По дороге ему пришла в голову мысль, что было бы неплохо посоветоваться с Гуровым. Все же ситуация складывалась неординарная, а если брать в расчет опыт многолетней работы в органах, так и вовсе пессимистичная. Съехав на обочину, Стас набрал номер друга. Ответил Гуров не сразу, пришлось трижды набирать номер, прежде чем из трубки донесся голос полковника. По бодрому «ну, наконец-то», Крячко понял, что звонка его друг ждал с нетерпением. Коротко отчитавшись о состоянии здоровья, Стас перешел к делу.

Известие о пропаже Ольшевского напарника озадачило даже больше, чем самого Крячко. Он принялся выпытывать подробности, вставляя свои комментарии, после чего решительно заявил, что Стас должен идти в полицию. Три дня отсутствия – это серьезный повод для беспокойства, заявил он, и откладывать визит в органы попросту глупо.

– Ты пойми, Стас, если для твоего друга такое поведение нетипично, то ничего хорошего ждать не приходится, – настаивал Лев. – Не мне тебя учить, как важен временной фактор в подобных ситуациях.

– Да понимаю я, Лева, все понимаю, но думать о плохом не хочется, – мялся Крячко. – Я ведь его о приезде не предупреждал, а работников он на целую неделю по домам распустил. Почему бы не предположить, что он и сам решил воспользоваться передышкой и оттянуться в городе по полной программе. Представь, как я буду выглядеть, когда группа ОМОНа ввалится в любовное гнездышко Ольшевского и примет его тепленьким прямо из объятий какой-нибудь грудастой красотки? Нет, Лева, это не вариант.

– Лучше подумай о том, что ты будешь чувствовать, если найдешь его труп в канаве, и окажется, что помощь опоздала на каких-то несколько часов?

Слова прозвучали жестко, даже несколько жестоко, но Гуров сделал это намеренно. Ему надо было расшевелить Крячко, заставить мыслить, как мыслит опер, а не как приятель исчезнувшего повесы. Стас с минуту молчал, переваривая фразу, затем вздохнул и нехотя произнес:

– Ладно, я подумаю. Сгоняю к нему на хату, осмотрюсь, тогда и решение принимать буду.

– Здесь не о чем думать, Стас, – предпринял Лев последнюю попытку вразумить друга, понимая, что толку от этого будет ноль. Он слишком хорошо знал напарника, чтобы понять – в данный момент никакие вразумления до него не дойдут. Раз уж он вбил себе в голову, что действовать своими силами будет разумнее, то уже не откажется от этой мысли, пока не найдет неопровержимые доказательства того, что друг попал в настоящую беду. – Местность для тебя незнакомая. На частное расследование у тебя нет ни времени, ни ресурсов. Человеческих ресурсов, Стас. Ты не знаешь ни одного человека в этом поселке, а ведь речь идет даже не о нем, а о городе-миллионнике.

– Я тебе перезвоню, – свернул разговор Крячко. – Пожелай мне удачи, напарник!

Он убрал телефон в нагрудный карман, но двигатель не завел. Обхватив руль руками, опустил на них голову и несколько минут просто сидел, не думая ни о чем. Нет, мысли-то в голове проносились с неимоверной скоростью, но сам Стас их не фиксировал, пытаясь понять свои ощущения. Какие чувства владеют им в данный момент? Тревога? Раздражение? Ощущение приближения неминуемой трагедии? Непонятно.

Впрочем, удивлен он не был. Интуиция, или оперская «чуйка», у него отсутствовала напрочь. Просто абсолютно. Вот у Гурова – да, у того «чуйка» работала за них двоих. И то, что Гуров выдал однозначный вердикт, мол, нужно идти к коллегам, не вселяло оптимизма. Если бы он хоть на мгновение задумался, стоит ли огород городить раньше времени, тогда и разговор был бы другой. Но он не задумался, хотя и находился сейчас за полтысячи километров от дома Ольшевского, и не вел бесед ни с соседом, ни с помощником Николая.

