Жили-были Босяк и Босиз, так можно было бы начать не мудрёную сказку о покорении этого далёкого таёжного угла. И сразу же возникло бы недоумение. Босяк – это понятно. Босяк, как говорится, он и в Африке босяк. А вот кто такой Босиз – или что это такое? – знает далеко не каждый. А это сокращение – аббревиатура. БОСИЗ – это «Большое сибирское золото», которое однажды открыл босяк по имени Ивашка, петухом расшитая рубашка.
Вот ведь как странно бывает; из года в год по горам и долинам ходило-бродило бородатое племя «геолухов», как называли их местные жители. Неутомимо, настырно геологи искали в скалах, в воздухе вынюхивали кварцевые жилы – источники золота. А кроме тех «геолухов» тут были и другие олухи царя небесного – охотники за жёлтым дьяволом. Старатели – рисковые ребята – испокон веков на карачках ползали по ручьям и притокам, копались, как поросята, в грязи, находили золотую крупинку, тряслись над ней и ссорились, бывало, и даже дрались – до поножовщины доходило. А как ты хочешь? Где золото, злато – там зло. Сокровище всегда пьёт из людей кровищу. Ну, так вот. Люди годами старались, вон из кожи лезли, чтобы найти хоть зёрнышко, пылинку золотую. А этот Ваня, чтобы не сказать, Иван-дурак, в один прекрасный день спокойно топал своими таёжными тропами, собирал коренья, шишку, ягоду. А когда притомился, да под берег спустился, – вдруг запнулся об какой-то рыжий камень.
Ивашка к той минуте разулся, шёл босиком, искупаться хотел, и вот когда запнулся – шибко больно стало босяку. Поморщился, под ноги посмотрел – блестит какой-то мокрый каменюка, цветом и формой похожий на рыжего дьявола.
Поднимая камень, парень удивился.
– Ох, ты, дьявол! Тяжёлый-то какой! – пробормотал Подкидыш, собираясь кинуть камень в реку.
И размахнулся он уже, так размахнулся, даже в плечевом суставе хрустнуло – и вдруг почему-то раздумал бросать. Почему? Трудно сказать, но Подкидыш стал ощущать странное какое-то тепло, исходящее от рыжего дьявола, похожего на осколок, поднебесным мастером отколотый от солнца. Золотое тепло, исходящее от самородка, едва уловимо потекло по руке и достало до сердца – странным огоньком лизнуло. Парень засмеялся, догадываясь, какая такая находка подвернулась под руки, а точнее – под ноги.
– Вот теперь, – сказал, обращаясь к деревьям, – теперь заживём!
Он оживился, глядя вокруг, горя желанием хоть с кем-то поделиться внезапной радостью. Но вокруг ни души, если не считать кедровки да мухоловки – пташки порхали поблизости.
С этим жёлтым дьяволом в руках он провёл остаток дня, мечтательно сидя у костра и думая, что он теперь богач, не надо будет по тайге шарашиться, добывая пропитание; можно будет жить, не тужить; теперь-то он действительно – Иван-царевич. Теперь никакого труда не составит пойти, сосватать царевну Златоустку. С этими светлыми думками он и заснул в тайге под звёздами. А поутру пошёл на Золотое Устье, повстречал царевну возле пасеки.
– Я обещал тебя озолотить? – гордо напомнил. – Вот, держи!
Владей!
Перед глазами у девушки засверкал осколок солнца – ослепил, отражая лучи восхода.
– Забери. – Царевна отвернулась. – И уходи. Он рот разинул.
– Как так? Почему?
– Не по сердцу ты мне, Ваня, вот и всё.
– Ничего, переживём, перекуём мечи на калачи! – Он хорохорился, хотя был поражён отказом. – Стерпится – слюбится.
– А зачем терпеть, Ванюша? Я так не хочу. Уходи, а то наши увидят, греха не оберёшься…
И засмурел он, уходя напролом – по чащобам, трясинам, где в другое время ни за что бы ни отважился идти. Просидел всю ночь возле костра, не зная, что делать, как жить. А когда опять достал «осколок солнца» – удивлён был странной переменой. За ночь самородок заметно потемнел, а это – согласно давнишним приметам – говорило о грозящей опасности. Не сказать, чтобы он так уж сильно верил приметам, но всё-таки засомневался:
«Выкинуть? Избавиться?» Однако не решился выбросить такое несметное богатство, которое могло бы осчастливить десятки и даже сотни людей.
