Ибраим сам не считал своего положения прочным: из-за своего двуличия он не мог рассчитывать на расположение к себе петербургского двора. Хан то прикидывался искренно преданным России, писал льстивые письма нашим пограничным начальникам и высказывал желание перейти под покровительство императрицы, то вдруг изменял свое поведение, переходил на сторону наших противников, грабил и притеснял своих подданных-христиан. Таково было поведение хана, и неудивительно, что, когда он узнал о контактах армян с нашим правительством, опасаясь наказания за свои поступки, снова прикинулся преданным России. «Давно уже, – писал Ибраим, – имел я расположение быть верным и усердным рабом всемилостивейшего Всероссийского трона и царствующей с несметными щедротами императрицы. Не имея ни знакомых, ни малейшей связи, как мог я отважиться ступить на стези, ведущие к толикому блаженству? Ожидая от Провидения Всевышнего пристойного случая к изъявлению моей ревности, скорбел внутри души моей». Ибраиму было сообщено, что скорбь его и застенчивость были напрасны, ибо до сих пор никто из искавших покровительства России еще не был отвергнут императрицей и положение всех, прибегающих под ее защиту, обеспечивалось наилучшим образом.

«Быть подвластным великой Екатерине, – говорил П.С. Потемкин карабахскому хану, – значит заимствовать сияние тех лучей, которые украшают ее священную корону. Подчинение ее скипетру не только не уменьшит, но утвердит ваше владычество, чему примером может служить Крымский Шагин-Гирей-хан, при помощи русского оружия два раза восставленный владетелем».

Потемкин советовал Ибраиму поспешить изъявлением покорности и просить принять его под покровительство России. Хан отвечал, что он искренно желает такого покровительства и даже готов платить дань. Несмотря на предыдущие поступки правителя Карабаха, враждебные России, Екатерина II готова была согласиться на его просьбу. «Что касается до Ибраим-хана, – писала она князю Таврическому^[47], – если в принятии его под российское покровительство не встретится никакого затруднения или сомнительства, кажется, можно взять за руководство то, что сделано с царем Ираклием, и в таком случае вы не оставите поручить генералу Потемкину заключить с ним договор о подчинении его российскому императорскому престолу и о признании им моей и преемников моих верховной власти над ним и его преемниками. Принятие на подобных условиях может служить доказательством кроткого здешнего обладания и побуждением для многих тамошних наших соседей подражать примеру сих двух владетелей».

Князь Потемкин, хорошо знакомый с характером Ибраим-хана, не веря в чистосердечность его намерений и готовность платить дань, поручил отвечать хану, что самая лучшая дань, которую предпочитает русская императрица, – это верность, и, если Ибраим сохранит ее и будет всегда исполнять высочайшие повеления, только тогда сможет надеяться, что будет принят в русское подданство^[48].

Сухость ответа испугала Ибраима, и он торопился укрепить город Шушу и предохранить себя от нападений. Генерал-поручик Потемкин заявил хану, что укрепления его не грозны для русских войск, но двуличие хана будет неудобно для него самого, в особенности в том случае, если он не поспешит заявить о своей покорности^[49]. Карабахский хан предпочел, однако же, не возобновлять вопроса о подданстве и впоследствии перемену своего поведения объяснял обидой, нанесенною ему царем Ираклием при заключении трактата, не включившего вместе с Грузией и Карабах. Генерал Потемкин отвечал, что дело это легко исправить, если хан пришлет доверенное лицо для заключения желательного ему договора. Ибраим доверенных не присылал, и князь Таврический, не особенно желавший его подданства, был весьма рад такому стечению обстоятельств. Светлейший намеревался при удобном случае лишить Ибраима ханского достоинства и всю его область, населенную преимущественно армянами, передать в управление одному из наиболее уважаемых армянских меликов. «Чрез то, – писал он императрице^[50], – возобновится в Азии христианское государство сходственно высочайшим вашего императорского величества обещаниям, данным чрез меня армянским меликам».

«Армян извольте, ваше превосходительство, ласкать, – писал вместе с тем князь Таврический своему брату П.С. Потемкину^[51], – и питать благое в них расположение к России, дабы иметь их всегда усердными и готовыми к совершению предприятий, которых обстоятельства и польза дел наших востребуют».

