Этот факт со всей очевидностью указывал, что нужно продолжать поиски, и Гуров отправился в Сокольники на встречу с руководством спецшколы.

Приговы жили на улице Короленко, а специализированное учебное заведение «с уклоном» располагалось на Русаковской. Притормозив возле школы, Лев вышел из машины и направился к главному входу. Он решил, что в данном случае нет необходимости придумывать какую-то «легенду», объясняющую его появление здесь. «Сложный характер» Кости и неоднократные «приводы» делали необязательным сохранение инкогнито и давали возможность вести разговор официально.

В соответствии с требованиями современных реалий в вестибюле школы располагалась обязательная охрана. Предъявив удостоверение, Гуров сказал, что ему необходимо поговорить с директором.

– С Тамарой Михайловной? – вопросительно и настороженно рассматривая его, переспросил охранник, дюжий молодой парень с пухлыми губами и длинными густыми ресницами.

– Да, по-видимому, с ней, – ответил Лев, которому имя директора не было известно.

– Ее кабинет на втором этаже. Если хотите, я узнаю. Может быть, у нее сейчас занятия.

Тревожное выражение не сходило с лица парня, ему явно хотелось предупредить любимое руководство о надвигающейся опасности, но он не знал, как это сделать.

– Спасибо, не нужно, – отказался от предложенной любезности Гуров, проходя через турникет. – Я разберусь.

Поднявшись по лестнице, он без труда нашел дверь с надписью «Приемная» и, войдя, обнаружил в «предбаннике» молоденькую секретаршу.

– Добрый день. Тамара Михайловна у себя? – вежливо поинтересовался полковник.

– Да. А вы по какому вопросу?

– По личному, – ответил он и, поднеся к глазам девушки развернутое удостоверение, без лишних слов прошел в директорский кабинет.

Там за большим столом с оргтехникой и неимоверным количеством каких-то бумаг сидела хрупкая темноглазая женщина, сосредоточенно изучавшая один из лежавших на столе документов.

– Здравствуйте, я бы хотел поговорить об одном из ваших выпускников. Константин Соловьев, он учился здесь. Окончил школу два года назад.

Говоря это, Гуров в очередной раз предъявил удостоверение. Когда Тамара Михайловна прочитала фразу «уполномоченный по особо важным делам», на лице ее появилось такое же вопросительное и испуганное выражение, как и у молодого охранника.

– Что он натворил? – подняв на Гурова встревоженный взгляд, проговорила она.

– Возможно, что ничего, – поспешил успокоить Лев. – Костя просто пропал с радаров, и я пытаюсь выяснить, что могло произойти. Родственников, по-видимому, не очень интересует его судьба, беспокойство проявили посторонние люди. Мама его одноклассника обратилась ко мне с просьбой помочь отыскать этого молодого человека. Выяснилось, что никому даже неизвестно толком, где он проживает, поэтому я решил начать с самого начала и попробовать связаться со школьными друзьями Кости. Может быть, с кем-то из них он сохранил контакты.

По мере того, как полковник продолжал свою речь, Тамара Михайловна становилась спокойнее, но ее первая реакция была весьма характерной.

«Уже второй раз при упоминании имени этого Кости у собеседника возникает устойчивая ассоциация с неким эксцессом, – подумал Лев, припоминая недавний разговор в коммуналке. – И этот парень сразу же решил, что я „из ментовки“, как будто это единственное место, откуда могут прийти за Костей. Да и директриса при одном лишь упоминании этого имени сразу же предположила, что он что-то „натворил“. Не выиграл олимпиаду, не уехал учиться в Гарвард, а именно сделал что-то нехорошее, отметился в криминале. Интересная тенденция, однако».

– Да, Костя мальчик сложный, – между тем говорила Тамара Михайловна. – Способный, конечно, но… Проблемы случались. Особенно в выпускных классах. В этом возрасте все они такие взрослые. Убеждать бесполезно, все сами знают. Так, значит, он пропал?

– Пропал, – подтвердил Лев. – Несколько дней до него не могут дозвониться. Я ездил в Алексеевский район, где он зарегистрирован, но там мне сказали, что Костя разъехался с отцом сразу же после того, как окончил школу, и с тех пор там даже не появлялся.

– И правильно сделал. Ничего хорошего не было в этой коммуналке с его отцом, одно лишь влияние дурное. Может быть, если бы мальчик имел возможность съехать оттуда раньше, у него бы совсем другая судьба была. А так… Впрочем, вам, наверное, лучше поговорить обо всем этом с Ириной Владимировной. Это классный руководитель Кости. Бывший, разумеется. Она ближе знала всю эту обстановку и, конечно, гораздо лучше, чем я, сможет рассказать вам про все нюансы. Может, даже подскажет, куда он мог переехать. Значит, дело не в том, что он… замечен в каких-то неблаговидных действиях? – со всей возможной деликатностью еще раз уточнила Тамара Михайловна.

