– Я тоже на это надеюсь, – вздохнула Мария. – Потому что еще неизвестно, что было бы хуже. Беда с этими творческими личностями! В их представлении творчество и водка неразделимы. Сколько творческих порывов погибло на дне бутылки – об этом они не думают…

– Ну, я-то знаю по крайней мере одну творческую личность, которая не имеет пороков, – улыбнулся Гуров. – Но, видимо, эта личность просто счастливое исключение. Будем работать с тем материалом, который есть. Что выросло, то выросло.

– Пожалуйста, отнесись к бедному Генке со снисхождением, – попросила Мария. – Я знаю, ты не терпишь неряшливости и легкомыслия, но ему и так уже досталось… И если все его жалобы окажутся выдумкой, то… Ну я не знаю… Постарайся привести его к нам, что ли… Все равно нужно будет думать, как ему помочь. Я постараюсь найти хорошего психиатра.

– Да уж, психиатр нам не помешает, – согласился Гуров. – Даже в том случае, если у нашего родственника имеются реальные причины чего-то опасаться.

– Ну, не отчаивайся! – ласково сказала Мария. – Может быть, все не так плохо. Мне кажется, ты сумеешь помочь.

Гуров не был в этом уверен, но спорить не стал. Он был страшно рад, что намечавшийся семейный разлад разрешился так скоро и благополучно. Он поехал в главк, дав себе мысленно зарок никогда больше не повторять подобных ошибок. На душе у него стало легко и спокойно, и даже предстоящая встреча с неряшливой творческой личностью уже не раздражала его. Тем более что перспектива этой встречи откладывалась, как он понял, на довольно неопределенное время.

Однако тут Гуров ошибался. Пока он добирался, произошло много событий. Милейший Генка Перфилов успел созвониться с Марией, все выяснить и оказаться у главка раньше Гурова. Когда тот подходил к подъезду, Перфилов уже ждал его, но почему-то не у входа, а на углу. Было очень заметно, что фотограф нервничает. Бутылка пива, зажатая в его правой руке, сильно раскачивалась, грозя расплескать свое содержимое на одежду Перфилова. Как раз в тот момент, когда Гуров собирался окликнуть его, он с грехом пополам поднес ее ко рту и сделал огромный судорожный глоток. Да, должно быть, припекло его здорово.

Как ни странно, Гуров узнал Перфилова сразу. Он вспомнил, что однажды ему приходилось видеть этого человека. Он появлялся в театре на какой-то премьере – с поздравлениями и цветами. Они даже немного общались, кажется. Впрочем, Гуров не обратил тогда на этого человека внимания. Перфилов был слегка пьян и немного рисовался, а этого сочетания Гуров всегда терпеть не мог. Неудивительно, что он так быстро выбросил дальнего родственника из памяти. Правда, время от времени родственники имеют обыкновение напоминать о себе, в чем Гурову и предстояло теперь убедиться.

Перфилов действительно выглядел неважно. От Марии Гуров знал, что ему тридцать пять лет, но сейчас ему запросто можно было дать больше сорока. Первое впечатление о Перфилове осталось у Гурова совсем другое – когда-то это был круглолицый, румяный и, в общем-то, симпатичный мужчина. Теперь перед ним стоял измотанный, даже изможденный человек в обвисшем костюме и с траурной каймой под ногтями. Серая кожа на щеках была покрыта морщинами. В глазах стояли страх и неуверенность.

Завидев Гурова, Перфилов виновато улыбнулся и как-то осторожно, бочком приблизился. Гуров остановился и на всякий случай спросил:

– Геннадий Валентинович? Я не ошибся? Однако быстро вы! Признаться, не ожидал!

– Да вот подумал, что тянуть? – пробормотал Перфилов, втягивая голову в плечи. – Но если вы заняты…

– Я занят, конечно, но это ничего, – радушно ответил Гуров. – Мы и с вами сейчас разберемся, и с прочими делами тоже. Мы тут как Цезари, понимаете…

Перфилов не отреагировал на шутку. Он терпеливо и даже подобострастно слушал Гурова, но его интересовало прежде всего что-то конкретное. «Да, здорово его припекло! – опять подумал Гуров. – По самое не могу».

Вслух же он сказал совсем другое:

– Ну что же, пойдемте в мой кабинет, там и поговорим.

На лице Перфилова появилось озабоченное выражение. Он заговорил, запинаясь и делая длинные паузы:

– Вы знаете, Лев Иванович, я бы предпочел здесь поговорить… Мне, честно говоря, было бы спокойнее… На меня и так уже ваши коллеги косо посмотрели, я потому вот и от входа отошел… Не люблю, когда на меня косо смотрят… Да и дело все-таки личное, я ведь не хочу официально ни о чем заявлять…

Гуров неосторожно вдохнул, и в нос ему немедленно ударил сопроводивший слова Перфилова запах вчерашнего еще, вроде бы водочного, перегара вкупе со свежим пивным. Он непроизвольно поморщился и решил, что действительно нет никакой необходимости тащить этого человека в кабинет по коридорам главка, демонстрируя его по пути всем не в меру любопытным сотрудникам.

