– Да, Лев Иванович, не исключено и такое! – Профессор от души рассмеялся. – Но в этом-то и заключается суть настоящей науки – невзирая ни на какие преграды, препоны, прорываться через тернии к звездам! Эх, если бы вам удалось найти изваяние «кузнечика»… – вздохнув, покачал он головой.
– Вот этим-то мы и будем сейчас заниматься, – окинув взглядом членов экспедиции, деловито произнес Лев. – Поскольку по ряду причин установить личность преступника обычным порядком нам не представилось возможным, попытаемся его «вычислить» по-другому, исходя из постулата древнеримского права – «кому выгодно?». И в этом будет нужна ваша помощь. Вы упомянули о том, что в научных кругах, как России, так и международных, есть определенные силы, которые не разделяют вашей точки зрения на историю Земли. Вы об этом можете рассказать более подробно?
– Да, конечно! – охотно кивнул Рябинин. – Сколько угодно!
По словам профессора, положение дел в науке, когда одни ученые, что называется, «рвут постромки», изыскивая все новые и новые объекты исследования, самим фактом своего существования опровергающие устоявшиеся научные догмы, а их коллеги яро отстаивают позиции железобетонного консерватизма, сложилось не вчера и уйдет в небытие не завтра. Сколько было сломано копий вокруг того, какую именно форму имеет наша планета – плоскую или шарообразную? Сколько было казнено вольнодумцев, доказывавших, что Земля – шар, летящий вокруг Солнца в космической пустоте? Сколько ошельмовано тех, кто утверждал, что заразные болезни вызываются невидимыми глазу существами – вирусами и микробами? Всего каких-то лет сто «с гаком» назад, в уже, так сказать, просвещенные времена, Парижская академия наук приняла решение с порога отвергать факты падения метеоритов, поскольку, считали французские академики, камни с неба падать не могут…
То же самое присуще, в частности, и биологии, и исторической науке. Некие представители разных наук, которых по каким-то шаблонным «маркерам» признали корифеями, например, европейские и всякие иные властители, на основании тех или иных письменных источников составили определенный реестр исторических событий. Этот «поминальник» дат и фактов был как бы канонизирован, признан абсолютно верным, а потому непогрешимо-незыблемым. И с тех пор всякий, кто пытался доказать неточность каких-то дат, подвергал сомнению подлинность тех или иных исторических фактов, встречал очень жесткий отпор тех, кто получил, по сути, должность «охранителей» кем-то канонизированной истории.
– …Наука, ставшая закостеневшей догмой, развиваться не способна! Из двигателя прогресса она превращается в его тормоз, – Рябинин говорил, глядя на плывущие в вечернем небе облака. – Скажем, ядерная физика – наука очень динамичная, быстро развивающаяся, достаточно благосклонная к инновациям. И вот результат – благодаря этому мы уже имеем высокие шансы овладеть управляемым термоядерным синтезом. А теперь возьмем историческую науку. Она невероятно консервативна, причем в ней «законсервирована» масса ложных фактов, совершенно не соответствующих действительности. И это не только у нас, но и во всем мире. Вы наслышаны о так называемой «норманнской теории»?
– А! Это про то, что русские когда-то призвали на княжение варягов, поскольку у самих типа не хватало ума, как править своей страной? – коротко хохотнул Станислав.
– Да! Это же наглая, бессовестная фикция, придуманная западноевропейскими «учеными» по заказу правящих верхушек Англии, Франции, Германии, Польши… – при этих словах профессор решительно рубанул рукой. – Ее предназначение – убедить население «варварской» России в том, что исторически они никто и звать их никак! Кстати! Слово «варвар» появилось у римлян после их знакомства с древними готами, но никак не со славянами. Разговаривая между собой, готы без конца использовали слова «вир», «вер», «варум»… А римлянам слышалось нескончаемое: вар-вар-вар-вар… Вот они и прозвали готов «варвары». Так что к русским это слово отношения не имеет никакого. И вот такой наукообразной «липы» в русской истории – с избытком. Но современный вариант истории охраняется целой армией научных сотрудников самых разных уровней, которые своими диссертациями застолбили право быть охранителями властвующего в каждой стране того или иного варианта истории. Так вот! Вы уж простите за такое длинное предисловие, но без него понять суть наших проблем не получится…
По его словам, и палеонтология, и особенно археология на себе слишком часто испытывают излишнюю заданность и зашоренность представителей исторической науки из числа «охранителей» догм. Он напомнил о том, сколько было случаев обнаружения самых невероятных артефактов, которые «охранители» принимали в штыки и успешно «хоронили» в каких-то архивах или запасниках музеев («Или в своих карманах…» – слушая профессора, сурово предположил Крячко).
