Глава 14. Сезон охоты

Прошло три дня с того момента, как Герман покинул свой «кокон». Но его трансформация продолжалась: волосы на теле стали еще длиннее, кожа толще, теперь он гораздо легче переносил мороз. Несколько старых гнилых зубов выпали, а на их месте уже росли новые – острые и крепкие. Нижняя челюсть стала массивнее, ногти на руках и ногах постепенно слезали, уступая место новым цепким когтям. Кожа на лице, ступнях и ладонях словно задеревенела и не чувствовала холода. Герман спокойно ходил босиком по снегу, но большую часть времени все-таки предпочитал прятаться в своем укрытии. «Новая звезда» на генном уровне запустила следующую стадию механизма мутации. Внутри носителя шла колоссальная работа по перестройке всего организма и адаптации к суровым внешним условиям.

Но мутант менялся не только физиологически, но и психологически. У него «проснулся» инстинкт самосохранения – то, чего почти начисто были лишены обычные зомби. Он больше не бродил бесцельно с утра до вечера по округе в поисках добычи, а предпочитал выслеживать её из засады. И что самое главное – Герман учился. Он накапливал опыт и умел им пользоваться. Его тело стало более ловким, сильным и быстрым, но вместе с тем он действовал с помощью хитрости и осторожности.

Солнце уже пробило горизонт, вечерний серый свет постепенно тускнел. Герман наблюдал за двумя зараженными, которые остановились поблизости от его укрытия. Когда-то крепкие жилистые мужики теперь отощали, медленно передвигали ноги и смотрели вокруг тусклыми от безысходности глазами. Но Герман уже успел получить хороший урок и знал, что такое впечатление обманчиво. Вчера он напал на толпу из десятка каннибалов, чтобы защитить свою территорию. Зомби сначала дрались вяло, но, почувствовав вкус крови, быстро превратились в яростных противников. Мутант успел убить трех из них, прежде чем его повалили на землю. Герман сумел высвободиться только ценой несколько глубоких укусов, царапин и разбитого носа. Чувствуя, что с каждой минутой людоеды становятся все сильнее, он предпочел ретироваться.

Сейчас, наблюдая всего за двумя инфицированными, мутант не спешил лезть в драку и ждал, когда на улице стемнеет. Герман заметил, что зомби почти не передвигаются ночью по поселку и выжидал удобного момента. Наконец, он вылез из своего укрытия и подкрался к противникам. Мутант напал со спины, повалил одного мужика на землю и вонзил когти ему в горло. Второй зомби пошел в атаку, но Герман быстро увернулся, сместился в сторону и скрылся за кабиной старой «Газели». Зараженный потерял его из вида и беспомощно вертел головой. Герман убедился, что противник плохо видит в темноте. Он лег на землю и стал ползти как ящерица, затем прыгнул на каннибала, обхватил руками его голову и резко крутанул в сторону. Хрустнула шея, ноги зараженного подкосились, и он рухнул пластом. Первый раненый зомби тем временем пришел в себя, кровь сочилась из его горла, но когти мутанта оставили лишь неглубокую рану. Людоед захрипел, вытянул вперед руки и сделал несколько больших шагов. Но вместо лобовой атаки, Герман предпочел маневры. Он попятился назад и отступил. Такая тактика быстро принесла плоды – зомби запнулся о бордюр и потерял равновесие. Через секунду мутант быстро добил противника, хорошая получилась тренировка.

Где-то вдалеке раздался выстрел. Его отзвук прокатился по крышам, отразился от реки и заглох в кронах деревьев. Герман не испугался, но легкая тревога блеснула в его глазах. Он уже забыл, что такое оружие, но подсознательно почувствовал опасность. Мутант обнюхал трупы зараженных, для ужина они не годились. Он больше не считал зомби собратьями, как раньше, когда бродил с ними в одном стаде. Теперь они стали для него конкурентами за территорию и добычу. А еще – тренажерами. Герман словно заново учился пользоваться своим меняющимся телом. И зараженные отлично годились для отработки навыков охоты, борьбы и убийства.

