Глава 9

Следующий день начался без каких-то неожиданностей. Гуров поднялся, по своему обыкновению, рано, сделал зарядку, искупался и сел завтракать. Через полчаса должен был подъехать Сергей, отвезти его на виллу. Допивая кофе, он обдумывал вопросы, которые надо было сегодня решить. В первую очередь его интересовал егерь Муртазин – единственный человек, бывший на вилле в тот вечер, когда произошло убийство, который остался неопрошенным. А еще ему хотелось задать пару вопросов повару, охраннику и управляющему Чанбе – все эти люди в беседах с ним явно врали.

Внезапно из холла донесся чей-то возбужденный голос, и в следующую минуту в зал вбежал капитан Синичкин.

– Вы здесь! – воскликнул он вместо приветствия. – Поели? Тогда едем скорей!

– Куда?

– Как «куда»? На виллу, конечно!

– А отчего такая спешка? Что случилось?

– Сегодня ночью убили Настю Тишкину.

– Что?! – вскочил из-за стола Гуров. – Не может быть!

– Я тоже думал, что не может, – согласился капитан. – Но мне полчаса назад позвонил Кривулин, сообщил. Я подробности спрашивать не стал, сразу взял фотографа, врача, эксперта-криминалиста – и за вами. Бригада ждет в машине. Так что если вы готовы, то едем.

Спустя минуту они уже мчались по направлению к вилле. По дороге Синичкин рассказывал то немногое, что успел узнать от хозяина «Аркадии».

– Первым убитую обнаружил повар, – объяснил капитан. – Он встает сразу вслед за охранником: тот идет загонять собак в вольер, а повар начинает готовить завтрак. По его словам, он как раз шел на кухню и тут видит, что дверь в комнату горничной приоткрыта. Это его удивило: Настя всегда плотно закрывала дверь. Он сначала постучал – никакого ответа. Тогда он открыл дверь, заглянул…

– И что же? Как было совершено убийство? Где находилась убитая? – засыпал его вопросами Лев.

– Этого я не знаю, – покачал головой Синичкин. – Я же вам говорил – я подробности у Кривулина спрашивать не стал. Сейчас приедем – и все узнаем.

Впереди показался знакомый утес. Спустя несколько минут они уже подъезжали к воротам усадьбы. Охранник, как видно, был наготове, и при их приближении ворота немедленно раскрылись. Первый, кого увидел Гуров, когда машина въехала на территорию «Аркадии», был водитель и телохранитель Сергей Жилкин.

– Это хорошо, что вы приехали, – сказал он, когда Синичкин остановил машину, а Гуров опустил стекло. – Вы, может, и разберетесь во всем этом. А то Егор Борисыч на меня уже с подозрением смотрит. Видно, виновным меня считает. Да и вообще… Жалко Настю. За что им с братом такое?

– Ладно, я разберусь, – пообещал Гуров.

Машина подъехала к дому. Навстречу им торопливо вышел сам Кривулин.

– Наконец-то! – воскликнул он. – И Лев Иванович здесь? Очень хорошо! А то я уже не знал, что и думать!

– Где убитая? – спросил его Гуров.

– Там, где и была, – ответил Кривулин. – В своей комнате. Мы там ничего не трогали.

– Тогда пошли туда, – скомандовал сыщик.

Следственная бригада, сопровождаемая хозяином усадьбы, проследовала по коридору. Дверь комнаты, где накануне Гуров беседовал с Настей Тишкиной, стояла полуоткрытой.

– Вот так дверь и была, когда Алексей утром увидел, – объяснил строительный магнат. – Мы ничего менять не стали.

Гуров ничего на это не сказал. Открыл дверь, вошел в комнату.

Первое, что бросилось ему в глаза, – это опрокинутый стул и видневшиеся за ним раскинутые руки. Затем, обойдя низенький столик, он увидел Настю, лежавшую на полу, лицом вниз. Рядом валялась бельевая веревка.

Следственная бригада приступила к работе. Фотограф сделал несколько снимков, зафиксировав положение тела убитой, эксперт нанес порошок на все поверхности, которых мог коснуться убийца, – надеялся найти отпечатки пальцев. После того как фотографии были сделаны, тело убитой перевернули на спину, и к делу приступил врач. Гуров и Синичкин тем временем осмотрели комнату. В ней со вчерашнего дня ничего не изменилось, все вещи находились на прежних местах.

