Глава 5

Наутро, едва Гуров подъехал к дверям управления, он заметил, что с другой стороны к зданию подъезжает темно-синий «Ниссан». Ничего особенного в этом обстоятельстве не было, однако Гуров задержался на ступенях здания, поглядывая на машину и ее номер.

Во-первых, никому из управления автомобиль с такими номерами не принадлежал – это полковник знал точно. Следовательно, приехал человек посторонний, и это могло иметь к нему непосредственное отношение. А во-вторых, человек, сидевший за рулем, очень напоминал полковнику корреспондента. И на сиденье, соседнем с водительским, Гуров заметил большую камеру.

Водитель, довольно молодой самоуверенный мужчина, одетый в теплую куртку с отороченным мехом капюшоном, поискал, где поставить свой «Ниссан», – все места перед управлением были заняты. Оставалось лишь место, где всегда ставил свою машину генерал-лейтенант Орлов. Это было его законное место, однако парень, окрещенный Гуровым «журналистом», знать этого не мог. Наконец человек приткнул свой автомобиль, вышел из него, небрежно щелкнул пультом и стал оглядываться по сторонам. Потом, заметив Гурова, стоявшего на ступеньках с отсутствующим видом, подошел к нему и спросил:

– Не подскажете, как пройти к руководству?

– А вы по какому вопросу? – вежливо поинтересовался Лев.

– Ну… – мужчина замялся на мгновение, но, в силу своей профессии привыкший быстро ориентироваться, сказал: – По личному и по общественному сразу. И по очень важному, – подчеркнул он.

Потом достал свое удостоверение – журналистское, Гуров не ошибся, он лишь отметил, что мужчину зовут Виталий Николаевич Ольшанский и что газета, в которой он числится руководителем редакции социальных новостей, называется «Столичные ведомости».

– А, ну тогда можно побеседовать со мной. Полковник Гуров Лев Иванович, – очень вежливо и доброжелательно представился Гуров. – Оперуполномоченный как раз по особо важными делам.

Журналист с легким сомнением окинул его взглядом, пробормотал неуверенно: «Вообще-то я хотел побеседовать с генералом…» Потом, видимо, решил, что сойдет и полковник, и кивнул.

Гуров распахнул дверь управления и широким жестом пригласил Ольшанского войти. Он провел его в свой кабинет и сказал:

– Располагайтесь, я подойду через пару минут.

Оставив журналиста одного, он вышел из кабинета и достал сотовый телефон.

– Стас, ты где сейчас? – спросил он через несколько секунд.

– На работу еду, в пробке застрял, мать ее! – выругался Крячко.

– Интуиция мне подсказывает, что лучше тебе пока здесь не появляться. Тут по твою душу, кажется, приехали… Так что давай-ка ты сейчас дуй по адресу, где живет Константин Широков. Он как раз должен быть дома, так как на работу ему после обеда. И побеседуй с ним на предмет отношений с Мариной Агафоновой. Заодно поинтересуйся, почему он уволился из лицея – но так, невзначай, душевно, как ты умеешь. А потом выясни о нем сведения у его окружения – соседей, приятелей.

– А ты там что? Чего надумал-то насчет журналиста? – помолчав, спросил Крячко.

– Есть у меня, кажется, одна неплохая идейка, – уклончиво ответил Гуров и усмехнулся, но ничего не стал объяснять, а сразу после разговора с Крячко набрал номер своего старого знакомого Михаила Иващенко. Тот возглавлял местное отделение ДПС.

– …Словом, Миша, все нужно сделать быстро, без шума и пыли, – закончил он разговор и вернулся в кабинет, стараясь скрыть усмешку.

– …Вел себя недопустимо грубо и агрессивно, угрожал пистолетом, подвергая при этом опасности жизни людей, – Ольшанский перечислял прегрешения Станислава Крячко. Гуров слушал очень внимательно и кивал с явным пониманием и сочувствием. – В довершение он применил грубую силу, разбив камеру стоимостью сто двадцать тысяч рублей, – Ольшанский выдержал паузу, явно ожидая реакции Гурова.

Полковник продолжал совершенно спокойно смотреть на него.

– Так что вы хотите? – спросил наконец он, когда Ольшанский начал ерзать на стуле.

– Как – что? – удивился Ольшанский. – Чтобы он понес заслуженное наказание. Чтобы его отстранили от занимаемой должности, потому что этот человек недостоин работать в Главном управлении МВД! Фамилия его… Вот, у меня записано. – Ольшанский достал из кармана записную книжку, быстро пролистнул и прочитал: – Крячко Станислав.

Фамилию Крячко он произнес с ударением на первый слог, и Гуров едва сдержал улыбку.

– И я буду настаивать, чтобы к этому человеку были применены самые жесткие меры, – заявил Ольшанский, закидывая ногу на ногу и принимаясь нервно подрыгивать ею. Затем достал сигарету, щелкнул зажигалкой и только потом спохватился:

– Я закурю, не возражаете?

Гуров кивнул, но на журналиста он не смотрел. Он почему-то искоса поглядывал на окно. Журналист продолжал что-то излагать, а полковник, казалось, совершенно не слушал его, и это обстоятельство сильно раздражало Ольшанского. В конце концов он с досадой затушил окурок в пепельнице и, наклонившись через стол к Гурову, с нажимом сказал:

– Вы слышите, что я говорю?

– Честно говоря, не очень, – признался полковник. – Шум мешает.