Наступила ночь, зрачки мутанта легко адаптировались к темноте. Сегодня он решил не возвращаться в убежище и отправился на поиски добычи. Голод уже не сводил его с ума как раньше, заставляя забывать об опасности и бросаться на все, что движется. Вчера удалось поймать кошку, зверек отчаянно боролся за свою шкуру, и воспаленные царапины на руках стали платой за ужин.

Вместе с инстинктом самосохранения вернулась и боль. Боль учила осторожности. Боль заставляла терпеть и выжидать. А главное – боль вынуждала думать. Думать, как поступить так, чтобы боль не повторилась. «Новая звезда» пыталась сделать носителя более живучим и приспособленным к условиям обитания, и Герман даже не догадывался, какой путь ему еще предстоит пройти.

Мутант остановился около длинного ряда бетонных гаражей. Из-за звука его шагов включились автономные фонари, которые днем подзаряжались от солнечных батарей. Герман быстро отступил назад в темноту и выбрал другой маршрут.

Примерно через час он приблизился к обветшалому деревянному бараку. В одном из окошек на втором этаже мелькнул луч фонаря. Из трубы поднимался почти не видимый дымок, но мутант почувствовал его запах. Манящий и вместе с тем пугающий запах человеческого жилища. В комнате на старом прожженном диване сидела женщина лет сорока с худым вытянутым лицом. Она часто шмыгала длинным носом и дрожала.

– Салим, закрой окно, холодно очень, – жалобно попросила тетка, сняла с крючка чью-то старую майку и громко высморкалась в неё.

– Потерпишь, дым выпустить надо, а то угорим. Сейчас печка протопится, и, может, лучше труба вытягивать начнет, – ответил ей коренастый мужик с башкирским лицом и толстым рубцом над верхней губой.

Салим подошел к окошку и закурил. Он не боялся, что зомби его заметят, залезть на второй этаж они все равно не смогут, а подъездную дверь он закрыл на засов.

Его спутницу звали Инесса, катастрофа случайно свела их вместе. Эта баба немного напрягала Салима своим частым нытьем и жалобами, но он пока терпел ее, убеждая себя, что вдвоем будет легче выжить.

Мутант забрался в кузов старого ржавого МАЗа. Отсюда было удобно наблюдать за приоткрытым окном. Прошло два часа, свет в комнате больше не мелькал. Герман почувствовал, как сон начинает сковывать его, и осторожно спустился на землю. Мутант крадучись подошел к стене барака и слегка царапнул по ней короткими когтями.

Комната, в которой прятались люди, располагалась чуть правее подъездного козырька. Гнилые доски с трудом выдержали вес Германа, пока он на него взбирался. Несколько минут мутант сидел, не шевелясь, как средневековая горгулья на фасаде готического замка. Но вот горгулья ожила, убедилась, что окно по-прежнему приоткрыто, и потянула деревянную раму на себя. Слабый скрип не разбудил людей, и мутант без сопротивления забрался в комнату.

Внутри было еще темнее, чем на улице. Герман разглядел только слабое красное свечение угольков в дальнем углу, которое пробивалось из печных зазоров. Но его обоняние уже рассказало больше чем зрение.

Салим успел крикнуть в тот момент, когда зубы мутанта впились ему в шею. Пальцы Германа с ожесточением сжались на горле добычи. Человек захрипел, потянулся к ружью, но смог лишь едва пошевелить рукой. Инесса проснулась, не понимая, что происходит. В панике она уронила фонарик и лишь беспомощно охала и кричала:

– Салим! Салим?! Что случилось?!

Изо рта ее спутника уже сочилась кровавая пена. Когда женщина, наконец, нашла на полу фонарик, то последнее, что она увидела, был яростный оскал Германа. Пронзительный визг прокатился по всему бараку, но никто не пришел им на помощь.