– Где повар Петриченко? – спросил Лев у хозяина виллы. – Нам необходимо его допросить.

– Ждет в гостиной, – с готовностью ответил Кривулин. – Я велел ему там сидеть, никуда не отлучаться. Так что мы сегодня даже без завтрака. Ничего, обойдемся бутербродами…

– Ну, что, вместе будем допрашивать? – повернулся Гуров к Синичкину.

– Я не возражаю, – кивнул тот. – Наоборот, буду рад, если вы с самого начала примете участие в этом расследовании.

Они прошли по коридору, вошли в гостиную. При их появлении повар, сидевший на диване, поспешно встал. Лицо у него было бледное, взволнованное – совсем не такое, как накануне, когда Гуров видел его впервые. Как видно, смерть горничной произвела на Алексея Петриченко сильное впечатление.

– Садитесь, Петриченко, – сказал ему Синичкин. – Сейчас мы с полковником Гуровым проведем допрос в связи со смертью Анастасии Тишкиной. Расскажите, при каких обстоятельствах вы обнаружили тело.

– Я встал, как всегда, в шесть утра, – начал повар. – Сходил на пляж, искупался, потом пошел на кухню, готовить завтрак. Сегодня у меня по плану были тарталетки и фаршированный лосось, а еще… Но это, впрочем, неважно. Значит, я шел по коридору и тут увидел, что дверь в комнату Насти приоткрыта. Я удивился: она никогда так не поступала, всегда дверь закрытой держала. А уж после несчастья тем более – никого видеть не хотела, закрывалась. Проходя мимо, я в щелку заглянул, но ничего видно не было. Тогда я позвал, тихонько так: «Настя, ты у себя?» Никто не отвечает. Я еще раз позвал, погромче. Когда опять никто не ответил, я открыл дверь – и увидел, что стул на полу валяется, а позади стола она лежит. Тогда я побежал наверх, к Егору Борисовичу. Разбудил, все рассказал…

– Давай уточним, – предложил Гуров. – Во сколько точно ты вошел в комнату горничной?

– Так, значит, встал в шесть… – начал высчитывать повар, – потом купался… это минут пятнадцать… потом еще пять… Выходит, было 6.20 или 6.25.

– Пока ты купался и шел обратно, видел кого-нибудь?

– Нет, никого.

– А собаки по парку еще бегали?

– Нет, собак не было. Их Борис ровно в шесть загоняет.

– А самого Глушакова ты видел?

– Нет, – покачал головой повар. – Он, наверное, возле загона был, а это за дежуркой, далеко.

– Может, слышал кого? – спросил Синичкин.

– Нет, только птицы чирикали.

– Ладно, можешь идти, – отпустил повара Гуров. – И позови сюда Глушакова.

Спустя минуту в гостиную вошел охранник. Его красивое лицо было таким же невозмутимым, как и накануне.

– Давай садись, – предложил ему Гуров. – И расскажи, что ты делал сегодня утром. Только смотри, ничего не забывай. А то я знаю, что память у тебя дырявая, важные вещи забываешь.

– Да я ничего не видел, так что и забывать нечего, – ответил охранник, усаживаясь на диван.

– Ну, давай рассказывай! – поторопил его капитан. – Чего ждешь?

– Значит, встал я в половине шестого, – начал свой рассказ охранник. – Пошел, позвал собак, завел их в вольер, покормил. Потом прошел в дежурку, поглядел на экраны. Просмотрел записи за ночь – не случилось ли чего, что камеры зафиксировали. Но на записях ничего не было, и я снова включил их в обычный режим.

– А потом? – спросил Гуров.

– А что потом? Потом сидел в дежурке, и все. А затем прибежал хозяин, сказал, что Тишкину убили. Немного погодя снова пришел, велел идти в гостиную. Говорит, допрашивать тебя будут. Вот, теперь здесь сижу.

– Скажи, друг Боря, – сладким голосом заговорил Гуров, – ты нарочно стараешься сейчас идиота изобразить или это у тебя естественным образом получается? Без усилий?

