Для поездки в Антонову Балку Вахитов выделил Гурову служебную машину. За рулем сидел Семен Лежаков. По пути познакомились и разговорились.
– Всю официальную часть, связанную с убийством, мне доложили в подробностях в районном отделении, – сказал Лев Иванович Лежакову. – А от тебя мне бы хотелось услышать что-нибудь неофициальное. Ну, что-то такое, что осталось у тебя в душе и о чем ты не сообщил начальству. Только не говори, что ничего особенного у тебя нет! Есть, я знаю!
– А если и есть, что с того? – с долей иронии поинтересовался Лежаков.
– Ну, так расскажи, – попросил Гуров.
– Так вы тоже вроде как начальник, – усмехнулся Семен. – Своему начальству я, допустим, не рассказал, а вам возьми и расскажи. Нелогично как-то получается, товарищ московский полковник.
Лежаков Гурову также понравился с первого же взгляда, как и его начальник Вахитов. Этот Лежаков, даром что молодой, не испытывал перед Гуровым никакой робости, не силился казаться лучше, чем он есть на самом деле, – словом, был самим собою. И это было замечательно, потому что Гуров знал, с кем имеет дело, и, соответственно, прекрасно понимал, как себя с Лежаковым вести. «Все они здесь такие, что ли? – подумалось Гурову. – Просто какой-то девственный заповедник, а не кусок России!»
– Да какой я тебе начальник, – усмехнулся Лев Иванович. – Я такой же опер, как и ты. А звание… да и черт с ними, с этими званиями! Разве дело в них? А потому забудь про мое звание и зови меня запросто – Лев Иванович.
– Лежит у меня на душе тяжкая оперативная тайна, – после некоторых раздумий сказал Лежаков. – Лежит, проклятая, и терзает мне душу…
– Начало многообещающее, – улыбнулся Гуров.
– А продолжение будет еще интереснее, – пообещал Семен. – Дурак я, вот что.
– Неужели? – не поверил Лев Иванович.
– Точно. И Васька Курятников… антоновский участковый, то есть… тоже дурак. Получается – два дурака. Я – потому что вовремя не догадался у него спросить, а он – потому что не додумался мне рассказать. Вот и рассудите – разве не дураки?
– Да о чем речь-то? – с искренним интересом спросил Лев Иванович.
– Об убийстве, о чем же еще… А вернее, об убитом.
– Ну-ка, ну-ка…
– Да дело-то простое… Вот смотрите, что получается. Убитый – человек не местный. Так?
– Ну так, – согласился Гуров.
– А коль он не местный, то, значит, никакой собственной крыши над головой у него в Антоновке нет. Правильно?
– Правильно, – снова согласился Лев Иванович, хотя пока и не понимал, к чему Лежаков ведет.
– А ночевать-то ему где-то надо или нет?
– Наверно, надо… – осторожно предположил Гуров.
– Вот! А где он, по-вашему, может переночевать в Антоновой Балке?
– Да где угодно… Например, в каком-нибудь сарайчике или, допустим, под той же ивой, где его и нашли убитым. На дворе-то – лето.
– Ну, это вряд ли, – не согласился Семен Лежаков. – На дворе-то, конечно, лето, но ведь роса. А от нее так вымокнешь и озябнешь, что – мама не горюй! Даром что июль. Вот я и подумал: а где же он ночевал, убитый-то? Конечно, могло статься, что и нигде. А как только он вошел в Антонову Балку, так сразу же его обухом по голове… Пришел, значит, к Вороновым, сцепился с ними, они его вышвырнули, накостыляли ему – и того… Но ведь так не может быть? А, Лев Иванович? Версия же просто невероятная! Тем более что убили его через сутки после конфликта. Ну так где-то эти сутки он обретался! Под чьей-то крышей. Не собака же он бездомная! Это собаке не нужна крыша, а человеку – требуется.
– Да, наверно, – согласился Гуров. – Ну, может, он попросился к кому-то на ночлег.
– Э нет! К кому-то – слово неправильное! Не к кому-то, а к одной конкретной особе! Об этом мне и сказал Васька Курятников… ну, участковый… когда я позвонил ему нынешней ночью. Меня осенило, я и позвонил. Антоновский народ простой и недоверчивый, сказал мне Васька, и абы кого на ночлег к себе не пустит. Тем более – по виду бродягу! И только одна особа во всей Антоновой Балке согласилась бы приютить кого угодно, хотя бы и этого бродягу! Только одна! Стало быть, если убитый и провел где-то ночь, то только у нее! А уж Васька Курятников эту особу знает как облупленную! – выпалил Семен Лежаков и перевел дух.
– Продолжай! – энергично взмахнул рукой Гуров. Кажется, он начинал понимать, к чему клонит молодой оперуполномоченный.