– Нет, о неблаговидных действиях речь пока не идет, – вновь поспешил успокоить Гуров. – Парень просто не выходит на связь, и, к счастью, нашлись люди, которых это обеспокоило. Вполне возможно, вся история окажется безобидным случаем с потерей телефона.

– Да, это, конечно, было бы лучше всего, – не очень уверенно произнесла директриса. – Так вы поговорите с Ириной Владимировной?

– Да, конечно. Если она сможет дать какую-то информацию о том, где сейчас может находиться Костя, это будет просто отлично.

– Что ж, тогда пройдите прямо в учительскую, у нее сейчас нет занятий, свободное «окошко», вот и сможете поговорить. Хотя… в учительской сейчас и другие учителя, вам, наверное, будет неудобно. Где бы… Впрочем, ладно. Если хотите, можете побеседовать в моем кабинете. Я сейчас все равно собиралась уходить. Одну минуту, я сейчас позвоню, приглашу ее сюда.

– Спасибо, вы очень добры, – совершенно искренне поблагодарил Лев. Ему и самому совсем не хотелось обсуждать такие деликатные вопросы в присутствии «других учителей».

После непродолжительных телефонных переговоров в кабинете появилась еще одна дама. Это была уже пожилая женщина с уставшим лицом, на котором сейчас, по установившейся уже традиции, выражался испуг.

– Что-то случилось? – озабоченно говорила она, обращаясь к директрисе.

– Будем надеяться, что ничего, – неуверенно улыбнулась та. – Вот полицейский, о котором я вам говорила, – кивнула она в сторону Гурова. – Пообщайтесь с ним, а я побегу. В муниципии назначили встречу, может быть, решим уже наконец-то вопрос с ремонтом.

– Удачи!

Проводив взглядом директрису, Ирина Владимировна вопросительно взглянула на полковника, и тот, сразу поняв этот взгляд, поспешил представиться:

– Гуров Лев Иванович, полковник Главного управления уголовного розыска. Я пытаюсь определить, где сейчас может находиться Константин Соловьев. Если я правильно понял, вы были его классным руководителем?

– Да, Костя учился у меня. Правда, не сначала. Он перешел к нам в пятом классе после городской олимпиады. Мальчик показал очень хорошие результаты, его заметили, да и учителя очень активно ходатайствовали о переводе.

– Эти рекомендации оправдались?

– Да, способности у него оказались просто блестящие. Но вот поведение…

– Эти блестящие способности Костя проявлял в области информационных технологий, я правильно понял? Информатика, компьютерное программирование, ведь ваша школа специализируется именно в этом направлении?

– Да, именно так. Костя был одним из лучших. Несмотря на то что пришел к нам уже, как говорится, в «зрелом возрасте», он очень скоро вышел на уровень первых учеников, стал «звездой», как любят сейчас говорить.

– В «зрелом возрасте»? – чуть усмехнувшись, переспросил Гуров.

– Разумеется, это относительно. Пятый класс – это, конечно же, еще дети, но определенные способности обычно проявляются в очень раннем возрасте. Поэтому пятый класс – это уже немного поздновато, но, учитывая рекомендации, о которых я упоминала, и, разумеется, результаты, которые показывал сам Костя, мы приняли положительное решение.

– Однако поведение у него, если я правильно понял, оказалось… непростым? – постарался как можно деликатнее сформулировать вопрос Гуров.

– Да, это… поведение, это вопрос, как говорится, совершенно отдельный, – усмехнулась Ирина Владимировна. – Впрочем, поначалу все шло хорошо. Обычный активный мальчик. Немножко шумный и необузданный, но в этом возрасте все они такие. Так что первым нескольким дракам, которые он устроил, мы не придали значения. Мальчишки, что с них взять, они всегда дерутся. Но потом дело пошло по нарастающей, родители одного мальчика после очередного инцидента пожаловались в полицию, и с этого момента спокойная жизнь у нас закончилась. Можно сказать, буквально до самого выпускного я находилась в постоянном стрессе по поводу этих его «всплесков». Да, именно так. Очень импульсивный мальчик, никогда не знаешь, чего ждать в следующую минуту. На занятиях, если ему интересно, был спокойным и сосредоточенным. Но если предмет не нравился или если перемена – могло произойти все, что угодно.

– Вы сказали, что родители одного из мальчиков после какого-то инцидента жаловались в полицию. Что это был за инцидент?

– Драка, как обычно. Что-то там ему не понравилось, стал приставать, задираться. Тот ответил. Ну, и в результате… В общем-то они оба были хорошо отделаны, и синяки, и кровь, все это было обоюдно и приблизительно в одинаковых «дозах». Но у того семья со связями, а за Костю заступиться было некому, так что виноватым оказался он.

