Отзывы на книги автора «Николай Эппле»

...на стенах висят портреты Сахарова и Солженицына, но этот рассказ свободен от идеологизированности.

Н. Эппле, "Неудобное прошлое", 2022

Если по мере чтения я испытывал то негодование, то раздражение, то неловкость за автора, то получал серию фейспалмов, к концу книги осталось только разочарование. Как же, столько пиара, столько шаблонных и искренних хвалебных отзывов, а в итоге текст просто не стоит внимания, зачем столько времени потрачено? Автор обещал серьезно поговорить о том, как либеральной интеллигенции выкрутиться, заставить народ считать советский период одним большим преступлением, но при этом не раздразить этот самый народ, а остаться для него рукопожатым голосом совести.

На деле же перед нами рыхлый текст, состоящий из трех частей. Первая – бессвязный набор текстов о том, что осуждать надо, с некоторым фокусом на отмечании дня жертв политических репрессий и табличках «последнего адреса». Потом автор внезапно переключается на статьи об опыте других стран, уровень изложения в которых падает до уровня плохой статьи в Вики. Столь же внезапно покончив со справками, автор опять вываливает на читателя ворох бессвязных текстов, заметок и абзацев о том, что надо осудить советский период. Разницы по содержанию между первой и третью частью особо нет, перерыв на Испанию с Аргентиной смотрится инородно (но читался куда лучше, чем, рискну предположить, ворох авторских колонок и статей, отчаянно неуклюже сведенных в книгу).

За хромой формой проглядывает печальное содержание. Авторский посыл состоит в том, что во второй половине 80-х – начале 90-х работа с народом новой властью и интеллигенцией была проведена плохо, не было ни системности внушения, ни уважительного подхода, только давление и грызня за власть. Вот если все сделать еще раз и правильно, то и Сталин перестанет быть одним из факторов современности и одной из самых популярных персон в России, и настанет гражданский мир. Вот сейчас произойдет прорыв памяти, сейчас возьмем все правильное из опыта других стран, в основном из разных фашистских и военных диктатур, и все косяки перехода к капитализму, вся российская специфика отпадет, а осуждение советских репрессий станет краеугольным камнем национальной идеи, ведь страдания объединяют.

В чем-то автор действительно прав. Попытка внушить народу новую историю, где все не так, как казалось при советской власти, действительно провалилась и бумерангом прилетела по тем, кто внушал. Прав и в том, что страдания объединяют. Именно поэтому память Великой Отечественной по-прежнему так важна для населения России, и именно поэтому, надо полагать, столько усилий тратится на попытки ее дискредитировать, сделать из фактора единения и гордости чем-то неудобным, ведь и победа, и страдания не дают продвигать другую повестку, тут автор и честен, и прав. Не ошибается он и в признании, что история познается широкими массами через произведения искусства, и поэтому так важен контроль над воспроизводством фильмов и книг, хотя практически при полном и безраздельном господстве одного подхода к истории в кино за последние 30-лет уничтожить советскую картину Второй мировой так и не удалось, по крайней мере по эту сторону границы. В целом, картина как при шизофрении – автор прав во всех построениях, кроме первого, кроме самой необходимости еще раз сломать об колено историческую память в этой стране.

Как уже было сказано, вставные главы о способах борьбы с прошлым в Испании, Аргентине, ЮАР и Германии мало чем могут помочь в российском случае. Автор, рассказывая об этих странах, так и говорит – в Германии был суд победителей, в России это не вариант (хотя текст писался до февраля 2022, возможно автор уже и считает иначе), в Испании формальное примирение после смерти Франко лопнуло лет через 30, Аргентина вообще не наш вариант со своей военной диктатурой, а в ЮАР хорошая комиссия была, все друг друга прощали, но у нас и прощать друг друга уже некому. От себя могу добавить, что примеры нерелевантны еще и потому, что в нашем случае речь идет о революционном терроре, который надо бы сравнивать с преодолением таких же революционных терроров, например, французского или китайского, но там не было ни столь любимых автором комиссий правды, ни осуждений, так что остались подходящие примеры за рамками авторского текста.

Любопытно было видеть, как автор хочет как лучше, а получается как всегда. Вроде бы он и понимает, что попытка оплевать советский период выдохлась и надо бы начинать заново, но рецепты предлагает не качественные, а количественные, больше табличек, больше чтений и осуждений и художественных продуктов. Большая часть призывов – благоглупости, оценочные восторженные суждения и байки без ссылок. На выходе остается лишь грустный текст, в котором автор понимает, что его мировоззрение проиграло в борьбе за внимание публики, пытается найти выход из кризиса в зарубежном опыте и не находит его, понимая, что роль общего страдания закреплена уже за другим событием.