– Выходим сейчас, покатаемся по городу, я на заднем сиденье у Станислава. Вы, хлопцы, – Гуров кивнул Котову и Нестеренко, – прикрываете. Прокуратура, сидя в своем кабинете, руководит. На Калининском ребята нас обгоняют. Котов высаживается, я выхожу чуть дальше и направляюсь обратно к метро. Гриша смотрит – если видит наблюдение, уходить и играть не будем, я просто возвращаюсь в машину к Станиславу, он отвозит меня домой, вы работаете, дел вам хватает.

– А Кулагин? – спросил Нестеренко.

– Ждет три минуты и уходит, завтра придумаем что-нибудь поинтереснее.

Кафе было маленькое, уютное, домашнее, расположенное на узеньких переплетающихся переулочках Старого Арбата, сохранившихся в Москве каким-то чудом.

Посетители здесь случались тоже свои, арбатские, конечно же, немолодые и небогатые. Цены держались божеские, однако кафе «У Маши» выстояло, чем вся округа гордилась. Если местному жителю представлялся выбор: обедать в настоящем ресторане с зорким швейцаром, полированной мебелью, сверкающей посудой и длинным меню или откушать «У Маши», то человек вел гостя сюда, удивляя своей неприхотливостью. За счет своих посетителей кафешка и держалась.

Кулагин и Гуров не являлись завсегдатаями, но трижды обедали, и сегодня их узнали.

Хозяйка, Мария Петровна, женщина неопределенных лет, низко поклонилась:

– Здравствуйте, спасибо, что зашли, – забрала у мужчин плащи и шляпы и проводила к одному из четырех столиков.

– Мария Петровна, можете не торопиться, – сказал Гуров, глядя на молодую парочку, судя по скромной одежде, студентов. Посмотрел сыщик и в окно, за которым прохромала неброская фигура Гриши Котова.

– Лев Иванович, а ты не обижаешься, что я на «ты» перешел? – спросил Кулагин. – Около двадцати лет на «вы» обращался и тут разом, без приглашения.

– Генералу не положено к человеку званием ниже на «вы» обращаться, – ответил Гуров, раздумывая, по какому вопросу пригласила контрразведка. Да еще предупредила, чтобы проверился и сопровождение привел. – Ты, Паша, – продолжал Гуров, – человек мозговитый. Я рад тебя видеть, запоздало поздравляю с повышением. Много шпионов разоблачил?

Павел смутился, ответил нерешительно:

– Кое-что имеем, но мы теперь все больше по вашей линии. Прости за вопрос, вы сейчас делом на телевидении занимаетесь?

– Стараемся. Скажи, Паша, если на телевидении убивают диктора, преступление уголовное или политическое? – Гуров прищурил голубые глаза. – Не крути, скажи, как сам думаешь?

– Я не думаю, знаю, – Кулагин впервые не отвел взгляда. – Дело чисто политическое.

– А зачем, спрашивается, его на меня вешают?

– Лев Иванович, ведь я пришел, – ответил Кулагин.

– Без ведома руководства, рискуя лампасами! – Гуров не повысил голос, однако казалось, что он кричит.

– Не надо на меня давить, я позвонил и пришел, – Кулагин расправил плечи. – Ты сегодня как-то странно со мной разговариваешь.

Дочь хозяйки, совсем малолетка, поставила перед гостями два салата из отварной картошки, свеклы и селедки, которые ели по праздникам в войну, графинчик водки, бутылку нарзана.

– Спасибо, Настя, – Кулагин налил по рюмке, кивнул и выпил.

Гуров дал зарок не пить, пока дело не раскроет, но увидел, как из-за портьеры за ним наблюдает Мария Петровна; приподнял рюмку, кивнул хозяйке и тоже выпил. Он знал, хозяева считают их мелкими чиновниками расположенного неподалеку Внешторга.

Они закусывали, подбежала хозяйка:

– Картошечка и свекла своя, безо всякой химии. Водочка – «Кристалл». Мясо поджарим по госцене, набросим за масло да за труды праведные, дешевле невозможно.

