память? Например, задержим по подозрению в групповом изнасиловании, совершенном с особой дерзостью и цинизмом? А?

Трезвея на глазах, шофер даже отшатнулся назад, недоуменно таращась на этого, невесть откуда взявшегося сурового опера.

– Ка… Какое изнасилование?! – возмущенно выпалил Игорь. – Это что за бред?!

Сочувственно улыбнувшись, Стас негромко произнес:

– А ваш недавний визит в «Золотой тюльпан» ты не забыл? Чем вы там в будуаре занимались на пару с «хорошим мужиком» Мартыняхиным?

– Ха! – Даже несколько подпрыгнув на стуле, шофер язвительно ухмыльнулся. – Ерунду-то не надо городить! Да, в «Золотом тюльпане» мы с Аркашей отодрали трех телок. Но там все было по доброму согласию – физической силы никто не применял. Девки отдавались добровольно!

Теперь уже Крячко, издав столь же язвительное «ха!», вкрадчиво поинтересовался:

– Может, ты еще хочешь сказать, что девчонки сами вас домогались? Да? А ты не боишься, что кто-то из них возьмет да и напишет заявление о том, что бенефициар данного торгового предприятия, пользуясь своими властными полномочиями, под угрозой увольнения, принудил потерпевшую к вступлению в интимную связь с собой и своим персональным водителем? Причем в присутствии посторонних лиц, что значительно усугубило ее и без того тяжелую моральную травму. А? Аркаши-то уже нет, бояться-то им уже нечего. А отквитаться кому-то наверняка захочется… Случись такое – я тебе не завидую. Таких красавчиков на зоне о-о-чень любят. Ах, ты владеешь тхэквондо? Ничего, на зоне на всякое тхэ найдется своя монтировка.

В комнате повисло тяжелое молчание. Толчком отодвинув бокал с текилой, шофер почти с ненавистью взглянул на безжалостного гостя и зло поинтересовался:

– Чего вы хотите?

– Того, о чем уже сказал: мне нужна вся полнота информации о последних днях жизни гражданина Мартыняхина. Что тут непонятного?

– Хорошо… – сникнув, Игорь понуро кивнул. – Мне изложить устно или письменно?

– Лучше, конечно, письменно, – Стас одобрительно улыбнулся. – Бумага, авторучка есть? Вот и отлично! Садимся и пишем сочинение: «Как я провел последнюю неделю». Чем больше подробностей, чем больше имен и фактов – тем лучше. Ты уж постарайся написать на «отлично». Двойка – сам понимаешь – оценка очень нежелательная. Вперед!

Кривясь и морщась, шофер достал из ящика стола пачку принтерной бумаги и, взяв авторучку, начал быстро выводить строчки несколько корявым, но вполне различимым почерком. Когда Игорь уже ставил под своей писаниной дату и подпись, к ним вошел Лев Гуров.

– Ну, как у нас тут дела? – спросил он, глядя на исписанные листы бумаги.

– Дела у нас идут – лучше не придумаешь! – пробегая глазами по «сочинению» Игоря, откликнулся Крячко. – Игорь, вот тут у тебя написано: «С четырнадцати до пятнадцати часов были в ломбарде «Лондонский туман», проверяли наличие товаров и качество работы продавцов». Там что, обошлось без интима? Ах, с инти-и-мом… Понятно… Ну так и надо было написать! Что ж поскромничал-то? Скольких там «осчастливили»? Двух? Ну-ну… В общем, Игорь, так! Сейчас мы берем с тебя подписку о невыезде, и ты из этого «аула» – никуда, ни ногой. Сиди и думай о вечном. Заодно молись, чтобы в органы не поступили заявления – будь то из «Золотого тюльпана», или «Лондонского тумана», или откуда-то еще.

…Когда свою работу опера сочли достаточно завершенной, они вышли на улицу, миновав кисловато заулыбавшегося им вслед Эдуарда. Сев в машину, Станислав передернул плечами.

– Ф-фу-у! Ну, твою дивизию! Эх, и образцы ж тут собрались! Приеду домой – сразу в душ. Поверишь ли, как будто в кучу свиного навоза окунули. Нет, парни, я не святой. Спору нет! Я… Ммм… Не монах! Но уж такие, как этот Мартыняхин… Эти уж – и вовсе что-то аномальное. Что ни говори, но вел он себя, блин, не как мужик, а как какой-нибудь там макак на случке… Примитивная животина, у которой ни эмоций, ни чувств человеческих. Просто: потоптал – и попрыгал дальше. Все! Это что за общение с женщиной? Амеба двуногая, у которой ноль мозгов и всего одна извилина пониже спины. Тьфу!