И все же Крячко остался при своем мнении. Сначала в дом к Ольшевскому попасть, посмотреть, что там да как, а уж потом правоохранительные органы беспокоить. Поняв, что все равно не сможет заявиться в полицейский отдел, вооруженный лишь своими подозрениями, Стас завел двигатель и поехал к дому Ольшевского. Каким образом проникнет в дом друга, об этом он беспокоился меньше всего. Как-нибудь справится. Вряд ли у того на двери сложные замки, но если и так, снесет дверь начисто, и дело с концом. А дверь не поддастся, так окно вышибет и все равно в дом попадет. В том и состоит прелесть частного жилья, что на земле стоит, и лазить по этажам не придется.

Стас подъехал к дому Ольшевского, припарковался у ворот. Постоял возле закрытой калитки и решил обойти дом вокруг, благо, что стоял он особняком, ни к кому из соседей забором не примыкая. Как и предполагал Крячко, основательным забор был лишь с фасада, на задах укреплением территории Ольшевский не заморачивался, оставив там прочный, но невысокий штакетник. А шагов через тридцать обнаружилась и калитка, тоже на замке, но на навесном, который и подростку вскрыть пара пустяков. Пошарив по карманам, Стас выудил перочинный нож. Этот нож ему подарили коллеги на один из профессиональных юбилеев в знак особого расположения, и подарком этим он очень гордился, потому и таскал везде с собой.

В наборе перочинного ножа была масса примочек, но сейчас Крячко интересовала лишь одна из них. В штопоре была спрятана миниатюрная отвертка. Плоская, тонкая, но прочная, как шило. Ее-то он и достал. Приладив наконечник на специальный паз, Стас поднял замок, пошерудил отверткой личинку, нащупал нужное положение и быстро отщелкнул ушко. Снял замок с калитки, убрал в карман. Пройдя по двору оказался перед входной дверью. Здесь замок оказался ненамного сложнее, что его даже порадовало, портить имущество друга все-таки не хотелось. Не прошло и пяти минут, а он уже расхаживал по комнатам в доме Ольшевского.

Жилье Николая отличалось простотой и назамысловатостью. Две комнаты и кухня, удобства во дворе. Правда, банька, как помнил Крячко, отменная, куда круче дома. Мебель почти спартанская. В кухне обеденный стол на две персоны, пара табуретов, навесной шкаф с двумя створками и такой же шкаф-тумба под ним. В углу раковина со сливом, рядом газовый котел. На ощупь совсем ледяной, то ли Ольшевский еще не открыл отопительный сезон, то ли специально отключил, планируя долгое отсутствие.

Широкий проем без двери вел из кухни в большую комнату. Там с мебелью дела обстояли получше. Массивный кожаный диван занимал чуть ли не треть комнаты. Возле него примостился микроскопических размеров журнальный столик. Он был завален журналами для автолюбителей. Это Стаса не удивило, так как Ольшевский был буквально помешан на машинах. В хорошем смысле помешан. Он не тратил весь доход на приобретение крутых тачек, довольствовался тем, что может любоваться на любые модели, представленные в журналах, а заодно и сравнить их технические характеристики. Вроде как хобби.

И все же специалистом в автомобильной области это его не сделало. Крячко считал, что у Ольшевского просто-напросто практики не хватало. Можно до одурения читать статьи о принципе работы двигателей внутреннего сгорания, о том, от чего зависит их мощность, износоустойчивость, нахвататься верхушек о разнице между карбюраторными и инжекторными моделями, но пока ты сам сотню раз не разберешь движок, и главное, не соберешь его до первоначального вида, да так, чтобы он работал, как часы, – ни хрена ты в автомобилях смыслить не будешь. А Ольшевский за свою довольно долгую жизнь под капот-то и то пару раз всего заглядывал, предпочитая оставлять эту работу специалистам.

Сам-то Николай по части автомобилей считал себя чуть ли не асом, и порой они с Крячко сцеплялись на этой почве, и сцеплялись неслабо. В какой-то момент Стас решил, что будет проще оставить друга в покое. Пусть себе тешится уверенностью в своих несуществующих знаниях, пока это увлечение остается на уровне хобби. Желание приобрести себе «крутую тачку» послужило для Крячко лишним поводом, подстегнувшим к поездке. Стас был уверен, что если не вмешается, продавцы-автомобилисты втюхают Ольшевскому такое дерьмо и за такие бабки, что мама не горюй. А уж он, Стас Крячко, сумеет этому помешать и помочь другу получить приличный автомобиль за приемлемую цену.

