В изучаемый период в лексике русского языка еще не существовало понятия «угроза безопасности». Оно появилось гораздо позже – в конце ХХ века – и было документально закреплено в Законе РФ от 5 марта 1992 года № 2446-I «О безопасности» как «…совокупность условий и факторов, создающих опасность жизненно важным интересам личности, общества, государства»[105].
«Стратегия национальной безопасности Российской Федерации до 2020 год а», утвержденная Указом Президента РФ от 12 мая 2009 года № 537, ввела категории «национальная безопасность»[106] и «угроза национальной безопасности». Под последней подразумевается «…прямая или косвенная возможность нанесения ущерба конституционным правам, свободам, достойному качеству и уровню жизни граждан, суверенитету и территориальной целостности, устойчивому развитию Российской Федерации, обороне и безопасности государства»[107].
Несмотря на отсутствие терминов в понятийном аппарате тех лет, сама проблема, возникшая еще в древние времена, в годы Гражданской войны стояла особенно остро. С этой точки зрения можно допустить использование современного терминологического ряда с некоторыми уточнениями, поскольку его формирование происходило в других исторических условиях.
Так, определение угроз безопасности как совокупности «… условий и факторов, создающих опасность жизненно важным интересам личности, общества, государства», подразумевает общность, сбалансированность их интересов, что в определенной степени соответствует нынешней ситуации в России. В годы Гражданской войны кризис в стране достиг наивысшей точки развития и сопровождался острыми противоречиями между интересами государства, общества и личности. На протест общества следовала реакция со стороны государства (красного и белого), выражавшаяся в подавлении сопротивления доступными ему силами и средствами, что определило направленность действий и советских, и белогвардейских спецслужб. Нанесение ущерба «…конституционным правам, свободам, достойному качеству и уровню жизни граждан…» являлось нормой военного времени. Следует особо подчеркнуть, что в периоды ведения войн ради сохранения территориальной целостности и безопасности государств в жертву приносились не только права и свободы, но и жизни миллионов людей.
С учетом вышесказанного, под угрозой безопасности автор понимает совокупность условий и факторов, создающих опасность суверенитету и территориальной целостности, обороне и безопасности белогвардейским государственным образованиям. Нейтрализация или минимизация угроз безопасности возлагалась на государственные структуры, в том числе на разведку и контрразведку.
Современные ученые избегают называть подконтрольными белым армиям территории «государствами» и отдают предпочтение терминам «государственные образования»[108] или «политические режимы»[109], т. к. власть белогвардейских правительств в основном ограничивалась населенными пунктами, в которых размещались воинские гарнизоны, а на обширных территориях развалившейся империи применяемые ими законы и указы мало затрагивали жизнь населения.
Подконтрольные белогвардейцам территории можно условно назвать и государствами, но только в узком смысле слова[110].
Авторитарная по своему характеру и типу белая государственность, по мнению исследователя Гражданской войны В.Д. Зиминой, «являлась прямой наследницей государственности имперской, потому что интегрировала в своем существовании все слабости последней, логически доведенные до крушения в 1917 г.»[111].
Так что же включает в себя понятие «Белое движение»? В научной и культурной традиции советского периода под «белым движением» («белой гвардией», «белым делом») подразумевались все антибольшевистские силы, получившие название «контрреволюционного лагеря».
Современная историческая наука, рассматривая Гражданскую войну как сложное политическое и социальное явление, дифференцированно подходит к составу антибольшевистского лагеря, выделяя из общего потока: Белое движение, казачьи государственные образования, эсеровские правительства (Временное Сибирское правительство, Комитет членов Учредительного собрания (КОМУЧ), Уфимскую директорию, режим П.П. Скоропадского и др.), антибольшевистские подпольные организации на территории Советской России («Правый центр», «Национальный центр» и др.), повстанческие армии (Н.А. Григорьев, Н.И. Махно и др.), национальные движения (Азербайджан, Грузия, Латвия, Украина, Эстония и т. д.) и войска интервентов[112].
Исследователь Белого движения В.Ж. Цветков согласен с такой дифференциацией антибольшевистского лагеря, однако «казачьи государственные структуры (казачьи правительства, Донской войсковой круг, Кубанская краевая рада и др.[113].
О проекте
О подписке