– Мария Петровна, Господь с вами. Кто сказал, что мы такие уж бедные? – Гуров погладил заскорузлую ладошку женщины.

– А сюда другие не ходят, – она скорбно улыбнулась. – И угостить нам их нечем, да и скучно у нас.

– Ну, в Москве есть где повеселиться и деньги оставить! – рассмеялся Кулагин. – Вы нас не жалейте, мы мужички богатенькие.

Лицо хозяйки скривилось, в глазах возник страх. Оперативник понял: за его спиной появился кто-то, кого Мария Петровна страшно боится.

Послышались шаги двух человек, видно, вошли с черного хода. Гуров налил по второй, не повернулся.

– Привет, хозяюшка, – голос был с хрипотцой, тянул гласные.

– Здрасьте, здрасьте, изволите выпить? – Хозяйка попятилась.

– Ты дурочку-то из себя не строй! – Мужик тяжело облокотился на плечо Гурова. – Говоришь, одни пенсионщики на супчик захаживают, а тут вон какие бобры сидят.

Гуров хотел кончить дело миром, но понял: лишь потеряет время. Он взял «хозяина жизни» за мизинец, сломал его. С истошным воплем тот отлетел прочь, отброшенный Гуровым.

Парни были выпившие, расслабленные. Гуров вскочил, хватило двух ударов, после чего оперативник, ловко обыскав их, забрал два пистолета и рявкнул на Кулагина:

– Уходи, сейчас тут ментовка объявится.

Кулагин, не сильно ориентируясь в подобной ситуации, взял плащ и шляпу и быстро ушел. Дебил со сломанным пальцем так орал, что слышно было за километр.

– Не прикидывайся, не так уж и больно! – сказал Гуров. – Я из группировки Косого.

Гуров хотел обойтись без милиции. Не получилось, через парадные двери и черный ход вошли люди в милицейской форме.

– Бросьте оружие! – старшим был лейтенант.

– У меня его нет. – Гуров показал пустые руки и пошел на лейтенанта, говоря: – Я полковник милиции, выведи во двор и разберись. Если не послушаешься, лишишься всего, что имеешь, – и продолжал идти на лейтенанта, который начал пятиться.

Они вышли во двор. Гуров понимал, что участковый коррумпирован. И возможно, это стечение обстоятельств, а возможно, первый ход Попова. Но как он успел дать команду и подключить криминал? Гуров сунул под нос участковому удостоверение и заговорщицки сказал:

– Я встречался с агентом, времени на объяснения нет, забирай двух налетчиков, их оружие, объясняйся с начальством сам. Меня ты не видел. Если эта шпана появится здесь еще раз, ты без погон и пособий останешься. Коли умный, мы друг друга не знаем.

Для большей внятности и чтобы мент не тратил слов на ответ, Гуров ударил его чуть ниже ремня, потом забрал свой плащ и шляпу и ушел.

Он шел по проспекту, настроение было скверное. Информацию, которую хотел передать Павел, получить Гуров не успел. Следовало думать, как ее быстро получить. Сыщик шел уверенно, не сомневаясь, что наблюдение за ним не ведется, и неожиданно увидел «мерс» Станислава, остановившийся метрах в пятидесяти перед ним. Он не ускорил шаг, однако появление друга что-то означало, и то, что Станислав притормозил не рядом, настораживало. Гуров зашел в булочную, купил булку с маком. Станислав не остановил машину, значит, они под наблюдением. Не МВД и не ФСБ, такая акция мимо Павла не прошла бы. Авторитеты? Полоснули бы из «калашникова», и с концами. Впрочем, поднимать стрельбу в центре города без острой необходимости не станут, тем более – вешать себе на шею труп полковника. Однако Станислав, судя по всему, настроен серьезно. Вновь обогнал, встал впереди. Что-то сказать хочет. Думай, сыщик, думай. Появление «мерса» – сигнал опасности, ясно. В машину не берет, значит, не хочет засвечиваться как связь. На прямом проспекте от наблюдения не уйти. Метро рядом нет, надо сворачивать с проспекта. Правее идет Воровского, ныне Поварская, еще правее путаются Хлебный, Столовый, Скатертный, проходные дворы, «сквозняки», сам черт ногу сломит, далее следуют Герцена и Никитская, но туда лезть не нужно. Решено, он уходит с проспекта, пересекает Поварскую и разворачивается лицом к лицу. Ну сколько их может быть? Восемь-десять? Толпой не побегут, нападения не ожидают.