– Почему вы так говорите? – обиженно ответил охранник. – Почему идиота? Никого я не изображаю. Как было, так и говорю.

– Тогда я по-другому вопрос поставлю. У тебя что, были личные причины ненавидеть Анастасию Тишкину?

– Вы чего? Чего мне шьете? – воскликнул Глушаков. Теперь он уже не выглядел невозмутимым. – С какой стати мне ее ненавидеть? Да мне дела до нее никакого не было!

– Вот это уже похоже на правду, – одобрил его Гуров. – Все люди в усадьбе – и Кривулин, и повар Алексей, и водитель – расстроены гибелью Насти, и только тебе одному все равно. Однако за равнодушие не судят. Меня другое интересует: что ты на этот раз скрываешь? Вчера ты упорно забывал, что после десяти выходил из дежурки. А сегодня что?

– Ничего я сегодня не скрываю! – выкрикнул охранник. Его красивое лицо исказилось, теперь оно выражало злобу и страх. – Все было как я сказал! Хоть сто раз спрашивайте, я то же самое повторю!

– Не будем мы тебя сто раз спрашивать, – сказал Гуров. – Спросим один раз – и хватит. Но не сейчас. У тебя к нему есть вопросы? – обратился он к капитану.

– Нет, – покачал тот головой.

– Все, можешь идти, – отпустил охранника Гуров, и тот поспешно удалился.

– Прежде чем допрашивать остальных, давайте вернемся в комнату убитой – может, специалисты уже закончили работу, – предложил Синичкин.

Сыщики вернулись в комнату Насти. Двое полицейских, приехавших в усадьбу вслед за ними, уже укладывали тело горничной на носилки.

– Ну, Самуил Аронович, что можете сказать? – спросил капитан у врача.

– Картина та же самая, что и вчера, – ответил врач. – Типичная смерть в результате удушения. Как и в том случае, девушку душили сзади, веревкой.

– Когда наступила смерть? – спросил Гуров.

– Между одиннадцатью часами вечера и часом ночи, – объяснил доктор.

– А вы что скажете? – обернулся Лев к криминалисту.

– К сожалению, никаких следов убийца не оставил, – развел тот руками. – Как видно, работал в перчатках. Дверь не взламывал – она, видимо, не была закрыта. Следов борьбы тоже нет.

– Настя в момент убийства сидела или стояла?

– По всей видимости, сидела возле окна.

Гуров вспомнил вчерашний день. Именно в такой позе – сидящей у окна – он застал Настю. И в такой же ее оставил. Возможно, она за весь вчерашний день, после гибели брата, всего несколько раз вставала с места.

– Следов борьбы нет… – повторил он фразу криминалиста. – Кричать она тоже не кричала – иначе в доме кто-нибудь ее услышал бы. Может, она пыталась убежать?

– Нет, я же говорю – она, видимо, сидела вот здесь, – криминалист показал на стул. – Убийца зашел сзади, накинул ей на шею веревку и задушил. Потом опустил тело на пол, бросил веревку и вышел. Ну, это, конечно, предварительное заключение, полный отчет я вам пришлю позже, – сказал он, обращаясь к капитану.

– Ну что, мы можем увозить тело? – спросил врач.

– Да, увозите, – кивнул Синичкин.

Полицейские вынесли носилки с телом горничной, вслед за ними ушли врач и криминалист.

– Ну, что, с кем следующим будем беседовать? – деловито спросил капитан у Гурова.

– Думаю, надо побеседовать с самим Кривулиным, – ответил сыщик. – Вчера он явно что-то скрывал. Сейчас настало время рассказать все без утайки.

Они с капитаном вернулись в гостиную и уже направились к лестнице, чтобы подняться в кабинет хозяина усадьбы, но тут навстречу им быстро спустилась Татьяна Осипова. По ее лицу было заметно, что ее, как и большинство обитателей виллы, убийство Насти не оставило равнодушной.

– Лев Иванович, я хотела бы с вами поговорить! – заявила девушка.

– Мы проводим расследование вместе с капитаном Синичкиным, – сказал в ответ Гуров. – Если хотите что-то сообщить, то расскажите это нам обоим.

– Нет, двоим я говорить не стану, – покачала головой Татьяна. – Только вам одному.