На следующий день Подкидыш в родную деревню пришёл – сдал, куда положено солидный самородок, и цветом и формой похожий на рыжего дьявола: две глазные дырки у него и ротовая дырка; уши проступают и рожки да ножки видны.
Представители власти долго хвалили его за проявленную сознательность, а чуть позднее даже какую-то грамотку всучили. Дорогая грамотка была, на белой бумаге с гербами, с печатями, поставленными где-то в Стольнограде. Гордился, кичился Подкидыш грамоткой этой, в рамку посадил, на стенку присобачил в своей комнате. И очень жалко, что позднее грамотка пропала – примерно через год, во время очередной побелки, когда все вещи выносили вон.
Долго в деревне кое-кто зубоскалил над ним:
– Потерялась грамотка? Не горюй, Ванюша. Ты ещё найдёшь такой кусок – тебе другую грамотку напишут.
А кто-то прямо в лоб ему лупил угрюмым басом:
– Дурак! Надо было заныкать! На всю жизнь хватило бы и тебе, и детям, и внукам…
– Не-е-е! – Подкидыш морщился. – Греха не оберёшься…
– Не обобрались! Глянь-ка, что творится? Строют, роют.
Открытие БОСИЗа – большого сибирского золота – наделало шороху. Все газеты дружно затрубили о «покорении медвежьего угла». По воде и по суше откуда-то пригнали зубастую технику – землю там и тут начали кусать, копать. Кондовая тайга кругом стояла до небес – шуметь бы ей, цвести бы ей год за годом и век за веком. Но тайгу безжалостно свалили с ног в районе «Большого сибирского золота» – дорогу, посёлок построили. В сердцевине БОСИЗа, там, где был найден рыжий дьявол-самородок, с невероятной быстротой стал разрастаться гигантский карьер, спиралью уходящий в глубину – против часовой стрелки. День за днём всё шире открывались разноцветные пласты породы, напоминающие страницы древней книги, в которой были повествования о былых веках, о пропавших народах и цивилизациях, которые на самом-то деле никуда не пропадают; прошлая жизнь переходит в другое измерение, в бессмертие.
И чем больше золота находили в районе БОСИЗа, тем больше странностей происходило. Новая техника на руднике ни с того, ни с сего выходила из строя; золотоносная порода пропадала куда-то прямо из-под носа у рабочих.
– Нишыстазила! – поговаривали старики в деревне. – Это он…
– А кто это такой? – интересовались мужики из посёлка Босиз.
– Нечистый. Кто же?
– И что ему надо?
– Ясное дело – золото давай. Губа не дура.
Изредка на глаза рабочим стал попадаться какой-то диковинный ворон – огромный, как боров, извалявшийся в чёрном смолье. Прилетая откуда-то, ворон клювом своим взрывал породу, как динамитом – только клочки летели по закоулочкам. Затем деловито, спокойно варнак собирал крупинки золота в специальный кожаный мешочек – рабочие в бинокль видели – забрасывал мешочек за спину и улетал куда-то за перевалы. На ворюгу этого устроили засаду, пристрелить хотели, да не тут-то было – пули от него отскакивали, как от стенки горох. А когда попробовали сетью изловить – варнак будто под землю провалился, а через минуту-другую взлетел над соседней горой и так раскаркался, точно хрипло и жутко расхохотался над работягами.
– Воррагам! – говорили старики-знатоки. – Первый помощник и друг Нишыстазилы!
Золоторудное начальство лишь отмахивалось от этих россказней, а кое-кто даже открыто посмеивался над старыми «знатоками», из которых песок уже сыпется. Подкидыш тоже не очень-то верил всем этим сказкам. И только сегодня, когда увидел ворона, похожего на борова, – голова загудела: «Да ведь это же он! Воррагам!»