– Но ведь и начал все это он, если я правильно понял. Может быть, претензии мамы второго мальчика отчасти были справедливы.

– Да, наверное. Просто… Видите ли, когда постоянно общаешься с детьми, привыкаешь к ним, уже сложно относиться как к посторонним. Конечно, Костя был мальчик сложный, и все время с ним возникали какие-то неприятности, но… Не знаю, как другие, но мне почему-то всегда было жалко его. Ведь способности у парня действительно выдающиеся. Он мог бы стать ведущим программистом в какой-нибудь серьезной фирме или даже создать что-то свое. Но беда в том, что кроме этих самых личных способностей у него не было больше абсолютно ничего. Ни какого-то семейного капитала, который позволил бы стартовать с собственным бизнесом, ни связей или приличных родственников, которые могли бы оказать протекцию и пристроить в чей-то чужой серьезный бизнес. Поэтому у меня лично этот мальчик вызывал скорее сочувствие, чем недовольство. Наверное, он и сам понимал свое положение, и, может быть, именно это отчасти было причиной агрессии в отношении более успешных и «упакованных» сотоварищей.

– С какого времени это стало проявляться особенно заметно?

– Где-то в девятом-десятом классах. Обычно к этому времени большинство уже успевают «перебеситься» и ведут себя более спокойно. В предчувствии окончания школы ребята задумываются о будущем, начинают строить планы. В общем, взрослеют. А у Кости этот процесс затормозился – то же легкомыслие, та же мальчишеская бесшабашность, вот и получалось… Сначала, как уже говорила, мы не зацикливались на этом, но, когда случаи стали раз от раза повторяться, пришлось более подробно познакомиться с домашней жизнью мальчика, узнать, в каких условиях ему приходится существовать. Ну и… узнали.

– В этой школе, наверное, в основном учатся дети обеспеченных родителей?

– Как вам сказать? Есть и обеспеченные, есть и, что называется, средний класс. Все-таки мы стараемся набирать детей по способностям.

– Но даже из среднего класса таких, как Костя, у вас, наверное, было немного?

– Да, он был исключением просто во всем, – снова усмехнулась Ирина Владимировна. – Воплощение единства и борьбы противоположностей. Самый высокий уровень способностей и самый низкий, так сказать, социальный статус, способность к сиюминутной полнейшей концентрации при решении задачи, которая его увлекает и интересна, и рядом с этим – самая непростительная расслабленность и легкомыслие, когда требуется решать вопросы, необходимые, но скучные или рутинные. Из-за этого Костя и учился очень неровно. Математика, даже сложные ее разделы, шла у него на ура, про наши «профилирующие» предметы и говорить нечего, здесь он вообще был одним из лучших. А что до остального – физики, биологии или того же русского языка – полнейшее равнодушие, лень и, как следствие, всегда очень средние оценки.

Костя, видимо, думал, что благодаря своим выдающимся способностям в один прекрасный день он и без пятерки по физике вполне успешно сможет поймать фортуну за хвост. Такая, знаете ли, наивная вера в чудо. Сейчас подобное отношение к жизни очень активно внушается с экрана и из интернета. Подростки легко клюют на это, ведь они еще не имеют опыта и не успели на практике убедиться, что для достижения результата всегда приходится прилагать усилия. Вот и Костя. Он тоже, кажется, думал, что все главные жизненные бонусы получит без труда, стоит лишь попасть в нужное место в нужное время. Он частенько это говорил. Но на практике выходило так, что попадал чаще всего в какие-нибудь неприглядные истории.

– Кроме того случая, когда на него заявила мать другого ученика, у него были еще контакты с полицией?

– Да, и, я думаю, нередко. Но в стенах школы он больше не устраивал крупных «побоищ». После той драки был большой скандал, уж мамаша постаралась. Она требовала исключить Костю, грозилась забрать сына, если мы не выполним ее требование. Дескать, тот не может учиться в одном заведении с «малолетним садистом». Еле-еле удалось утихомирить ее. Чего только мы с Тамарой Михайловной не делали, чего только ей не говорили! В конце концов сошлись на том, что оставим мальчика на испытательный срок и, если что-то подобное вновь повторится, тогда уже точно исключим. И с Костей тоже я в тот раз поговорила очень серьезно. После этого он и присмирел, не стал так открыто проявлять свой темперамент. Но участковый из того района, где он жил, навещал меня регулярно, так что я сделала вывод, что Костя не прекратил свои выходки, а просто перенес их в другое место.

– Если не ошибаюсь, во время учебы он жил с отцом? В коммуналке на Рижской? – посчитал нужным уточнить Гуров.