И вот, исходя из этого, становится понятным, почему многие коллеги Рябинина так жестко «отфутболили» его сообщение о находке невероятного артефакта. Да потому, что если признать его реальность, если признать его подлинным символом давно ушедшей эпохи, то тогда в мусорные контейнеры нужно будет отправить целые штабеля диссертаций, сдать в макулатуру горы научных трудов. Поэтому неудобный артефакт нужно замолчать, заболтать, оболгать, скрыть от мира, а может, даже и уничтожить, чтобы тысячи ученых мужей и дам могли облегченно перевести дух и жить дальше в прежних исторических координатах ложных знаний и фальшивых фактов.
– …Вы в курсе, что в китайской и монгольской мифологии есть сюжеты, связанные с загадочными существами, прозванными «богомологоловыми» или «саранчой из-за предела»? В одной из китайских провинций была обнаружена пещера с вырезанными на стене фигурами не только людей, но и совершенно невероятных существ. Например, неких членистоногих, имеющих тот же рост, что и фигурки людей. А еще в Монголии и Китае были обнаружены вырезанные из нефрита, оникса и яшмы фигурки антропоморфных существ с головой богомола. Их возраст около пяти тысяч лет. Если спросить, что это такое, то ответ большинства ученых может быть только один: у древнего мастера, понимаете ли, разыгралась фантазия…
По словам профессора, очень трудно объяснить обнаружение на территории Древней Месопотамии большой линзы, выточенной из горного хрусталя. Кто, для чего и как именно ее выточил? Об этом – молчок! Хотя даже при нынешних технологиях сделать такую вещь очень непросто. Никто не знает, что сказать по поводу найденных на раскопках аналогов древних гальванических элементов, а также аналогов механических счетных машин. Их тоже замалчивают.
Дескать, а зачем о них говорить? Есть же официальная история! Не исключено, что именно «охранители» самых разных разновидностей и сортов полторы тысячи лет назад сожгли настоящую сокровищницу знаний Древнего мира – Александрийскую библиотеку, погубив многие тысячи бесценнейших манускриптов. Ну а их нынешние последователи стараются замолчать очевидное и заткнуть рот всякому, кто имеет мнение, не совпадающее с их, единственно «правильным» и «верным»…
– Да-а-а, картина вовсе не радужная… – философично констатировал Гуров. – Исходя из рассказанного вами, настоящий ученый должен быть чем-то вроде тех же самых Прометея или Данко. Кстати, помнится, оба эти героя за свои убеждения и добрые дела довольно жестоко пострадали. Вот и вы, Роман Михайлович, я гляжу, уже сейчас оказались на острие нежелания вас понять. Честно говоря, я даже не предполагал, что в, так сказать, царстве науки столько интриганов, фальсификаторов и даже откровенных мошенников. Но они, в чем я теперь убедился, есть. И тогда, рассуждая логически, следует предположить, что именно кто-то из «охранителей» заказал похищение найденного вами артефакта. Ну а убийство Юрия Семеновича стало сопутствующим событием, надо думать, случайного характера.
– Да, скорее всего, так это и было, – вздохнув, согласился профессор.
– Тогда перейдем к конкретике… – Гуров несколько свел брови к переносице. – Мне нужны фамилии ваших наиболее одиозных оппонентов. Начнем работать с ними.
Этот вопрос Рябинина заметно озадачил. Он вопросительно взглянул сначала на Стаса, потом на Льва и осторожно поинтересовался:
– Лев Иванович, вы собираетесь их допросить? А не будет ли моя информация о них… м-м-м… чем-то похожим на злонамеренное стукачество? Ну как это было принято в известные нам с вами времена?
На это Гуров ответил понимающей улыбкой.
– Роман Михайлович, по-вашему, я похож на Берию? – шутливо поинтересовался он. – Ну, разумеется, мы не планируем кого-либо вызывать на допрос в наш главк, оказывать давление и выбивать признание. Это было бы не только глупо и аморально, но и контрпродуктивно. Да, если бы я хотел провалить это расследование, то именно так и поступил бы – в духе той самой поры. Но мы со Станиславом Васильевичем всегда сначала думаем, а потом уже что-то предпринимаем.
– Не волнуйтесь, Роман Михайлович, мы свое дело знаем «на ять», – ободряюще подмигнул Крячко.