Помимо дивана в большой комнате находился старый секретер, оставшийся еще со времен, когда в доме проживала вся семья Ольшевских: мать с отцом, младший брат и двоюродный племянник, осиротевший в пять лет и с тех пор на постоянной основе проживающий в их доме. Сейчас дом опустел. Родители умерли, брат женился и укатил в далекий Мурманск, искать счастья на рыболовецких судах. Племянник тоже выпорхнул из гнезда, едва ему исполнилось восемнадцать, и, по словам Ольшевского, неблагодарное создание раз и навсегда забыло дорогу в дом, где его вырастили. Он не писал, не звонил и, соответственно, погостить не приезжал. Дальнейшая его судьба Ольшевскому была неизвестна.

Секретер упирался в стену, а сбоку к нему пристроилась этажерка тех же незапамятных времен. На этажерке в хаотичном беспорядке валялись разнообразные предметы, необходимые для жизни холостяка-одиночки. Электрический триммер для стрижки волос, коробка с влажными салфетками для протирания компьютерной техники, отвертки и плоскогубцы, чтобы были под рукой. Разного размера коробочки, ящички и баночки с силовыми кнопками, пуговицами и иголками, а рядом строительный степлер с изрядным запасом скоб. Одним словом, чего тут только не было, и все вроде нужное, без чего в хозяйстве не обойтись.

Левее этажерки на настенном кронштейне висел скромных размеров телевизор. К нему из окна тянулся кабель от уличной антенны. На расстоянии в полметра от него в левом углу комнаты находилась дверь в спальню. Начать осмотр Стас решил именно с нее, по той простой причине, что осматривать там было особо нечего. Двуспальная кровать с продавленным матрасом, прикроватная тумбочка да комод, вот и вся меблировка.

Визуально комната выглядела так, будто хозяин только что вышел, причем собирался он точно не в спешке. Кровать аккуратно застелена покрывалом, на прикроватной тумбочке порядок. Даже чашки с остатками утреннего кофе нет, то есть у хозяина комнаты было время, чтобы привести все в порядок. Ящики комода задвинуты, на полу никакой одежды, даже носков ношеных не видно.

Крячко еще с минуту постоял у окна, а затем решительно направился к комоду и один за другим начал выдвигать ящики: сгребал в сторону одежду и белье, шарил руками по дну, прощупывал карманы. В комоде ничего обнаружить не удалось. Он перешел к тумбочке, но та оказалась практически пуста. Пара все тех же журналов для автомобилистов, упаковка таблеток от головной боли, электронный термометр, да блок дешевых сигарет.

В спальне больше осматривать было нечего, и он перешел в зал. Там провозился больше часа, скрупулезно открывая и обследуя каждую коробочку с этажерки, каждое отделение в секретере, каждую вазочку, любовно выставленную напоказ. Даже журналы перетряхнул все до одного. Прощупал все складки на диване, разве что под обивку не заглянул. И ничего. Записей личных Ольшевский не вел, от чеков и рекламных проспектов избавлялся своевременно, а компьютера в комнате не оказалось.

Не обследованной осталась только кухня, но и там Крячко не надеялся обнаружить что-то, что помогло бы ему понять, намеренно ли Ольшевский уехал из дома, или его отсутствие является незапланированным. Запас продуктов в холодильнике в разрешении этого вопроса не помог. Такой набор мог быть куплен и про запас, и на ближайшее время. Колбаса в вакуумной упаковке, молоко в термопакете, овощи, причем те, что могут храниться долго, морковь да лук. Пара банок консервированной рыбы и пара банок тушенки. Яйца в скромном количестве. Ни скоропортящейся сметаны, ни фруктов, ни готовой пищи.

– Да, задал ты мне задачку, Коля-Николай, – вслух произнес Стас. Он присел на табурет и задумался. Что-то в обстановке его все же настораживало, но что, он понять не мог. Пока не уперся взглядом в раковину. Солнечные лучи, падающие из окна, яркими бликами отражались от глянцевой поверхности мойки. «Вот оно, – осенило Крячко. – Порядок! Идеальный порядок у одинокого мужика. Это практически противоестественно».