– Ну и вот… А коль он там ночевал, то, стало быть, с кем-то и о чем-то говорил. Общался, так сказать. Быть того не может, чтобы не общался… Например, с хозяйкой или еще с кем-то. Ну а коль общался, то мог что-то поведать и о себе. Кто он такой, для чего прибыл в Антонову Балку и так далее… Более того! Там-то он мог зацепить и своего убийцу. Знаете, как оно бывает? Слово за слово, ты – мне, я – тебе, и вот он уже и конфликт. А где конфликт, там и до убийства рукой подать. Особенно если по пьяному делу.
– А что, в том постоялом дворе и пьяное дело существует? – поинтересовался Гуров.
– То-то и оно! Та особа, о которой я веду речь, одинокая старуха. Со слов участкового, самогонщица. Ну и, кроме того, пускает к себе на ночлег за долю малую… Всяких пускает – и пришлых, если таковые случаются, и своих, антоновских. Никакой гостиницы в деревне, понятное дело, нет – вот она и есть гостиница. А к тому же самогон у нее. Все местные пьющие мужики у нее обретаются и даже, бывает, ночуют. Какой-никакой, а старушке приработок. А на самом-то деле настоящий притон – вот что я скажу! Обо всем этом мне и поведал сегодня ночью Васька Курятников. Что ж ты ничего не сказал мне раньше? – спрашиваю я. Ведь мы с тобой вчера целый день бороздили деревню вдоль и поперек в поисках свидетелей! А свидетели-то – вот они, рядом! Забыл, отвечает. Дурак, говорю я ему. Сам дурак, отвечает. Мог бы и спросить у меня насчет притона.
– Получается – целых два дурака! – весело рассмеялся Гуров.
– Вот я и говорю, – горестно подтвердил Семен. – Но ведь и это еще не все!
– Ну да? – не поверил Лев Иванович.
– Точно… Мне бы, по-хорошему, сегодня нагрянуть в этот деревенский притон и произвести там расследование по полной программе, а – не могу! Верней, конечно, могу, но толку от того не будет никакого!
– Это почему же? – поинтересовался Гуров.
– Да по простой причине. Потому что эта чертова старуха ничего мне не скажет. Умрет под пытками – а все равно не скажет!
– И в чем же причина? – поинтересовался Лев Иванович.
– В первую очередь – в участковом. Он, видите ли, пребывает с этой старухой в контрах по причине самогоноварения и содержания притона. И она на него за это в обиде. А значит, ничего ему не скажет – назло. Ну, и мне заодно не скажет, потому что вчера я целый день бродил по деревне чуть ли не в обнимку с участковым. Народ, конечно, нас видел, ну, и эта проклятая бабуля тоже, наверно, видела. А значит, и мне она ничего не скажет – тоже назло за то, что я якшался с Васькой Курятниковым.
– Ну а как зовут эту зловредную бабулю? – спросил он.
– Макаровной, – нехотя ответил Лежаков. – То есть полное ее имя – Елизавета Макаровна Евдокимова. Вредная старушка! Ехидная! И вот как мне быть – ума не приложу. По-хорошему, ее надо бы допросить с пристрастием, да ведь, говорю, ничегошеньки не скажет.
– Ну а я на что? – спросил Гуров. – Меня-то пока в присутствии участкового никто не замечал.
– А и то верно! – обрадовался Лежаков. – Вот, значит, вы к ней и ступайте. А я побуду в сторонке где-нибудь на околице. А уж потом встретимся и обсудим, что к чему.
– Задание понял! – отрапортовал Гуров. – А только как я ее найду, эту Макаровну?
– А очень просто, – сказал Семен и стал пояснять: – Пойдете вдоль по улице, и у первого встречного спросите – а где здесь живет Макаровна? Вам и покажут. А если спросят зачем, то скажите, что насчет самогону. Тогда у народа не останется никаких подозрений насчет вашей персоны. Потому что понятно: человек ищет, где бы ему опохмелиться. А где же еще, как не у Макаровны?
Приехали. На околице деревни их встретил тот самый участковый Василий Курятников, которого Вахитов, оказывается, тоже поднял по тревоге и быстрым аллюром направил в Антонову Балку встречать Гурова. Поздоровались, коротко представились. Как договорились, так и решили действовать. Лежаков с Курятниковым остались на околице, а Гуров отправился вдоль по улице искать старуху Макаровну. И действительно, первый же встреченный деревенский мужик указал Гурову точные координаты самогонщицы. Правда, какие-то остаточные сомнения относительно личности Гурова у мужика все же остались, потому что, когда Гуров поблагодарил и удалился от мужика на целых, наверно, восемьдесят метров, тот по-прежнему смотрел ему вослед, не двигаясь с места. Ну да это, конечно, пустяки, проистекающие из особенностей деревенской психологии: народ в Антоновой Балке, как Гурову уже было известно, проживал недоверчивый.