Где его станет ждать Станислав? Да, на Никитском, только не на четной стороне, где его собственный дом, а напротив, чуть выше желтого дома «полярников».

И тут сыщик увидел парочку. Ну, господа, это несерьезно, даже обидно! За кого же вы меня принимаете? Рисоваться под пьяного, одного в девку одеть? Такое в цирке хорошо, а в жизни очень даже дурной вкус! Сейчас я вам преподам маленький урок, какие урки умные, а менты дураки. Он вынул из кармана плаща пачку сигарет, начал искать зажигалку, как это делает всякий курящий, чуть спотыкаясь, тихо матерясь и невольно останавливаясь.

«Парочка», следовавшая за сыщиком, догнала его. Гуров молча ударил того, что изображал пьяного, в живот, задел по крашеной физиономии второго и в два прыжка оказался во дворе. В старой Москве проходных дворов много, а «черные» ходы остались повсеместно, так что выбор у сыщика был широкий. Гуров неторопливо пробежал под следующую арку, обогнул клумбу, перешел на шаг. Несмотря на плохую погоду, здесь гуляли няни и мамы с малышами. Преследователи будут интересоваться, кто тут пробегал, потому Гуров пересек двор не спеша, вышел на Поварскую. Если он правильно рассчитал место, где его будет поджидать Станислав, следовало двигаться в сторону Никитских ворот, но не по широкой и малолюдной Поварской. Гуров вскочил в троллейбус. Проехав остановку, выпрыгнул и вошел в магазин.

Глядя сквозь витрину, он увидел преследователей. Он засек две машины и трех топтунов, они явно не знали, в какую сторону направиться. Судя по одежде и манере держаться, ребята принадлежали к какой-то группировке. Их услугами могли воспользоваться и оперативники ФСБ, и парни из ментовки, не желающие «светиться» сами. «А кому я на ногу наступил? – спросил себя Гуров. – И в какой момент? Возможно, именно об этом и хотел предупредить меня Павел?»

«Не ведая того, я сделал острый ход, и противник решил меня изолировать? – рассуждал Гуров. – Возможно, зная о моих дружеских отношениях с Кулагиным, сунули Паше какую-то дезу, решили использовать втемную, наблюдение велось не за мной, а за ним? Уж слишком быстро появилась милиция, словно за углом стояли. Изолировать – совсем не значит убить, достаточно скомпрометировать. Связь между авторитетами и органами осуществляется на низшем звене – участковый, опер отделения милиции, скорее всего это родная ментовка, ФСБ не станет лезть в такое грязное дело. А от участкового до верха не дотянешься, слишком длинная цепочка, можно порвать в любой момент. Значит, даже в случае успеха я буду иметь лишь хвостик. А мне нужны не хвосты, а головы. Но как к ним подобраться?»

Здесь может помочь только Паша Кулагин, не исключено, у него имеется материал. Наверняка что-то есть, иначе он не пошел бы на конспиративную встречу, приехал бы в министерство, предлогов достаточно. И связано это с Авиловым и убийством диктора.

Гуров посмотрел в окно – филер болтался у палаток, неподалеку стояли «Жигули». Сколько людей и машин они могут послать на задержание одного человека? Почему прилипли к этому району, он мог пересечь Поварскую, дойти до Маяковской и уехать на метро.

Старший группы, ведущей гон на Гурова, из-за пристрастия к Джеку Лондону имел кличку Смок.