Гуров и Синичкин переглянулись. В следственной практике Гурова такие случаи бывали не раз. Иногда это был лишь каприз свидетеля (или подозреваемого), и если следователь проявлял настойчивость, человек сдавался и выкладывал свое признание всей бригаде. Но иногда он замыкался, и тогда никакими клещами уже не удавалось вытащить из него важную информацию. Ему казалось, что сейчас как раз такой случай.

– Что ж, пойду я, пожалуй, прогуляюсь с гражданкой Осиповой по парку, – сказал он. – А ты, Алексей Петрович, можешь пока один допросить Кривулина.

– Хорошо, – согласился капитан.

– Ну, что, пойдемте, поговорим наедине, – сказал Гуров. – Где вы хотите беседовать – у вас или в парке?

– Не там и не там, – ответила девушка. – У стен есть уши, у кустов в парке тоже. Пойдемте на берег. Там далеко видно, никто не подберется, чтобы подслушать.

Они вышли из дома и по посыпанной гравием дорожке направились в сторону моря. Дорожка стала спускаться, затем превратилась в закрученную спиралью гранитную лесенку. Послышался мерный рокот прибоя, и они очутились на пляже. Татьяна огляделась, направилась к стоявшим под тентом шезлонгам и села на один из них, Гуров уселся напротив.

– Так о чем вы хотели мне рассказать? – спросил он.

Девушка ответила не сразу. Она завела руки за голову, привычным движением собрала волосы в пучок, поискала в кармашке заколку, но, сообразив, что купаться не собирается, вновь уронила руки и, глядя вниз, в белеющую под ногами гальку, глухо произнесла:

– Вы вчера были правы. Я вам все наврала. Ну, не все, но главное. Никакую музыку я не слушала и в парке не просто так гуляла.

Сказала – и вновь замолчала. Гуров понимал, что сейчас ни в коем случае нельзя давить: перестараешься – и девушка спрячется в свою раковину, захлопнет створки.

– Почему же решили сегодня рассказать правду? – мягко спросил он.

– Из-за Насти, – ответила Татьяна. – Если бы это с кем-то другим случилось – пускай, я бы не стала переживать. Но Настя… Она же никогда слова плохого никому не сказала, вообще злиться не умела. Я-то совсем другой человек. Мне спину подставлять не надо – ударить могу. Что делать – жизнь так научила. И другой мне уже не стать. А Настя… Я когда сегодня утром услышала – во мне все прямо перевернулось. И я решила – расскажу все полковнику. А там – будь что будет.

– Вы знаете, кто убил Петра Тишкина? – спросил Гуров. – Вы его позавчера видели, так?

– Нет, убийцу я не видела, – покачала головой девушка. – И не знаю, кто он. Я другое хотела рассказать. Я почему вчера это скрыла? Думаю: кому какое дело до моей личной жизни? Для меня это важно, а к убийству не имеет никакого отношения. Но теперь, после случая с Настей, подумала: а откуда я знаю, что не имеет? В таком деле все важно…

– Вы с кем-то встречались позавчера вечером?

– Да, встречалась, – подтвердила Татьяна. – И не только позавчера. Мы почти каждый день встречаемся.

– С Глушаковым, охранником?

– Да! А откуда вы знаете?

– Ну, догадаться не так уж трудно, – заметил Лев. – Надо только понаблюдать и иметь некоторый жизненный опыт. Значит, позавчера в десять вечера вы вышли в парк не просто погулять, а чтобы увидеться со своим любовником, так?

– Да.

– И где проходила ваша встреча? У него в дежурке?

– Нет. Здесь за домом есть оранжерея. Там, правда, душновато, зато красиво. Кругом орхидеи…

– И там, в оранжерее, вас видел садовник Вишняков…

– Александр Ермолаевич? Он вообще-то в оранжерею часто заходит – ему за цветами ухаживать надо. Но так поздно он в усадьбе не бывает. Я не думаю, что он нас видел.

– А я думаю иначе, – сказал Гуров. – Но это не так важно. Значит, вы находились в оранжерее с десяти – и до скольки?

– Я на часы не смотрела, – призналась Татьяна. – Но, думаю, не меньше часа.

– И все это время в дежурке никого не было и за воротами никто не следил?

– Выходит, что так.