– Ну что ж, личное так личное, – легко согласился Гуров, отходя еще немного в сторону, под сень большого дуба. Перфилов охотно последовал за ним. – Давайте выкладывайте вашу проблему.

Перфилов совсем смешался и растерянно замотал головой.

– Я, собственно, даже не знаю, как все это рассказать… – выдавил он из себя наконец.

– А вы все-таки попробуйте, – построжел Гуров. – И очень прошу вас не размазывать кашу по тарелке, потому что у меня много других дел.

– Я понял, – поспешно ответил Перфилов. – Я сейчас же… Я просто не знаю, как все это выразить. Ужасно неловко…

– Вы что-то натворили? – жестко спросил Гуров. – Это что-то серьезное? Если серьезное, то с него и начинайте. Так будет проще, поверьте.

– Гм, дело в том, – замялся Перфилов, не зная, куда спрятать глаза. – Дело в том, что я сам не знаю, что я такого натворил… Я, знаете ли, три дня был, это… в запое. Мало чего помню, – он виновато пожал плечами.

– Но ведь не просто же так вы пришли ко мне? Давайте излагайте! Чего-то вы не помните, но тем не менее какую-то информацию вы хотели довести до моего сведения?

– Да, хотел, – потухшим голосом признался Перфилов. – Только она вам покажется идиотской, наверное… Меня, кажется, хотят убить, Лев Иванович!

Он посмотрел на Гурова, и в глазах его отчетливо читался страх – но не страх смерти, а страх, что ему не поверят.

– Ну, допустим, – кивнул Гуров. – В наше время в этом нет ничего невероятного. Вероятно, вы догадываетесь, кто желает вашей смерти?

– В том-то и дело, что нет! – с отчаянием воскликнул Перфилов. – Я как кретин напился и, наверное, перешел кому-то дорогу. Больше-то чего же? Я вообще-то пьяный не шебутной, Лев Иванович, но кто его знает… В принципе мог и на скандал нарваться.

– Но у вас есть хотя бы какие-то предположения, кому вы могли перейти дорогу? – спросил Гуров.

– Никаких абсолютно, – сознался Перфилов. – Один туман.

Вид у него был совершенно несчастный. Вообще-то Гуров не терпел пьяниц, но все-таки он тоже был русским мужиком и понять кое-что мог. Тем более что сидящий перед ним человек никак не был похож на закоренелого мерзавца. Да и на больного, одержимого белой горячкой, тоже.

– Хорошо, давайте попробуем с другой стороны, – предложил Гуров. – Что навело вас на мысль, будто вас хотят убить? Были какие-то попытки?

– Собственно… – проблеял Перфилов. – Как тут сказать… Да, пожалуй, что были. А главное, я домой боюсь идти. Они там были!

– Кто?

– Трое каких-то типов. Ни одного из них раньше не видел. Смуглые, в черном, такие… решительные. Ездят на большой темно-зеленой тачке. Я на ней их дважды видел, когда немного в себя приходил. Но ни номера, ни марки не рассмотрел. Просто боялся близко подойти… Последний раз они около моего дома стояли. В ту ночь, когда я из запоя вышел. Они меня в квартире ждали. Но я сумел их вычислить и по телефону позвонил. У меня там автоответчик – вот я и наплел, будто стою у входа в Сокольники. У меня расчет был – если они в квартире, значит, клюнут на удочку. Так и вышло! Пяти минут не прошло, а они выскочили, и в машину! Но я, конечно, домой уже не пошел. Вдруг кто-то там остался?

Перфилов невольно увлекся, рассказывая, – глаза его заблестели, и на щеках появился бледный румянец. Но Гуров никак не мог разделить его воодушевления.

– Погодите! – сказал он. – Вы уверены, что люди, которых вы видели, находились у вас в квартире? Вы видели, как они выходили из вашей двери?

Взгляд Перфилова сразу сделался беспомощным. Он развел руками и произнес:

– Я так и знал, что вы мне не поверите! Правда, я их не видел, но я уверен, что они ждали меня. Ну, понимаете… Был такой момент, когда за мной гнались. Кажется, даже стреляли… И потом, когда я был у своей… гм, знакомой, к ней пытались проникнуть в квартиру…

– Стоп-стоп-стоп! – предупредительно воскликнул Гуров. – Вы меня окончательно запутали. Давайте вот что сделаем – вы расскажете все по порядку. Вспомните отправную точку, с которой начались ваши неприятности, и танцуйте от нее – все, что сумеете вспомнить. Только в строго хронологическом порядке и по возможности не пропуская подробностей.