– Ну, хорошо… – прерывисто вздохнул профессор. – Мой главный, я бы даже сказал, пожизненный, оппонент – академик Игорянцев Эдуард Константинович. Знаете, есть такое выражение: «мой личный злой гений»? Вот его я и мог бы назвать своим пожизненным «злым гением». Он уже не раз становился у меня на пути. Еще в ту пору, когда я делал свою докторскую диссертацию, он мне усердно ставил палки в колеса. Он делал все возможное и невозможное, чтобы я не получил звание профессора. Когда ему это не удалось, говорят, он был очень разочарован и даже крайне раздражен.
– А в чем же вы видите причины такой ярой неприязни с его стороны? – осторожно подбирая слова, осведомился Стас.
На лице профессора промелькнуло что-то лирически-ностальгическое.
– Знаете, мне кажется, изначальная причина тут самая простая и даже банальная – зависть и ревность… – Рябинин немного помолчал и продолжил: – Расскажу вам такую историю. Более тридцати лет назад в тогдашнем Свердловске состоялась международная конференция палеонтологов. На ней председательствовал в ту пору еще не академик, а кандидат наук Игорянцев. Почему именно он – не знаю. Вот… И случилось так, что из Италии приехала молодой ученый Ольга Капурелли, кстати, она из Трубецких. Наши с ней места оказались рядом, Ольга мне очень понравилась. Но, как я мог заметить, приглянулась она и Игорянцеву. И он сделал все возможное, чтобы добиться ее взаимности. Однако его ждало полное фиаско – она выбрала меня… С тех пор я у него в самом черном из всех черных списков. Это далекое от науки событие, я так понимаю, и стало своего рода запалом к бомбе нашей с ним взаимной неприязни. И если я всего лишь не приемлю его научных взглядов, то он, как я понимаю, питает ко мне как человеку ненависть на зоологическом уровне.
– А сейчас эта Ольга где? Что с ней стало? – почему-то озадачился Крячко.
– Ну как – где? Мы с ней поженились, – чуть пожав плечами, пояснил Рябинин. – У нас дети – сын и две дочки. Она сейчас дома, с детьми, в Екатеринбурге, преподает в университете…
– Вечный сюжет: женщина как яблоко раздора… – философично прокомментировал Гуров. – Роман Михайлович, я вполне согласен с версией, что Игорянцев именно из-за этой житейской ситуации, разрешившейся не в его пользу, стал питать к вам крайнюю неприязнь. Кстати, он женат?
Подумав, его собеседник отрицательно качнул головой:
– Насколько мне известно, нет. И, по-моему, женат никогда не был. Вполне возможно, Ольга могла стать его последним шансом создать семью, но… Его постигла неудача, и поэтому он решил объявить мне пожизненную вендетту…
Лев на это как-то неопределенно повел головой.
– Все это верно, но, мне кажется, причина его «вендетты» может крыться в чем-то еще, – в его взгляде сквозило некоторое сомнение. – Его статус пожизненного холостяка намекает на то, что его попытки добиться расположения гостьи из Италии стоят в одном ряду с его противодействием получению вами звания профессора. Вполне возможно, если бы вы ему уступили и расстались с Ольгой, очень скоро он бы о ней забыл. Скажите, а по каким вопросам у вас с ним были наибольшие противоречия? Из-за каких ваших взглядов, вашей позиции по тем или иным вопросам возникали самые острые конфликты?
Выслушав Льва, профессор пожал плечами:
– Да тут, куда ни ткни, какого вопроса ни коснись, у нас с ним сплошные противоречия. По поводу той же «норманнской теории» у нас с ним самое жесткое противостояние. Я ее абсолютный противник, он ее абсолютный сторонник. Ну а самые острые конфликты – по истории древнейших времен Земли и по истории человечества. Тут у нас с ним могло бы дойти до рукопашной, если бы мы столкнулись на какой-либо конференции.
– Даже так?! – смеясь, уточнил Гуров.
– Да, именно так! Он ярый сторонник опаринской теории самозарождения жизни на Земле. Он самый ярый сторонник голого дарвинизма, не учитывающего очень многих генетических аспектов эволюции живых существ. Вот и моя версия эволюции первых многоклеточных существ, согласно которой еще в протерозое на Земле уже вовсю размножались многоклеточные анаэробы и грибы, вызывает у него чуть ли не истерику.
– То есть он самый ярый «охранитель» из тех, кого вы знаете? – последовал вопрос Льва.
О проекте
О подписке