Обстоятельства эти клонились исключительно на пользу армянского народа и потому, естественно, возбуждали в населении всеобщее тяготение к России. Не только закавказские армяне, но и те, которые жили среди кумыков, кабардинцев и закубанских черкесов, хлопотали о воссоединении христианского населения. Они просили разрешения переселиться на линию и основать особую армянскую колонию. Князь Потемкин, соглашаясь на эту просьбу, поручил генерал-поручику Потемкину избрать и назначить место для их поселения, которое и назвать именем св. Григория Армянского, патрона светлейшего. «От стечения туда народа, – говорил он, – и от распространения сего селения будет зависеть учреждение там города».

Между тем карабахские армяне, прождав весь 1783 год и испытывая притеснения хана, решились напомнить о себе вторично. Они отправили письмо архиепископу Иосифу, прося его ходатайства о скорейшем принятии их под покровительство России^[52]. Армяне писали, что Ибраим-хан, узнав об их переписке с русским правительством, стал притеснять их еще больше, что их бедственное состояние послужило причиной, что они решились вместе с письмом отправить на Кавказскую линию к генерал-поручику Потемкину своего депутата с просьбой о защите и помощи. Армяне просили прислать им два полка, которые вкупе с двумя батальонами, находившимися в Грузии, и войсками самих армян были, по их мнению, достаточны для освобождения христиан от несносного магометанского ига, «ибо, – писали они^[53], – ныне время, свободное ко всякому предприятию, потому что львы в норах почивают, равно и лисицы в полях без пристрастия (страха) прохлаждаются».

Депутат карабахских армян Даниил Авамесов уверял П.С. Потемкина, что при первом известии о движении русских войск армянские мелики соберут не менее пяти тысяч самых храбрых воинов, как пеших, так и конных, что они приложат силы для ниспровержения Ибраим-хана, некоторые родственники которого также солидарны с армянами; что русские могут при посылке своих войск не ограничивать их числа и быть уверенными, что, сколько бы их ни было прислано, все они найдут обильное продовольствие на неопределенное время. По словам Авамесова, у жителей скрыто в погребах множество хлеба и заготовлено значительное количество рыбы для русских войск^[54]. Архиепископ Иосиф подтверждал последние слова армянского депутата и вообще выказывал необыкновенную деятельность. Он нарочно отправился из Астрахани на Кавказскую линию, чтобы лично встретиться с П.С. Потемкиным, написал несколько писем князю Г.А. Потемкину и, наконец, просил позволения отправиться на шесть месяцев в Армению для свидания с патриархом и меликами. Иосиф мечтал не только о свержении мусульманского ига, но и о восстановлении падшей короны и умолял князя Потемкина подать руку помощи армянам. «Будьте, ваша светлость, – писал он^[55], – виновником к избавлению их и запечатлению священнейшего портрета великой императрицы в самой нутри Арарата, в монумент всего света, да восклицают непрестанно все роды, что сей есть спаситель армянский, и прославят имя вашей светлости вовеки». Иосиф просил, чтобы в случае принятия Ибраим-хана Шушинского под покровительство России не подчинять ему армянских меликов. Просьба эта была, конечно, равносильна низложению Ибраима, так как большую часть населения Карабаха составляли армяне, подвластные меликам. Без подчинения их ханской власти Ибраим не согласился бы перейти под покровительство России. Армянский архиепископ знал это лучше других, но ведь он и добивался восстановления царства Великой Армении! Он рассчитывал на осуществление своих надежд тем паче, что армяне, жившие в Персии и даже Турции, стремясь к объединению и восстановлению своего отечества, искали содействия России. Так, в мае 1784 года в Тифлис прибыл депутат от ассирийских христиан, живших в Урумии. Сын мелика Саргошева Илия явился сначала к царю Ираклию, а потом к полковнику Бурнашеву с просьбой об освобождении его соотечественников от угнетения мусульман.

По свидетельству Илии, в Урумии находилось до тысячи семей или до пяти тысяч ассирийских христиан несторианского закона и до двадцати тысяч семей жило в турецких владениях^[56]. Все они хотели выйти из-под власти мусульман, готовы были переселиться в Грузию, но переходить в Россию согласия не изъявляли^[57].

