25 апреля 1988 г. днем в Центральном парке культуры и отдыха г. Свердловска работник милиции совместно с водителем автомашины задержали человека, прятавшего труп молодой женщины. Это был печатник типографии «Уральский рабочий» Н. Б. Фефилов, ранее не судимый, имевший семью и положительно характеризовавшийся. После доставления в Октябрьский РОВД г. Свердловска у Фефилова в присутствии понятых изъяли принадлежавшие Б. часы, кошелек с деньгами и другие вещи. Задержанный признался, что напал на потерпевшую с целью изнасилования, в процессе борьбы задушил Б., завладел ее ценностями.

На допросах Фефилов признал факты совершения им вышеуказанных убийств с 1982 г. (Л., Я., Д., Т., К., а также Лены М., по делу которой был казнен Хабаров). В связи с этим по делу об убийстве М. возбудили расследование по вновь открывшимся обстоятельствам, порученное работнику Прокуратуры РСФСР В. И. Паршикову. Остальные 6 дел об убийствах объединили в одном производстве под руководством старшего следователя по особо важным делам при прокуроре РСФСР В. И. Пантелея.

В. И. Паршиков перепроверил каждый довод следствия и суда по архивному уголовному делу расстрелянного Хабарова. При этом опытнейший криминалист пришел к выводу: «Детальный анализ показаний Хабарова в сопоставлении с материалами дела свидетельствует, что он не знал обстоятельств совершения убийства М.».

Так, в «признательных» показаниях Хабарова не соответствовали действительности: цвет белья потерпевшей Лены М., некоторые детали ее одежды и описание ее внешности; время совершения преступления; место совершения преступления и способ перемещения тела девочки, а также место оставления ее трупа.

Следователь В. И. Паршиков установил, что работники органов дознания и следствия, будучи убежденными в виновности Хабарова, односторонне собирали доказательства по делу. В тех случаях, когда подозреваемый при выходе на место происшествия не мог показать то, что подтверждало бы его виновную осведомленность, протоколы проверки показаний в уголовное дело не подшивались.

Уровень психического развития Хабарова, особенности его личности были удобны для внушения допрашиваемому нужных следствию ответов, которые звучали односложно, приноравливались к смыслу уточняющих вопросов следователей.

Оказалось, что перед получением «признательных» показаний от инвалида Хабарова его интенсивно допрашивали в ночное время сотрудники уголовного розыска Кабанов и Широков. Опознание Хабаровым потерпевшей Лены М., проведенное по ее фотографии помощником прокурора г. Свердловска Туфляковым, не могло считаться доказательственным: сотрудники милиции задолго до опознания уже показывали подозреваемому фотографию Лены, которую затем наклеили на фототаблицу и представили Туфлякову для официального опознания. В. И. Паршиков установил, что Хабаров действительно не был 29 апреля 1982 г. в поселке «8-й километр Старого Московского тракта», а допрошенные по этому поводу свидетели добросовестно заблуждались, и их показания корректировались следователями при допросах.

Кроме того, В. И. Паршиков скрупулезно перепроверил доводы суда о «изобличающих» Хабарова заключениях экспертиз, при этом выявились скандальные ошибки. Так, экспертом-биологом В. В. Кузнецовой ранее давалось заключение: кровь потерпевшей Лены М. относится к Оab – I группе. При дополнительном расследовании повторные экспертизы установили, что кровь девочки относится к III группе (Ва), как и у Хабарова. Таким образом, при исследовании спермы, обнаруженной в пятне крови на бедре трупа М., эксперт Кузнецова установила не группу спермы преступника, а настоящую группу крови потерпевшей.

Экспертное исследование Кузнецовой волос, обнаруженных при осмотре трупа и одежды М., оказалось немотивированным, содержащим серьезные ошибки и упущения. Например, один из объектов исследования, признанный «волосом человека», при повторной экспертизе определен как волос домашнего животного.

Спустя 6 лет после убийства Лены М. в рабочем столе эксперта Кузнецовой обнаружились волосы – улики по данному делу, а также образцы волос Лены М. и Хабарова, которые ранее не были приобщены к уголовному делу. Эти объекты вместе с образцами волос подозреваемого Фефилова направили на комиссионную экспертизу в бюро Главной судебно-медицинской экспертизы Министерства здравоохранения РСФСР. Выяснилось, что три волоса-улики с фартука М., ранее исследованные экспертом Кузнецовой, не исключавшей их происхождение от Хабарова, оказались имеющими II группу (как у подозреваемого Фефилова). А 5 волос-улик, которые прежняя экспертиза не исключала своим происхождением от Хабарова, могли по серологическим и морфологическим признакам принадлежать самой потерпевшей М.

