Глава 14

До управления они добрались без приключений. По дороге Столетов, сидевший на заднем сиденье между двумя оперативниками, пытался «качать права», угрожал полицейским возможностями своего отца, но Гуров в ответ задал ему несколько вопросов о совершенных убийствах, и задержанный замолчал.

Они вошли в управление, поднялись в кабинет Ганчука. Двое оперативников, выполнявшие обязанности конвоиров, ввели Столетова. С него сняли наручники, и задержанный сел напротив допрашивающих.

Гуров начал допрос.

– Валентин, ты можешь, конечно, все отрицать. Можешь «качать права» и требовать присутствия твоего адвоката. Тогда никакого разговора у нас не случится. Но я хочу, чтобы ты понял одну простую вещь. Тебе предъявят обвинение в убийстве двух человек, совершенном с целью ограбления. Если суд согласится с доводами следствия, тебе грозит до двадцати пяти лет лишения свободы. Конечно, не пожизненное заключение, но вещь очень тяжелая, поверь. Люди не всегда выдерживают такой срок. А если выдерживают, то выходят совершенно сломленными людьми. Если ты не сумеешь отвести от себя обвинение в убийстве, ты проведешь в лагере большую часть жизни. Стоит ли этого твой сообщник – тот, вместе с которым ты вломился в квартиру Востокова?.. Подумай об этом. И учти еще вот что. В случае, если тебя признают виновным, твою девушку, которая так храбро тебя защищала, обвинят в пособничестве убийце. Ей будет грозить более тяжкая статья, чем сейчас, пока она обвиняется всего лишь в сопротивлении сотрудникам полиции.

Закончив эту короткую речь, сыщик замолчал и выжидательно посмотрел на задержанного. Речь Гурова произвела на него нужное впечатление. От того наглого, развязного поведения, с которым Валентин Столетов появился в кабинете, не осталось и следа. Молодое привлекательное лицо Столетова-младшего покрылось пятнами, он вспотел. Он не знал, что делать со своими руками, то сжимал пальцы, то разжимал. Глаза бегали из стороны в сторону. Молчание длилось несколько минут, оперативники его не нарушали.

Наконец задержанный заговорил. Правда, сказал он совсем не то, что ожидали услышать оперативники.

– А че это вы меня в убийцы записали? С какого перепугу? Не знаю я никакого Востокова или кого там еще. У вас на меня ничего нет – ни свидетелей, ни улик. Никто меня там не видел и видеть не мог.

Столетов посмотрел на своих противников с прежним заносчивым видом. Однако Гуров в ответ только усмехнулся.

– Вот ты и признался, Валя. Фактически ты сейчас выдал, что знаешь об обстоятельствах этих преступлений то, чего никто не может знать, кроме убийц и сотрудников полиции. Вот майор знает, что на тебе и твоем сообщнике были надеты маски и потому свидетели не могли увидеть ваши лица. А ты, если бы был посторонним человеком, этого знать не мог бы. Но это так, мелочь, психологическое рассуждение. А серьезный аргумент против тебя – это фарфор, который ты продал Виктору Трифоновичу Сазонову, заявив, что якобы где-то его выгодно приобрел. Это очень неосторожный поступок, Валя. Неужели ты не понимал, что мы быстро опознаем этот фарфор? Вот тебе первая улика, и от нее ты никуда не денешься. За ней последуют и другие. Например, ножи, оставленные вами на местах убийств, и маски, брошенные в угнанных машинах. Ты знаешь, что такое биологический материал? Да, отпечатков ваших пальцев на ножах и масках нет. Но на них остались следы вашего биоматериала. Мы возьмем пробы и узнаем, кто носил эти маски и кто размахивал ножами. Есть и еще одно обстоятельство. Ты, как сегодня выяснилось, левша. И если криминалисты вынесут заключение, что Востокова и Звереву убил человек, лучше владеющий левой рукой, нежели правой, петля на твоей шее окончательно затянется. И если…

Сыщик не смог продолжить фразу – его прервал истошный крик задержанного:

– Это не мой нож! Не мой! Ничего вы на нем не найдете! Их Пермяк убил! Я был там, был, но я не убивал! Нечего на меня жмуриков вешать!!!