Он поднялся со своего места и подошел к окну. Оттуда и впрямь доносился какой-то шум, но он смешивался со звуковым фоном улицы и особого внимания не привлекал.

– Что там такое? – спросил Ольшанский, теряя терпение.

– Кажется, вашу машину эвакуатор забирает, – спокойно проговорил полковник.

Ольшанский застыл от неожиданности, но тут же вскочил на ноги. Метнувшись к окну, он, расплющив нос, прилип к нему.

– Что за идиотизм! – вырвалось у него.

– Почему идиотизм? – невозмутимо сказал Гуров. – Вы ее в неположенном месте припарковали, вот и забирают.

– Это… Это самоуправство какое-то! – Ольшанский ринулся к двери, и до Гурова донеслись лишь его торопливые шаги в коридоре.

Усмехнувшись, полковник снова посмотрел в окно. Журналист вылетел на улицу, когда его машина уже была водружена на автопогрузчик. Размахивая руками, он возбужденно принялся что-то доказывать невозмутимым работникам дорожной службы, потом, отчаявшись, полез во внутренний карман… Но Гуров четко проинструктировал Мишу Иващенко, так что надежды Ольшанского уладить вопрос с помощью купюр были напрасны. В конце концов Ольшанскому пришлось молча наблюдать, как его машину транспортируют на штрафную стоянку…

* * *

Крячко вышел из машины и окинул взором высокую многоэтажку, на шестнадцатом этаже которой проживал тренер фитнес-центра Константин Широков. Он уже собирался нажать номер квартиры на домофоне, как дверь подъезда открылась, и из нее в обнимку вышла молодая пара. Парень и девушка были заняты исключительно друг другом. Разумеется, им было совершенно безразлично, будет Станислав заходить в подъезд или нет, и вообще сам факт присутствия незнакомого человека у дверей их не интересовал. Крячко вошел в подъезд и вызвал лифт.

По прибытии на шестнадцатый этаж полковник нажал на звонок возле двери интересующей его квартиры, но его ждало разочарование – ему никто не открыл. Крячко ничего не оставалось, как позвонить в соседнюю дверь. Из-за нее вскоре показалась женщина средних лет, которая посмотрела на полковника настороженными и удивленными глазами. Очевидно, она рассчитывала увидеть кого-то другого.

– Здравствуйте, я из полиции, – представился Станислав, раскрывая свое удостоверение.

– Здравствуйте, – еще больше насторожилась женщина.

– А я, собственно, не совсем к вам, я к вашему соседу – Широкову, – Крячко кивнул на соседнюю дверь. – А его дома нет. Поэтому позвонил вам.

Женщина расслабилась и после паузы сказала:

– А я его видела в окне. Полчаса назад уехал, со спортивной сумкой в руках. Положил в машину и уехал.

– А куда, вы, конечно, не знаете?

– Конечно не знаю, – ответила она. – Мы не слишком близко с ним общаемся.

– А может, есть кто-то, кто близко общается – из ваших соседей, в смысле? – без особой надежды на успех спросил Крячко.

Соседка отрицательно покачала головой. Да Крячко и сам понимал, что в нынешнее время в московских домах порой плохо знают, как зовут ближайших соседей, не то что в курсе каких-то деталей их жизни. Ему ничего не оставалось, как извиниться и удалиться.

Медленно спустившись по лестнице, Крячко вышел на улицу и в задумчивости остановился у подъезда. Неожиданный отъезд Широкова, да еще и с сумкой, набитой вещами, его настораживал. И если до визита в Алтуфьево Крячко не слишком верил в причастность Широкова ко всей этой истории, то теперь его неожиданное бегство – а Крячко расценивал поведение тренера именно так – приобретало совсем иную окраску. Почему он сбежал? Только потому, что в фитнес-центре побывала полиция? Но это и так было понятно! Ясное дело, что совершенное на данной территории убийство не пройдет мимо правоохранительных органов. И если именно Широков причастен к нему, то он, наоборот, должен вести себя как ни в чем не бывало. Ну или, в крайнем случае, занервничать. А он не просто занервничал – он ударился в панику, в бега! И вот это поведение, не укладывающееся ни в какие законы логики, сейчас заботило Станислава. Бегство не пустяк. На него надо решиться, иметь серьезные основания.

В Соединенных Штатах, например, бегство автоматически считается доказательством вины. В некоторых штатах, во всяком случае, оно расценивается именно так. Или раньше расценивалось – Крячко помнил об этом со времен учебы в школе милиции, а с тех пор прошло больше четверти века. Тогда было так, а как у них там сейчас, он не интересовался. И в командировки в Штаты по обмену опытом их почему-то не посылали…

Но так или иначе, а Широков исчез. И пока что Крячко видел лишь два логических объяснения этому. Первое: Широков понял, что погорел. Что-то он знал такое, чего пока не знали ни он, Станислав Крячко, ни Лев Гуров. И решил смыться, потому что иначе ему неминуемо грозят долгие годы тюрьмы. И второе: Широков вовсе никуда не исчезал, а поехал за город навестить любимую тетушку или друга. А возможно, собрался на прогулку в лес с девушкой.

– В ноябре, с утра пораньше… – вслух пробормотал Крячко и покачал головой.

Нет, отъезд Широкова связан с чем-то важным. И нужно это выяснять. Но куда направляться дальше в поисках, Крячко не знал. И для начала все-таки следовало посоветоваться с Гуровым.