– Ау, хозяева! – окликнул Гуров, подойдя к калитке дома, в котором обитала старуха Макаровна. Пока ждал отклика, осмотрелся. Дом не слишком ухоженный: забор покосился, калитка висела на одной петле, в отдалении стоял скособоченный сарай, на огороде бурьян… Да оно и понятно: в доме проживала одинокая старуха и кто ей поможет управляться с хозяйством? У всякого в деревне и своих нужд, как известно, поверх головы. А может, все дело было и не в отсутствии помощников по уходу за хозяйством, а в образе жизни самой Макаровны. Содержать притон – дело трудное, хлопотное само по себе, тут уж не до калитки и не до бурьяна на огороде.
– Хозяева! – не дождавшись ответа, повторно окликнул Лев Иванович.
И на этот раз не безуспешно. На зов Гурова из сеней на крылечко выкатилась кругленькая, упитанная благообразная старушка, увидев которую сыщик даже рот разинул от невольного удивления. «Вот тебе и самогонщица, вот тебе и содержательница притона!» – подумал он. Уж кого-кого, а всяких содержателей и содержательниц притонов Лев Иванович за долгие годы работы сыщиком навидался немало. И никто из них не был даже близко похож на старушку Макаровну! По внешнему виду не зловредной старушенцией была эта самая Макаровна, а просто-таки пряничной бабушкой из детской сказки! Впрочем, из всякого правила бывают исключения, так почему бы старушке Макаровне как раз и не быть таким исключением? Так размышлял Гуров, разглядывая старушку, а о чем размышляла старушка, разглядывая Льва Ивановича, никому ведомо не было, кроме, конечно, самой старушки.
– А что тебе надо? – спросила старушка у Гурова.
– Елизавету Макаровну Евдокимову мне надо, – ответил сыщик.
– А для чего? – поинтересовалась старушка.
– Разговор у меня к ней есть, – сказал Гуров. – Серьезный.
– А о чем?
– Из социальной службы я, – сочинил на ходу Лев Иванович. – Езжу вот по деревням, беседую со стариками. Может, чем-то помочь надо…
– Из района, что ли? – продолжала допытываться старуха.
– Нет, – торопливо сказал Гуров, – не из района. Аж из самой области.
– То-то я смотрю – не видала я тебя в районе. А я-то там, считай, всех знаю. А твоя личность мне незнакомая…
«Ух! – обрадовался в душе Гуров. – Это я удачно приврал! Скажи, что я из района, – разговор вряд ли состоялся бы. Макаровна тут же меня бы изобличила и с позором изгнала!»
– Так могу ли я видеть Елизавету Макаровну? – спросил сыщик.
– Я самая она и есть. Входи в калитку.
Гуров вошел и приблизился к крыльцу. Макаровна молча сделала знак рукой – заходи, мол, в дом. На крыльце какие могут быть разговоры?
Войдя в дом, Гуров и тут первым делом осмотрелся. Он, конечно, не так часто бывал в исконно крестьянских домах, но тем не менее общее представление об их устройстве и интерьере все же имел. И, по мнению Льва Ивановича, дом старушки ничем не отличался от представления Гурова о крестьянских домах. Все было чистенько, аккуратненько и от этого покойно и уютно. Ну просто ни с какого боку это жилище не походило на притон!
– Значит, вы и есть Евдокимова Елизавета Макаровна? – спросил он.
– Да ты уже вроде как бы об этом спрашивал… – с удивлением глянула на него старуха. – Или забыл? Что ж ты так быстро забываешь? Али ты не начальник? Начальники, они все помнят!
– Да я-то помню, – улыбнулся радужной улыбкой Гуров. – Это я так, для уточнения.
– А чего тут уточнять? – Похоже, старуха Макаровна все еще испытывала по отношению к Гурову некоторое сомнение и даже, может быть, подозрение по поводу его загадочной личности. Явился, видите ли, незнамо кто и незнамо откуда, задает вопросы и тут же их забывает… – Чего тут, спрашиваю, уточнять? Как будто я за это время из Елизаветы Макаровны могла превратиться в какую-нибудь Матрену Федотовну! Плохой ты начальник, коль сразу забываешь! Начальник – он должен быть памятливым! К тому же сегодня – воскресенье, выходной, стало быть, день. А ты вот взял да и приехал… Да где же это видано, чтобы начальство по выходным дням трудилось? Ему-то, начальству, полагается в выходные отдыхать. Вот, к примеру, как наши дачники. А они-то все сплошь начальники! Как только выходной или, буду говорить, какой-нибудь праздник, так они сразу же и наезжают. И хоть бы тебе палец о палец! Выставит пузо и лежит цельный день на солнышке. Или – с удочкой на реке. А то еще – бродят с задумчивым видом по лесу или по лугу. Я, говорит, общаюсь с природой… А вот ты отчего не лежишь кверху пузом да не бродишь, коль выходной день? А вот взял – да и приехал…
«Эк, говорливая какая!» – весело подумал Гуров.
– Времени не хватает, бабушка, – тяжело вздохнул он. – Вот просто-таки ужасная нехватка времени! Не успеваю! Вас, стариков, много, и деревень тоже много, а нас, начальства, мало… Вот и приходится работать по выходным дням. Ничего не поделаешь!
О проекте
О подписке