Эксперт В. В. Кузнецова признала, что в 1982 г. имела небольшой опыт работы, отчего при исследовании биологических объектов по делу об убийстве Лены М. допустила ошибки и дала неверные заключения. Уже после того как по делу стал отрабатываться арестованный Фефилов, Кузнецова нашла ранее исследовавшийся ею образец сухой крови М., провела его повторное исследование с применением полного набора нужных сывороток и убедилась, что кровь Лены М. относится к группе Ва, а не к Оab, как она определила в 1982 г.

Одинаковые частицы растений, обнаруженные в 1982 г. на одежде потерпевшей и Хабарова, не могли рассматриваться как улики, поскольку данные фрагменты, по заключению экспертов, имеют широкое природное распространение.

На момент расследования «дела Фефилова» одежда Хабарова и Лены М. оказалась утерянной. Но следователь В. И. Паршиков сумел назначить по имеющимся материалам дополнительную криминалистическую экспертизу. По ее заключению, микрочастицы волокон, обнаруженные в подногтевом содержимом Хабарова и М., а также на их одежде, имеют только родовое сходство и широко распространены во всех видах тканей. Групповые и индивидуальные свойства этих микрочастиц при исследованиях не выявлены. Таким образом, оказались несостоятельными и эти «улики», послужившие основанием для осуждения Хабарова.

В. И. Паршиков проанализировал показания Фефилова по эпизоду изнасилования и убийства им девочки в конце апреля 1982 г. близ автобусной остановки «Контрольная». Подозреваемый воспроизвел на месте происшествия обстоятельства содеянного, что зафиксировали видеосъемкой. Место сокрытия трупа М. и его поза полностью соответствовали тем параметрам, что отражены в протоколе осмотра от 30 апреля 1982 г.

Если Хабаров не мог ответить на вопрос – куда он дел школьный портфель потерпевшей, называл различные версии исчезновения портфеля, то Фефилов после своего задержания четко объяснил: портфель потерпевшей им был брошен в туалет, расположенный на территории автобазы. Из портфеля Фефилов взял и принес домой для своих детей два учебника и пенал. Спустя 6 лет после гибели Лены М., 29 апреля 1988 г., при обыске на квартире Фефилова изъяли школьный пенал, внутри которого на подкладке обнаружили написанную фамилию потерпевшей М. – владелицы пенала.

Жена и дочь Фефилова подтвердили, что он принес этот пенал домой в 1982 г., отмывал его от имевшихся записей. Почерковедческая экспертиза установила, что фамилия М. на подкладке пенала исполнена рукой потерпевшей Лены М., а ее мать опознала пенал как принадлежавший ее погибшей дочери. Эксперты восстановили на нем и некоторые другие записи, сделанные Леной М. незадолго до ее убийства.

При осмотре туалета, указанного Фефиловым, был найден школьный портфель потерпевшей М. При обыске в квартире Фефилова были обнаружены вещи, принадлежавшие другим потерпевшим, похищенные им после совершения нападений. Это: фломастеры погибшей Лены М.; кулон с обрывком цепочки, кольцо и медицинский скальпель потерпевшей Д.; часы «Электроника-5» с металлическим браслетом и золотое кольцо с камнем, принадлежавшие потерпевшей Т. Вещи были опознаны близкими потерпевших. Родственники Фефилова дали показания, что он приносил названные предметы в периоды, соответствующие времени убийств данных потерпевших. Кроме того, спортивные брюки потерпевшей Т. были изъяты при обыске на рабочем месте Фефилова в типографии «Уральский рабочий».

Старший следователь по особо важным делам Прокуратуры РСФСР В. И. Пантелей, прежде чем допрашивать Фефилова, сам неоднократно изучал местность близ остановки «Контрольная» и другие места, где были обнаружены трупы, которые Фефилов называл «своими». Следователь сравнивал увиденное с содержанием протоколов уголовных дел, допрашивал свидетелей, и уже после этого проводил детальные допросы самого Фефилова по каждому эпизоду. Типографский рабочий демонстрировал хорошую память и явную виновную осведомленность. Он описывал внешность своих жертв, подробно рассказывал про обстоятельства совершенных преступлений, что совпадало с имевшимися доказательствами. При выходах на места происшествий Фефилов точно называл время и место содеянного. Его изобличали экспертизы биологических выделений, следов обуви на местах преступлений и другие улики. Однако предъявить Фефилову обвинение в окончательном варианте не удалось. 30 августа 1988 г. в камере № 232 следственного изолятора № 1 г. Свердловска он был задушен сокамерником Карпенко Н. П., 1963 г. р., «на почве неприязненных отношений».

