Цитаты из книги «Хлопок одной ладонью: Как неживая природа породила человеческий разум»

То есть во сне мы забываем то, что запомнили за день. Хитрость заключается в том, что запоминаем мы конкретно, а забываем равномерно.

Но, как мы убедились на примере зрительных иллюзий, в принципе не воспринимаем сенсорные объекты напрямую. Наше восприятие всегда состоит из интерпретации, то есть в каком-то смысле мы галлюцинируем постоянно. Между галлюцинацией и "обычными" ощущениями нет четкой границы.

Например, чувство сонливости регулируется белками-рецепторами, улавливающими аденозин — фактически "отработанную" молекулу АТФ, из которой извлекли энергию. Чем больше АТФ потребляется мозгом, тем больше аденозина в нем производится и тем скорее наступает сонливость .

Это видно даже на анатомическом уровне: в первые пять лет жизни ребенка нейроны его коры сплетаются отростками в густой лес, который затем постепенно, с годами, становится все реже и реже, стабилизируясь только к концу третьего десятка лет жизни. Этот процесс носит название синаптического прунинга (pruning — по-английски "прореживание ветвей кустарника или дерева"). Прунинг можно считать особой формой синаптической пластичности, при которой активные синапсы выживают, а неактивные отмирают.

Нервная система продолжает меняться и приспосабливаться к окружающей среде всю жизнь, но настоящий "Дикий Запад" возможностей мозга — это детство. Родившись, мы ничего не знаем об окружающем мире, и разные обобщения сенсорной информации имеют равную силу. Но постепенно более успешные интерпретации подавляют менее успешные, что приводит к их дальнейшему усилению.

Чем дольше мы смотрим на изображение и видим в нем далматинца, тем активнее используются именно те синапсы, которые ведут к этому ментальному объекту, и менее активно — те, которые ведут к другим возможным интерпретациям (например, что на картинке изображена поверхность воды). В результате своей активной работы "победившие" синапсы становятся все сильнее и сильнее, поэтому дальнейшие изменения в том, что мы видим, становятся все менее и менее вероятными. Так формируются вкусовые предпочтения, созревают по мере чтения книги образы литературных героев, цементируются национальные стереотипы. Борьба интерпретаций реальности, их бескомпромиссная решимость к взаимоисключающей войне против любых конкурентов — это то, что на протяжении всей нашей жизни формирует из мозговой глины человеческую индивидуальность.

Важнее то, что мы в принципе видим не сигналы из глаз, а собственные фантазии на тему этих сигналов. Сами же сигналы в большинстве случаев нужны только для корректировки таких фантазий, обновления уже имеющегося представления об окружающем мире. Все это позволяет нам постоянно жить в "виртуальной реальности" собственных ощущений, которая гораздо понятнее, чем хаотичная и непредсказуемая сенсорная информация.

Точно так же работают любые привычки, привязанности и зависимости — все это разные формы памяти, заключающиеся в связи между нужным результатом и подходящим действием.

Информация, заложенная в отдельном воспоминании, без остальных воспоминаний смысла не имеет. Дзен нашей памяти заключается в том, что никакое наше воспоминание не существует само по себе, а всегда отражает связь между предыдущими воспоминаниями. Словом "воспоминание" обычно описывают только один из типов нашей памяти, называемый в науке эпизодической или автобиографической. Эпизодическая память — это память об эпизоде из прошлого. Допустим, вы помните, как сидели с симпатичным молодым человеком в кафе и разговаривали о Рене Декарте. Пока вы там сидели, ваш мозг получал одновременно несколько параллельных потоков информации извне: слуховая кора анализировала частоты колеблющегося воздуха, зрительная кора регистрировала приглушенный свет и деревянные столы, по обонятельному нерву транслировался запах кофе, разбитый на молекулярные компоненты, а языковые центры усваивали структуру предложений вашей интеллектуальной беседы. В чем заключается воспоминание об этой чудной встрече? Именно в том, что все эти отдельно взятые нити опыта связаны между собой в единый узелок. Если потянуть за одну из нитей, то можно восстановить всю связку: так, запах кофе может вызвать в памяти сцену из прошлого. Эпизодическая память работает путем реактивации тех же самых участков мозга, которые были активны при ее записи. Это не значит, что в других ситуациях эти участки ничего не делают. Просто память состоит не в самой работе участка, а в том, что конкретно эти участки конкретно в этой ситуации работали одновременно8.

Если бы наша память работала как видеокамера, то нам было бы совершенно все равно, что запоминать. Но лица, например, запоминаются несопоставимо лучше, чем снежинки или абстрактные формы . Мы запоминаем то, что воспринимаем, а воспринимаем мы далеко не все, что видим.