– Старшой, брось херней заниматься, – сказал сидевший в машине уголовник. – Слинял наш мент, следы остыли.

Смок, в прошлом опытный опер угро, знал: один из основных законов розыскной работы – не суетиться. И что-то Смоку подсказывало – полкаш не захочет уходить от своего дома. Во-первых, можно заскочить в подъезд и укрыться за стальной дверью, во-вторых, Гуров тут живет давно, хорошо знакомы переулки, дворы проходные. Здесь он или нет – пятьдесят на пятьдесят, но тут островок, а Москва – океан. Если они его упустили, то, считай, с концами. Тогда Гурова брать можно только завтра от работы или от дома, уже собранного и приготовившегося. И его, Смока, наверняка заменят. Чего начальство на мента ощерилось, неизвестно, ясно только: полкаш нужен сегодня, завтра, может, ему грош цена. Он либо держит информацию, либо может получить информацию.

Смоку катило под полтинник. Левка Гуров вырос на его глазах: способности, упорство плюс мощная поддержка. Сначала генерал Турилин, затем Орлов. Имей он, Смок, таких покровителей, тоже лазал бы по крышам, а не по подвалам. Смок не только опытный опер, он далеко не глупый человек, отлично понимал: взять Гурова живого не удастся, а убивать не велено. Остается одно – прострелить ему ногу или руку, вывести из строя, уложить в госпиталь. Но прежде его следует найти, а это возможно только в том случае, если он в данном районе, значит, уходить отсюда нельзя.

Заработал радиотелефон, недовольный голос спросил:

– Что у тебя?

– Он здесь, в ближайших переулках, – ответил Смок, – и мы его отсюда не выпустим.

– В переулках, – в голосе старшего слышалось недовольство. – Я те переулки знаю, там полк спрятать можно. Как же вы его выпустили из столовки? И задача пустяк – мужика изувечить, и деньги хорошие уже получены… Мать вашу! Совсем мышей не ловите.

– Ты волну не гони, ты этого мыша однажды ловил, еле откачали! – разозлился Смок.

– Вижу! – крикнул напарник.

Гуров воспользовался тем, что из магазина выходил высокий мужчина с коробкой на плече, и под его прикрытием выскользнул из дверей. Тут ему не повезло, из подворотни выкатился малыш на трехколесном велосипеде, сыщик сделал шаг в сторону и открылся.

Теперь решали секунды и везение.

Гуров рванул в сторону проспекта, за спиной звякнуло, стреляли явно с бульвара, с такого расстояния из пистолета не попасть. Он увидел кремовый «Мерседес», который подавал задом, распахнул дверцу, упал в салон.

Пуля шмякнула в борт машины, Станислав недовольно сказал:

– Увечить чужое имущество – дело нехитрое. – Нарушая все правила, крутанул руль налево, подрезал «Волгу» и ушел в туннель.

Через несколько минут они припарковались у министерства и вошли в здание.

– Надо сказать, работают против нас какие-то извозчики, – заметил Станислав.

– А где им профессионалов взять? – Гуров вызвал лифт. – Идет подковерная возня, под ковром используют мышей. Никто не рискнет пустить в ход профессионалов. – Глядя в зеркало лифта, он поправил галстук, а Станислав не преминул заметить:

– Пальчики-то дрожат, господин полковник.

– Ну, извини! – Гуров развел руками.

Они молча миновали секретаря, вошли в кабинет генерала Орлова, где, на их счастье, никого, кроме хозяина, не было.

Петр Николаевич, который терпеть не мог мундир, сидел за письменным столом в свободной рубашке. Генерал писал – дело обычное, вызывавшее в сыщиках чувство вины и сострадания. Сами они писать докладные, рапорты и прочую бумажную мутатень терпеть не могли, а бумажное хозяйство – это тебе не задержание паршивого убийцы, оно оседает навсегда, за неловко составленную бумагу можно ответить и через год, и через десять лет. Как ты валялся в канаве и пуля чмокнула рядом, никто и не знает, а что написал пять лет назад – любому грамотному понятно.