– Да, именно там. А почему вы так сказали – «жил»? Что, он переехал оттуда?

– По-видимому, да. Но вот куда он мог переехать и где находится в данный момент – это для всех большая загадка. Как выяснилось, после перевода в вашу школу Костя почти прекратил общение с ребятами, живущими по соседству. Так что близких друзей в этой самой коммуналке у него не было, а с отцом он, как вы, наверное, и сами знаете, тоже общался весьма напряженно.

– Да, это мне известно. И участковый говорил, что со своим папашей Костя воюет едва ли не чаще, чем с разными сторонними лицами. Так что первый опыт такого антисоциального поведения, по-видимому, был приобретен в семье. Хотя как мальчик неглупый Костя отлично умел сдерживать себя и быть настоящим паинькой в тех случаях, когда это было нужно ему или в каком-то смысле выгодно. Тогда он превращался в улыбчивого, во всем послушного и со всем согласного мальчика, становился мягче воска, и казалось, что любой, кто захочет, может из него без труда веревки вить. Тот, кто не знал другую сторону его натуры, наверняка и представить себе не мог, из какой социальной среды явился этот «ангел». Но я… мне оставалось только бесконечно удивляться разнообразию его способностей.

– Единство и борьба противоположностей? – понимающе взглянул Гуров.

– Именно так, – улыбнулась Ирина Владимировна. – И, пожалуй, именно это разнообразие давало надежду, что перед мальчиком все-таки два пути, а не тот единственный, который предопределен примером его отца. Поэтому мы и боролись так за него. Ведь эта школа – пусть небольшой, но все-таки шанс в его жизни. Престижное заведение, хороший диплом. А если бы мы исключили его, тогда его дальнейшая судьба уже совершенно однозначно повторила бы судьбу ближайшего родственника. Просто совесть не позволяла своими руками толкнуть ребенка на эту дорожку.

«Вот оно как, – слушая учительницу, думал Гуров. – То есть, получается, тот факт, что Костя все-таки окончил эту школу, даже несмотря на все разнообразие его „способностей“, это заслуга классного руководителя и директора. Уважаемая Элеонора Юрьевна здесь, по-видимому, совершенно ни при чем. Что ж, вот и еще один фактик в пользу того, что как таковой Константин Соловьев интересовал ее очень мало. Тем не менее найти этого Костю ей необходимо во что бы то ни стало. Стоит только вспомнить, с каким чувством говорила она о том, как это для нее важно. Мотивировала, правда, по-своему, но это уже детали. Главная тема все равно прозвучала вполне недвусмысленно – дамочка сделает все, чтобы добиться своей цели. Мне стоит лишь назвать сумму».

Усмехнувшись последней мысли, Гуров вновь обратился к собеседнице:

– Вы упоминали, что вас довольно часто навещал участковый. Не припомните, как его звали? Возможно, мне будет полезно встретиться с ним. Информации сейчас так мало, ценен любой источник.

– Имя? Как же, прекрасно помню. Алексей. Алексей Широков. Отчество вот, правда, забыла, – чуть улыбнувшись, добавила Ирина Владимировна. – Он называл, но я как-то не зафиксировала. Мальчик-то молодой совсем, наверное, ненамного старше Кости. Он хоть и представился официально, но я как-то не называла его по отчеству.

– Ничего, фамилии вполне хватит, – заверил Лев. – Еще я хотел спросить про друзей. Надеюсь, Костя не только дрался со всеми, наверняка были ребята, с которыми он общался спокойно и, возможно, даже по-дружески. Тем более что, как я уже сказал, после перехода в вашу школу общение с ребятами, живущими по соседству, он почти прекратил.

– Да, конечно, были и друзья, – подтвердила Ирина Владимировна. – Ближе всех, пожалуй, Боря Ливнев и Андрей Кропоткин. Они частенько тусовались втроем. Наверное, и после уроков общались. Да, пожалуй, они.

– Борис Ливнев, Андрей Кропоткин, – медленно повторил Гуров, записывая имена в блокнот. – А как же Вадим? Вадим Пригов?

– Вадим? Какой Вадим? – вскинула брови Ирина Владимировна, явно искренне удивленная упоминанием про какого-то Вадима, и несколько секунд собеседники молча смотрели друг на друга с совершенно одинаковым изумленным выражением на лицах.

– Вадим Пригов, – первым нарушил молчание Лев. – По моей информации, он учился в одном классе с Константином.

– Пригов? Пригов Вадим? – Ирина Владимировна мучительно пыталась вспомнить, но ничего не выходило. – Но дело в том, что… простите, может быть, я что-то путаю. Вы ведь говорите сейчас про тот класс, в котором обучался Константин Соловьев?

– Да, именно, – подтвердил Гуров.

– Но дело в том, что в этом классе не было ученика с фамилией Пригов.