Слушая эмоциональный монолог приятеля, Гуров с трудом сдерживал улыбку – во трактует! Прямо Спиноза с детективным уклоном. А Крячко, не на шутку расходившись, продолжал философствовать:

– …Вот почему на зоне принято «опускать» насильников? Да потому, что даже уголовники в основной своей массе понимают: женщину нельзя превращать в вещь, нельзя ее унижать и втаптывать в грязь. Падение Рима с чего началось? Я про это недавно в одном журнале прочитал. А с того, что рабовладельцы стали бесчинствовать с принадлежащими им рабынями. Но за это Риму пришлось заплатить тем, что в конце концов в грязи оказались и римские матроны. И пришел ему полный кирдык! А почему, Володь, как думаешь?

– Станислав Васильевич, вы так интересно рассказываете! Я бы так не сумел. Поэтому вас просто слушаю… – подруливая к воротам, откликнулся тот.

– Ммм!.. Интересно, говоришь? – переспросил Станислав. – Ну-ну… Так вот! Защитить свою страну могут только настоящие мужики. А настоящими мужиков делают достойные женщины. Но там, где женщин уронили, настоящих мужиков не найдешь днем с огнем!

– Полностью с вами согласен! – Выехав за проходную и остановившись на обочине, сержант энергично дернул вверх рычаг стояночного тормоза.

Гуров, зайдя в дежурку, взял у охранников флеш-карту с записанными на нее материалами видеосъемки. Они снова помчались по дороге в сторону лиственной рощи, из-за которой вверх возносился столб густого черного дыма. Было похоже на то, что горел какой-то мусор, наподобие кучи старых автопокрышек.

– Что-то мне это не нравится, – негромко обронил Лев, вглядываясь в тянущееся к небу облако черной гари. – Как бы не ДТП произошло на трассе над речкой…

И он оказался абсолютно прав. Когда они, промчавшись по дороге через рощу, свернули вправо и оказались над берегом Вишневки, в паре сотен метров от себя сразу же увидели перегородивший дорогу полыхающий бензовоз и две легковушки, лежавшие вверх колесами у самого обрыва над урезом воды. И с той, и с другой стороны трассы уже успело накопиться по несколько машин, водители которых, как видно, не знали, где бы и как бы им объехать это чадное пожарище. С разных сторон от горящего бензовоза небольшими группками стояли люди, как видно, обсуждая происходящее.

Подъехав поближе, опера вышли из «Волги» и подошли к ближайшим от них автомобилистам. Возмущаясь «раздолбайством всяких козлов тупорылых», очевидцы рассказали, что виновником ДТП был хозяин «Форда Мондео», которого занесло на «встречку», где он и столкнулся с автоцистерной. От удара бензовоз развернуло поперек, и он тут же загорелся. Вполне возможно, у него имелись технические проблемы, из-за чего содержимое емкости в момент удара выплеснулось наружу и от искры воспламенилось.

Сам «Форд» отбросило назад, и он столкнулся с летевшей следом за ним «Ауди». Обе «иностранки», кувыркнувшись через хлипенькое ограждение, покатились вниз по склону. Их водители и пассажиры остались живы, но некоторые получили серьезные ушибы и даже переломы. На попутных их уже отправили в Пятницкое. Водитель автоцистерны, по сути, не пострадал, отделавшись расквашенным носом. Он всего за пару мгновений до вспышки выскочил из кабины и отбежал на безопасное расстояние. Если бы эвакуироваться не успел, то сгорел бы заживо. Пожарную вызвали, но она еще не подъехала, хотя, как им гарантировали, где-то уже в пути.

– Ну, и что теперь будем делать? – Стас вопросительно взглянул на Гурова.

Тот задумчиво качнул головой.

– Надо или ждать пожарку, или объехать по другой дороге через Трубное… Володя, ты как думаешь? – спросил он подошедшего к ним сержанта.

– Да, давайте поедем по объездной… – предложил тот, окинув взглядом трассу. – А то, чего доброго, пожарка где-нибудь вдруг ненароком застрянет, и будем ее не знаю сколько ждать.

– Все, тогда едем! – решительно объявил Лев, направляясь к машине.

Володька развернулся, и они помчались в обратном направлении. Когда роща осталась позади и впереди снова показался Миллениум, сержант свернул вправо, на примыкавшую к трассе, еще старую дорогу с растресканным асфальтом. По извилистому проселку они помчались через лесистые пустоши, то взлетая на холмы, то ныряя в тенистые недра соснового бора. Через четверть часа с вершины очередного холма они увидели раскинувшееся у речки живописное, но уже отчасти урбанизированное село – помимо деревенских особняков, на фоне леса высился целый квартал пятиэтажек.

– Вот оно, надо думать, Трубное! – объявил Володька. – Точно! Вон указатель – «Трубное».

Глядя на сельские дома, Крячко непонятно чему вздохнул, а на его лице появилась ностальгическая улыбка… Поймав вопросительный взгляд Гурова, он с грустинкой пояснил:

– Дома тут прямо как в Васильевке, где жил мой дед, Ефим Никанорович. Какой же у него был бесподобный яблоневый сад! Как вспомнишь – ммм!.. – он со значением причмокнул и мечтательно прикрыл глаза.

Слушая его, Лев понимающе улыбнулся – в его памяти тоже остался яблоневый сад из далекого детства…