– Пермяк – это кличка или фамилия? – вступил в допрос майор Ганчук.

– Не знаю! – все еще истерично отозвался Столетов. – Я его вообще плохо знаю! Он приезжий, только месяца три как здесь объявился!

– Если Пермяк, то он, стало быть, из Перми? – предположил майор.

– Кажется, да, – кивнул задержанный уже спокойнее. – Мне его друганы привели. Ему кокс был нужен и что-нибудь еще, покруче. А я знаю, где достать. Так мы и познакомились. А потом он стал о себе рассказывать. Рассказал мало – такие люди много не говорят, – но кое-что сказал.

– Что, например? – спросил Гуров.

– Например, что ходил на мокрое дело. Но не с огнестрелом – он его почему-то не уважает. Он холодное оружие предпочитает. И тут же показал, как умеет им пользоваться. Это, скажу я вам, то еще зрелище! Перо у него в руке так и сверкает – прямо как в кино!

– Откуда родилась идея ограбить Востокова? – спросил Ганчук. – Пермяк не мог такое предложить, он Татуев не знает. Это была твоя идея?

– Ничего не моя! – возмутился задержанный. – Это дело вообще никто конкретно не предлагал! Оно возникло так… как бы это сказать… стихийно, что ли. Началось с того, что один мой друган мне рассказал, что этот хряк, Сазонов, прикупил где-то рухлядь – мебель старую раздобыл – и теперь тоскует, что не может на эту мебель поставить такой же старинный фарфор. Мне друган и говорит: «Вот он не знает, где старинный фарфор взять, а я знаю! Правда, у этих безделушек хозяин имеется…» И рассказал мне про этого хмыря, Востокова.

– Так, Валя, давай срочно называй этого твоего хорошо осведомленного друга, – потребовал Гуров. – Ты и сам понимаешь, что нам необходимо проверить твои сведения.

– Так это… зачем вам его имя?.. – попробовал уклониться от дачи показаний Столетов. – Он тут ни при делах…

– Нам решать, при делах он или нет, – строго заметил Ганчук. – Имя давай!

Задержанный скривился, словно от чего-то неприятного, но, взглянув на лица оперативников, понял, что они от него не отстанут.

– Генка его зовут, Карякин.

– А, знаю я этого Карякина! – повернувшись к Гурову, сказал Ганчук. – Тоже хорош, обормот. Но в криминале вроде не был замешан. Сейчас распоряжусь…

Ганчук вызвал сотрудника управления и дал ему задание доставить Геннадия Карякина для дачи показаний. Потом он снова повернулся к задержанному:

– Не бойся, ничего серьезного твоему Генке не грозит. Он в данном деле не наводчик, а свидетель. Ведь он не знал, что ты собираешься грабить Востокова… Или знал?

– Нет, я Генке ничего не сказал, – заверил Столетов. – Я вообще постарался этот разговор замять, чтобы он лишнего не подумал. Я сказал об этой возможности Пермяку. И тот сразу заявил, что дело стоящее, когда я сообщил ему, что из той квартиры можно вытащить старинный фарфор, а может, еще и картины какие удастся вынести…

При слове «картины» оба оперативника насторожились и переглянулись.

– А вы разве вынесли из квартиры Востокова не только фарфор? – спросил Ганчук. – Картины тоже?

– Нет, кроме фарфора, ничего стоящего там не оказалось. Там вообще чудно́ было, он такими пафосными вещами владел! Там каждая чашка стоила, как новая «Лада»! И при этом мебель такая допотопная, комп старый, телефон тоже… Он мог бы продать какую-нибудь дурацкую статуэтку или блюдце, нормально одеться и поселиться где-нибудь в Ницце или во Флориде, а он жил в жуткой халупе и трясся над своей глиной. В общем, не умел жить человек, не понимал своего счастья…

– Ну, зато ты его понимаешь, – заметил Ганчук. – Скажи, вы с самого начала договорились убить хозяина фарфора?