Животновод совхоза «Первоуральский» Карпенко содержался в СИЗО с июня 1988 г. за совершение изнасилований, развратных действий, мошенничество, самовольное присвоение себе власти работника милиции, ношение холодного оружия. В камере, кроме него и Фефилова, находились еще трое человек. Показания Карпенко в судебном заседании по эпизоду убийства Фефилова изложены в приговоре следующим образом: «Содержась в одной камере с Фефиловым, который обвинялся в совершении убийств, сопряженных с изнасилованием молодых девушек, он (Карпенко. – Авт.) раздражался, когда последний рассказывал о своих жертвах. 30 августа 1988 г. у него с Фефиловым состоялся разговор, в ходе которого он рассказал, что его жена проживает с другим человеком, Фефилов посоветовал ему задушить жену. Тогда он развязал с ним драку, несколько раз ударил его, но сокамерники их растащили. Чтобы как-то объяснить телесные повреждения у Фефилова, он его заставил писать записку, что тот пытался повеситься, но Карпенко ему помешал и избил его за это. Фефилов написал записку, а Карпенко для правдоподобности ситуации привязал его руки к кровати и к батарее. Фефилов при этом не сопротивлялся. Затем он подсел к Фефилову на кровать, набросил ему на шею веревку, которую накануне Головин (сокамерник. – Авт.) ему сплел для вещмешка, и стал сдавливать шею Фефилова, пока последний не умер. Остальные сокамерники в преступление не вмешивались».

Убийство серийного сексуального маньяка оказалось большой неожиданностью для следствия. В Свердловск из Москвы немедленно вылетел начальник следственной части Прокуратуры РСФСР Е. К. Лисов, прибыла комиссия МВД СССР. Были установлены серьезные упущения работников СИЗО, нарушения ими порядка надзора за арестованными лицами. Возникла версия о «заказном» характере убийства Фефилова, отчего Н. П. Карпенко этапировали в столичный следственный изолятор. Убийца упорно твердил о неприязни к сокамернику и о том, что ему никто не помогал в совершении расправы. Однако анализ материалов уголовного дела позволяет полагать, что Карпенко воспользовался помощью сокамерников при исполнении убийства, но «взял на себя» все его совершение. Вот как описан этот эпизод в приговоре народного суда г. Первоуральска:

«Что касается эпизода убийства Фефилова, то судом, кроме показаний Карпенко, исследованы следующие доказательства. Свидетель Тропин показал суду, что он, Тебеньков,

Головин, а также Карпенко и Фефилов содержались в одной камере № 232. 30 августа 1988 г. Карпенко с Фефиловым о чем-то разговаривали, а затем Карпенко стал бить Фефилова, они схватились, но Тебеньков и Головин их разняли. Фефилов лег на кровать, а Карпенко стал требовать от него записку, чтобы как-то оправдаться перед администрацией за драку, Фефилов под диктовку Карпенко написал записку, что он сам пытался повеситься, но Карпенко не дал ему этого сделать и побил его. Для того чтобы все выглядело правдоподобно, Головин порвал полотенца и дал Карпенко, чтобы он связал Фефилова. Карпенко привязал его к кровати, последний не сопротивлялся. Считая, что все успокоилось, он, Тропин, залез на верхнюю кровать. Карпенко попросил Головина постоять у смотрового отверстия, что он и сделал. Затем Головин стал ему показывать знаками, что Карпенко душит Фефилова… Сами они вмешиваться боялись, так как Карпенко был очень раздражен. Он слышал, как Фефилов захрипел. Потом Карпенко выпрямился и сказал, что задушил Фефилова. Задушил он его веревкой, которую накануне они помогли ему сплести для вещмешка. Испугавшись происшедшего, по просьбе Карпенко он бросил в унитаз веревку.

Аналогичные показания дал свидетель Тебеньков, пояснивший, кроме того, что в момент убийства он спал. Разбудил его Карпенко после убийства. Тебеньков также пояснил, что последнее время перед убийством Карпенко был раздражен тем, что его подозревают в убийстве, которое он не совершал, говорил об измене жены, злился на Фефилова за его рассказы о преступлениях.