В тот единственный раз, когда он гостил у Ольшевского, в доме тоже был порядок. Но тогда Николай ждал гостей, и в этом не было ничего удивительного. Кто же не постарается отдраить квартиру перед приездом гостей. Сейчас же Ольшевский никого не ждал, по крайней мере, не его, не Крячко.

– Кого же ты собирался привечать, друг ты мой сердечный? – принялся размышлять вслух Стас. – Ведь мог же ты кого-то ждать? Мог. Но есть и другой вариант, он нравился бы мне куда сильнее, если бы не твое исчезновение.

Мысли Крячко закружились вокруг новой версии. Что, если у Николая появилась женщина? Почему бы и нет? Мужик он свободный, да и годами не стар. Сколько можно в холостяках ходить? Появлением в жизни Ольшевского женщины можно было бы объяснить многое. Чистота в доме? Чтобы в любой момент быть готовым к ее приходу. Систематические отлучки в город по воскресным дням? День, когда дама сердца может его принять. Отказ от участия в организации Дня рыбака? Ну, тут вообще все просто. Какой же дурак променяет интим с дамой, которых и так в жизни осталось немного, на ежегодное мероприятие, наверняка приевшееся и однообразное. Подумаешь, не попадет на праздник разок, следующим летом будет все то же самое. А вот дамы может уже и не оказаться.

– Итак, остановимся на даме, – сам себе приказал Крячко. – Версия стабильная и подтверждаемая. Надо только знать, что и где искать.

В этом Стас был прав. Если в доме холостяка побывала женщина, то, так или иначе, она должна была себя «засветить». Лишняя зубная щетка, шампунь с запахом лаванды, помада, забытая на зеркале, и еще куча подобных примет. Принадлежности для утреннего туалета Ольшевский держал в кухне, на той же раковине, которая предназначалась для мытья посуды. Там осмотр уже прошел, так что не заметить щетку, будь таковая в стакане с пастой, Стас не мог. То же самое он мог сказать относительно содержимого этажерки. Он не просто провел визуальный осмотр всех предметов на каждой полочке, но даже пощупал и приподнял все до единого предмета. Будь там принадлежащая женщине расческа или помада, он бы не пропустил.

Оставался лишь один предмет меблировки, до которого Стас еще не добрался, – хозяйская кровать в спальне. «Осмотреть ее все равно придется, – уговаривал сам себя Крячко. – Да, ощущение не из приятных. Теперь выражение «рыться в грязном белье» для тебя станет не просто общеупотребительным оборотом речи, а печальной реальностью, но без этого никак».

Вздохнув, Стас вошел в спальню и направился к кровати. Длинные волосы на подушках он обнаружить не надеялся, а вот интимные части женского гардероба вполне могли и залежаться в спальне Ольшевского. Уж ему ли, Стасу, не знать? Сколько раз он по прошествии времени, когда о посетительнице оставались одни воспоминания, находил в проемах между спинкой и подлокотником крохотный, но милый кусочек дамского кружева? Да что там подлокотник! Иной раз и просто под кровать заглянешь, а там забытый подарочек. Лежит, скучает.

Стас сдернул покрывало, простыню, перетряхнул наволочки, затем перешел к матрасу. Переходя к боковинам, обитым цветной плотной материей, он не особо надеялся, что найдет что-то там, просто не хотел оставлять работу незаконченной. И тут, когда надежда окончательно покинула его, пальцы Стаса наткнулись на инородный предмет. По боли под ногтем, куда вошел предмет, он понял, что сейчас увидит.

Подцепив пальцами, Стас выудил на свет небольшой плоский прямоугольник, представляющий из себя элегантный кусок пластика. Вернее, даже не пластика, а ламинированного картона. Он поднес картонку к свету. На лицевой стороне белой краской по бронзовому фону была выгравирована то ли пума, то ли пантера, то ли кто-то еще из представителей кошачьих. Кошка грациозно летела из угла в угол. При этом она пересекала четыре четкие буквы, собрать из которых слово Крячко не удалось. А вот на тыльной стороне Стас прочел фразу, которая одновременно и порадовала, и опечалила. Четкими, ровными буквами там было выведено: «Отдых для настоящих мужчин».

– Выходит, я все же не ошибся, – прокомментировал находку Стас. – Шерше ля фам, как говорится. Все время дело в этой ля фам. Да, задачка.

Он опустился прямо на пол и задумался. На этот раз надолго.