Чтобы содействовать армянам в восстановлении их отечества, князь Потемкин предполагал отправить отряд русских войск из Кизляра и занять сначала Дербент с той целью, чтобы при начале военных действий за освобождение Армении город мог служить надежным убежищем для армян. Утвердившись в Дербенте, предполагалось действовать с двух сторон: один отряд двинуть вдоль морского берега до самого Гиляна, а другой направить со стороны Грузии. Генерал-поручику Потемкину были отпущены суммы на заготовку в Астрахани провианта на шесть тысяч человек и фуража на полторы тысячи лошадей. Доставку, как в Дербент, так и далее, предполагалось производить на судах Каспийской эскадры^[58].

Предположениям этим, однако же, не суждено было осуществиться. Начавшиеся контакты с Али-Мурат-ханом Исхафанским, владевшим в то время большей частью Персии, давали князю Потемкину надежду окончить дело армян более легким способом, поход русских войск был отменен, но подготовка к нему не сохранилась в тайне и устрашила многих.

Больше других испугался, конечно, Ибраим-хан, получивший письмо Сулейман-паши Ахалцихского с извещением о вступлении части русских войск в Грузию и о скором прибытии новых. Не считая себя достаточно сильным, чтобы противиться России, Ибраим торопился обеспечить себя союзом с соседями. Придя к согласию с ханами Хойским, Шекинским и Бакинским, он заключил с ними договор действовать совместно и единодушно при всяком покушении России, на кого бы оно ни было совершено^[59].

Союзники положили, однако, не обнаруживать своего соглашения и до времени оказывать России все внешние знаки доброжелательства. Они решили воспользоваться обстоятельствами и отправить в Тифлис своих посланных не столько с целью поздравить Ираклия с переходом под покровительство России, сколько разузнать о происходящем и заявить полковнику Бурнашеву о своей преданности императрице. Уверяя Ираклия в дружественном к нему расположении, Ибраим просил у него помощи против лезгин, разорявших его владения.

Пригласив к себе двенадцать тысяч лезгин для действий против ханов Нухинского и Дербентского и получив сведения о движении русских войск, Ибраим отложил свои завоевательные намерения и хотел распустить собранные войска, но лезгины требовали жалованья и отказывались уходить без него. Ибраиму заплатить было нечем, и лезгины, рассыпавшись по Карабаху, грабили жителей. Ираклий II не мог теперь удовлетворить просьбу своего прежнего союзника и советовал ему искать покровительства России. В январе 1784 года Ибраим отправил посланного на Кавказскую линию, прося принять его в подданство России, оставить его ханом и не вмешиваться во внутренние дела. На это князь Потемкин снова отвечал, что желательно было бы, чтобы хан в столь важном деле оставил всякое недоверие и положился на великодушие императрицы. Все еще опасаясь за свое будущее, Ибраим просил Ираклия, чтоб он поклялся ему в том, что если он перейдет в подданство России, то будет оставлен в ханстве, утвержден правителем на вечные времена и что никакая часть его владений ни под каким видом никуда не отойдет. Ибраим спрашивал, может ли он рассчитывать при этом, что его честь и достоинство не будут унижены. При посредстве полковника Бурнашева Ираклий отвечал хану, что, вступая под покровительство России, хан может ожидать только благополучия, но во всем должен положиться на щедроты и великодушие императрицы, предавая себя в ее волю безо всяких условий и ограничений^[60].

«Письмо ваше, – отвечал Ибраим Ираклию II^[61], – в коем меня извещаете о вашем благополучии и приказываете, дабы я послал моего чиновника к высочайшему двору русской государыни, мною получено.

Всему народу уже известно, что прежде весь свет погибнет и день днем не будет, нежели между нами братская любовь и дружеский союз прекратиться могут. Вы находитесь под покровительством высочайшего двора и оному верность оказываете. Я равно готов с Божиего помощью отдать свою голову в число тех, кои верны высочайшему и с небесами равному двору российской государыни и со временем человека пошлю».

Хотя в июле 1784 года Ибраим-хан и отправил своего посланного в Россию с просьбой о подданстве^[62], но переговоры с ним по этому делу не привели ни к каким результатам.