– Я попытаюсь, – послушно сказал Перфилов.

Он уже открыл рот, чтобы начать, как вдруг Гуров заметил выходящего из здания главка Крячко. Стас тоже заметил Гурова и махнул рукой. Для человека несведущего, хотя бы для того же Перфилова, этот жест означал всего лишь приветствие. Для Гурова же было совершенно очевидно, что у Крячко есть к нему важный разговор. Он не успел оглянуться, как Крячко уже подскочил к ним.

– Я извиняюсь! – решительно сказал он. – Но это очень хорошо, что я тебя так быстро нашел! Понимаю, что некстати, но его превосходительство требует тебя к себе срочно. У него там сейчас какой-то чин из прокуратуры, и они хотят задать тебе несколько вопросов по убийству Гловацкой…

– А ты не мог сам ответить на эти несколько вопросов? – недовольно поинтересовался Гуров. – Тем паче что отвечать пока нечего.

– Примерно так я им и сказал, – с серьезным видом сообщил Крячко. – Его превосходительство остался мною доволен и поставил крепкую тройку. Теперь к доске вызывают тебя. – Стас усмехнулся и, ничего больше не говоря, с чувством выполненного долга направился обратно ко входу в главк.

– Трепач. Хоть бы постороннего человека постеснялся, – беззлобно сказал ему в спину Гуров и, обернувшись к Перфилову, предупредительно сказал: – Сожалею, но меня вызывает начальство. Придется вам немного подождать.

Его поразило застывшее, напряженное лицо фотографа – тот явно был растерян и даже шокирован. Неужели он так болезненно воспринял помеху в их беседе? Если так, то для мужчины Перфилов был слишком чувствительным. Это качество в людях Гуров не любил даже больше, чем запойное пьянство.

«Ничего, голубчик, потерпишь! – думал он, направляясь в кабинет генерала Орлова. – Еще неизвестно, у кого вопросы труднее. И вообще, крайне неприятный человек этот Перфилов. В его возрасте стоило бы быть чуточку помудрее. Умудриться натворить что-то и ни черта не помнить! Но ничего не поделаешь – я люблю свою жену, а за любовь приходится платить. Выслушаем Геннадия Валентиновича, никуда не денемся…»

Однако Гуров ошибся. Когда он вернулся от «его превосходительства», Перфилова на месте уже не было. На немой вопрос Гурова ответил Крячко, весело куривший все под тем же деревом:

– Твой собеседник удрал. Я на воздух захотел и, когда выходил, видел, как он драпал. Полное впечатление, что у него живот скрутило не на шутку. Побледнел весь, затрясся… Он у тебя запойный, что ли?

– Выходит, запойный, – рассеянно ответил Гуров. – Только не у меня. Он сам по себе запойный. И давно ушел?

– Да минут пятнадцать как, – ответил Крячко. – А что?

– Не договорили мы с ним, – встревоженно вздохнул Гуров.

– Я вообще так понял, что это твой знакомый, верно? Что-то я раньше его не встречал вроде? Что он вообще за чудак такой? – В Крячко проснулось здоровое любопытство.

– Дальний родственник, – сказал Гуров. – Со стороны Марии. Перфилов Геннадий Валентинович. Чего-то накуролесил по пьянке – теперь сам не поймет что. Просил вот помочь, а сам сбежал… Наверняка уже и след простыл. А ты чего рот открыл-то? Привидение увидел?

Действительно, с Крячко происходило что-то непонятное. Его круглое простецкое лицо вдруг приобрело растерянное выражение, рот сам собою раскрылся, а в глазах появился самый настоящий испуг. Гуров невольно даже оглянулся через плечо.

– Не наблюдаю никаких духов, – недовольно сказал он. – Что ты рожи-то корчишь? Или я так изменился после визита к генералу?

– Как, ты говоришь, фамилия этого родственника? – вместо ответа тихо произнес Крячко.

– Перфилов, – сказал Гуров, настораживаясь. – Геннадий Валентинович. Под судом и следствием не состоял, насколько известно. А что тебя вдруг так смутило? Ты эту фамилию где-то слышал?

Крячко не сразу сумел ответить. Сначала он долго и беспомощно тыкал пальцем в зажатую у него под мышкой папочку и только через минуту наконец выдавил:

– Тут результаты экспертизы, Лева. В квартире Гловацкой нашли три сотовых телефона. Теперь установлено, что два из них принадлежали хозяйке, а третий… А вот третий, Лева, принадлежал гражданину Перфилову Геннадию Валентиновичу. Такие вот пироги.