– Ну, а потом, когда свидание закончилось? Вы вместе дошли до дома и там расстались?

– Нет, мы сразу простились, возле оранжереи.

– Скажите, вы, когда шли к месту свидания, и потом, когда возвращались к себе, никого не видели?

– Я знала, что вы об этом спросите, – призналась девушка. – И поэтому специально все припомнила. Значит, так. Когда я шла в оранжерею, то видела Петра с Настей – они вместе шли к дому. Я от них свернула на боковую дорожку – не хотела, чтобы они меня видели. А потом, когда возвращалась… Знаете, что я скажу? Там кто-то был.

– Где?

– Возле дома. Я уже дом видела, лужайку перед домом, и тут вдруг за кустами, справа, услышала шорох. И силуэт чей-то мелькнул.

– Так это, наверное, собака была, – заметил Лев. – Кстати, а как вас собаки пропускают? Мне ваш сердечный друг Глушаков говорил, что они слушаются только его да еще управляющего.

– Так и должно быть, – усмехнулась Татьяна. – Но Боря их переучил, чтобы они меня тоже слушались. Заставлял меня их кормить. Так что теперь я не боюсь ночью по парку гулять. А что касается того, кто был за кустами, то я абсолютно уверена – это был человек, а не собака. Собаки бы прятаться не стали, ко мне подбежали. Нет, это был человек. Я даже испугалась. Думаю: ой, кто же это? Но потом махнула рукой, решила, у меня свои секреты, почему у кого-то еще их не может быть?

– Так это был кто-то свой или посторонний?

– Откуда я знаю? Я же его не видела.

– А когда вошли в дом – вы видели кого-нибудь?

– Нет, никого.

– И не слышали?

– Не слышала.

– Ну, скажем, звук работающего телевизора…

– Нет, точно не слышала, – уверенно ответила девушка.

– А в общей комнате, где обслуга телевизор смотрит? Вы ведь через нее не проходите…

– Не прохожу, но она недалеко от гостиной. Если бы там кто-то телевизор смотрел, я бы услышала.

– Значит, там точно никого не было?

– Ну да.

– А во сколько вы проходили через гостиную?

– Когда поднялась к себе, я взглянула на часы, – сказала Татьяна. – Была половина двенадцатого.

– Половина двенадцатого… – задумчиво повторил вслед за ней Гуров. – Хорошо. Значит, вы встречаетесь с Глушаковым практически каждый день. И давно так?

– Ну, как сказать, – пожала она плечами. – Месяц примерно.

– А ваш… покровитель? Кривулин? Он об этом знает?

– Нет, что вы! Если бы он узнал – меня бы здесь давно не было. Да и Бориса тоже. И хорошо еще, если бы он нас просто выгнал. Кривулин – человек мстительный.

– Что вы хотите этим сказать? Что он вас мог убить, что ли?

– Может, убить, может, искалечить. Отомстить по-разному можно.

– Значит, позавчера, в тот вечер, когда убили Петра Тишкина, вы встречались с Глушаковым. А вчера? Вчера тоже с ним виделись?

– Нет, вчера – нет. Борис, правда, хотел, настаивал даже, но я не могла. Так ему и сказала: «Не могу в такую минуту, когда труп Пети еще не остыл. Ни о чем не могу думать».

– И что же вы делали с шести и до одиннадцати вечера?

– Вот вчера я делала как раз то, о чем говорила вам позавчера, – сказала Татьяна. – Залегла на диван и стала музыку слушать.

– И ничего подозрительного не видели?

– Нет.

– А ваш любовник, значит, настаивал, – заметил Гуров. – Крепкий товарищ, ничего его не берет. И за что только вы его выбрали? Чем вам Кривулин плох оказался?

– Егор Борисович поначалу тоже внимание проявлял, щедрость. Украшения часто дарил. Но, знаете, всякая страсть со временем остывает. Хочется чего-то нового. Он стал ко мне менее внимательным, ну, и я тоже… А Боря – он ведь такой красивый! Такой крепкий торс, чеканный профиль… Тут, в усадьбе, других таких нет. Все какие-то замухрышки.

– Что ж, спасибо за информацию, – сказал Гуров, поднимаясь с шезлонга. – Будем надеяться, что на этот раз вы рассказали все, ничего не утаили.