– Нет, мамой клянусь, не было такого уговора! – снова разволновался задержанный. – Мы для того маски и надели, чтобы этот хмырь нас не увидел! Зачем нам его убивать, если он нас опознать не сможет? Я был в полной уверенности, что «мокрухи» не будет! А оно вон как вышло.

– И почему же так вышло? – спросил Гуров.

– Как только мы вскрыли квартиру, хозяин спросил: «Кто там?» Пермяк сразу достал нож, – начал объяснения Столетов. – Я и маму вспомнить не успел, как он этого хмыря пырнул один раз, потом другой… И все. Поздно стало что-то говорить. Я уж его ругал, ругал… Мне кажется, ему просто хотелось кого-нибудь убить. Я даже подумал тогда, что ведь он и меня может таким же манером прикончить.

– Подумать подумал, но в свой дом пригласил, – заметил Гуров. – Ведь Пермяк был среди тех, кто сбежал из твоего дома под дымовой завесой?

– Ну да… – неохотно признался Столетов. – Ему идти некуда. И вообще, нам надо было барахло толкнуть, а потом деньги поделить. А где это удобнее сделать? Ясное дело, у меня. Вот я его и позвал. До сих пор об этом жалею.

– Кстати, насчет дымовой завесы, – подметил Ганчук. – Кто гранаты раздобыл – ты или он?

– Он их с собой привез. Сказал, что какой-то магазин оружейный грабанул, заодно и эти «игрушки» взял. Вот пригодились.

– Понятно… Но что это мы все о Востокове? – вспомнил Гуров. – Ведь на вас еще одно убийство висит – гражданки Зверевой. И тут, я уверен, никакого «стихийного» элемента не было. Это ведь ты предложил ограбить собирательницу икон?.. Что молчишь?

– Ничего я не предлагал, – отозвался Столетов. – Это Пермяк на меня насел. Требовал с ножом у горла, чтобы я еще кого-нибудь из богатых людей назвал. Он после ограбления Востокова вошел во вкус. Грозился меня убить и Любку, если я ему новый адрес не найду. Пришлось найти…

– Ну да, а ты здесь вообще вроде жертвы получаешься, – заключил Ганчук. – Просто сама невинность! Ты лучше скажи, где сейчас твоего Пермяка искать? Где он может скрываться, если он в городе никого не знает?

– Ну, нельзя сказать, чтобы совсем никого. Он у меня познакомился с одной девушкой, с Анжелой. Ей такие крутые мужики нравятся. У них любовь-морковь началась. Скорее всего, он к Анжеле и подался.

– Говори адрес Анжелы, и на сегодня с тебя хватит, – приказал Ганчук.

Задержанный неохотно назвал адрес и номер телефона подруги «крутого» Пермяка. Ганчук уже вызвал оперативников, чтобы те отвезли Столетова в СИЗО, но Гуров вспомнил об одном вопросе, который хотел задать задержанному.

– Скажи, Валентин, ты знаешь в вашем городе таких же любителей картин, как ты и твой Пермяк – любители фарфора и икон?

– Вы о чем? – не понял задержанный.

– Ну, вот вы искали в городе людей, у которых есть дорогой фарфор и старинные иконы. А есть люди, которые ищут дорогую живопись. Очень дорогую, дороже твоих статуэток. Ты, случайно, не знаешь таких людей?

– Картины? – удивленно переспросил Валентин. – Разве бывают такие дорогие картины?

– Бывают, – заверил его сыщик. – И на них кто-то охотится. А мы ищем этого охотника. Не знаешь, под каким кустом он может прятаться?

Задержанный задумался. Несколько минут он ворошил свою память, потом медленно покачал головой.

– Нет, я таких чуваков не знаю. А должен – я всех знаю, кто подобными делами промышляет.