Обрывая воспоминания, парень зубами заскорготал. Ну, кто он такой после этого? Самый настоящий Иван-дурак. Прятать, зажиливать «рыжего дьявола», это был бы грех, конечно, – камень тот всю жизнь давил бы душу. А вот закинуть его куда-нибудь в реку или лучше в бездонную пропасть – это надо было. Золото и зло – вот неразлучники, из века в век идущие бок о бок. Сколько уже неприятностей было из-за этого БОСИЗа. И неспроста говорили и даже писали в газетах: БОСИЗ – это не «Большое сибирское золото». Это – «Большое сатанинское зло». Печальный каламбур похож на правду. Что творится в посёлке? Милиция уже замучилась туда выезжать из района. То пьяницу, то вора, то бузотёра приходилось хватать за воротник, к порядку призывать. А то между собою целые бригады передерутся, или хуже того – перережутся. Здешний фельдшер скоро с ума сойдёт с такими «пациентами», которых то и дело надо или самому заштопывать суровой ниткой, или в район тартать на операцию. Но между собою – это ладно, чёрт бы с ними. Так ведь они, собаки, с пьяных глаз идут штурмовать Изумрудку, – из-за девчат дерутся, да и просто так, чтобы доказать, кто тут хозяин. Одна беда, короче говоря, из-за этого проклятого БОСИЗа. А кто виной всему тому? Иван-дурак. Не надо было из тайги вытаскивать «рыжего дьявола». Так нет же, он сознательный, он привык всё по-честному делать.
«По-честному, ага! А что теперь? – Подкидыш поднялся, посмотрел по сторонам. – А где Медведядька?..»
Обгорелый косолапый сторож бывшей заимки успел уже уйти куда-то, покуда парень сидел и вспоминал историю о рыжем дьяволе.
Назад шагал он медленно – точно гору на плечах тащил. Тёмно-синяя тайга казалась обгорелой, обугленной, и горы представлялись гигантскими головешками, достающими до небес, и впечатление это подкреплялось крохотными искорками звёзд, которые пыхом вспыхивали в реках и ручьях, дробились в росах. Какой-то зверь за ним сначала увязался, мягко шагая, прячась за камнями и деревьями, но вскоре полночный зверь отстал, почуяв что-то неладное – страшная сила исходила от парня. Душа у него клокотала от ярости. Взбутетенить хотелось – подраться, побиться не на жизнь, а на смерть. Он был готов кого угодно отдубасить, башку свернуть хоть волку, хоть медведю, хоть чёрту рогатому – пускай бы только кто-нибудь встал на пути. И потому, наверное, дорога до Изумрудки была свободна – только тихие тени временами шарахались неподалёку, да где-то за рекой, за перевалом волки волнообразно выли на луну, плывущую за пологом чёрно-фиолетовых туч и облаков. И облака и тучи эти сегодня были необыкновенные. Если присмотреться – они напоминали форму огромного ворона, которого старожилы зовут Воррагам.
Спотыкаясь в темноте, парень вышел к родной деревне. Густая ночь – глазами не проломишь – навалилась на крыши, на улицы; последние искорки звёзд пропадали под вороными крыльями туч и облаков. А тут ещё туманы стали охмурять, такие вдруг туманы замесила нечистая сила – Подкидыш перепутал тропинки и вышел не куда-нибудь, а прямо к дому Незабудки. Лбом едва не треснулся в ворота. И что уж совсем удивительно – ему вдруг показалось, что там, за воротами, стояла Незабудка, ждала, караулила. Это, конечно, могло показаться, но Подкидыш почему-то был уверен, что так оно и в самом деле – услышал за воротами возню какую-то. Рассердившись, он едва не плюнул на эти разнесчастные ворота. «Вот привязалась! – Он повернул к своей избе, ощущая под сердцем иголку тревоги. – Цветок на пепелище и вот эта Незабудка Пепелищева – нет ли тут чего-то общего?»
В доме, куда он вошёл на цыпочках, все давно спали. Дед Илья на печке похрапывал, как былинный Илья Муромец, – даже сверчок испуганно смолкал где-то в углу и скромно пиликал только в коротких перерывах между богатырскими руладами. Но если вся родня, упластавшись до полусмерти, спала без задних ног, то дед Илья, за весь день отлежав бока, спал довольно чутко.
Приподнимаясь, дед-лежебока зевнул и поцарапал сено своей бороды. Глаза заблестели во мраке.
– Ванька, – шепотом спросил, – ну, што, протопил?
– Кого? – Парень тоже стал шептать. Дед приглушённо кашлянул в кулак.
– Ну, дак ты же баню истопить хотел.
– Да какая, к чёрту, баня! – Грубея голосом, Подкидыш отмахнулся. – Там вообще ничего не осталось.
Бестолково посмотрев на него, лежебока попросил:
– Дай-ка попить. Кха-кха. Першит от курева. Парень подал кружку воды и вдруг спросил:
– А самогонки нету? Дед едва не поперхнулся.
О проекте
О подписке