Мутант задушил вторую жертву и начал трапезу. Но даже в этот момент он оставался настороже. Пока его зубы вгрызались в теплую человеческую плоть, уши улавливали каждый шорох поблизости.

Герман провёл в комнате два дня. От холода трупы задеревенели, и мутант уже с трудом грыз замерзшее мясо. Его новые зубы еще не полностью выросли, а старые ломались и вываливались один за другим.

Утром третьего дня Герман выглянул в окно, перебрался на подъездный козырек и спрыгнул на землю. После полумрака комнаты от резкого света резануло в глазах. Свежий чистый снежок кружился в воздухе, устилая двор тонким белым ковром. Крепкие морозы пока не ударили, но осень в этих краях быстро становилась похожа на зиму.

Мутант наклонился, сгреб ладонями горсть снега и принялся его есть. Инстинкт подсказал, как восполнить недостаток воды. А еще он советовал не уходить далеко от нового логова. Внутренний голос шептал, что понадобится убежище, где можно затаиться до весны. Комната в бараке вполне годилась для такой берлоги. Герман даже научился укрываться одеялами, под которыми спали его жертвы.

Утолив жажду, он выпрямился, сделал несколько шагов и замер. Вокруг никого не было, только ветер перекатывал пустую пластиковую бутылку из одного конца двора в другой. Но что-то тревожило мутанта, природные инстинкты, которые помогали выживать его древним предкам, обострились до предела. Вдруг ветер переменился, Герман почувствовал запах, который одновременно привлекал и настораживал его – запах человека.

Мутант развернулся и быстро направился назад к бараку. Раздался глухой хлопок, что-то вонзилось в тело, и легкая боль обожгла правый бок Германа. Он подпрыгнул, зацепился руками за край подъездного козырька, подтянулся и уже почти коснулся оконной рамы, как послышался второй хлопок, а вместе с ним новый дротик со снотворным впился ему в лопатку. Мутант почувствовал слабость, в глазах потемнело, он соскользнул вниз и свалился на землю. Его неподвижное тело пролежало так несколько минут, прежде чем из-за угла соседнего барака появились два человека. Третий прятался за кабиной МАЗа, который несколько дней назад служил укрытием для самого Германа.

Люди окружили мутанта и стали разглядывать его словно диковинного зверя. Командир отряда поднес рацию ко рту и коротко приказал:

– Подъезжай, возвращаемся на базу.

Глава 15. Холодная месть

Профессор сидел на втором этаже, переключая каналы радиостанции. Вечерами от скуки он иногда забавлялся тем, что прослушивал частоты. Время от времени удавалось поймать какой-нибудь сигнал. Вот опять заговорили на китайском, вернее Хаимович решил, что на китайском, так как ни слова не мог разобрать. Женский голос что-то настойчиво твердил, возможно, рассказывал, где расположено убежище или как вести себя, если тебя пытается съесть дюжина каннибалов. Недавно его радиостанция поймала и записала такой сигнал на русском. Диктор серьезным низким голосом убеждал сохранять спокойствие, выполнять требования полиции и органов правопорядка, оставаться дома и соблюдать максимальную самоизоляцию. При малейших признаках заражения и повышения температуры незамедлительно вызывать скорую помощь.

Это сообщение начали транслировать в самом начале эпидемии, когда власти еще не представляли, насколько быстро рухнет вся система здравоохранения, контроля и правопорядка. Записанный голос человека, который, скорее всего, уже давно умер, продолжал вещать забытый автономный ретранслятор. Альберт Борисович усмехнулся в очередной раз, после слов диктора о том, что «ситуация находится под контролем». Под этим самым контролем все было только у него, до того момента, как он впустил в свой дом Андрея, Машу и всю их компанию. После этого всё пошло коту под хвост.

Профессор перевел взгляд на Таню. Малышка сидела на своей кровати, расчесывала серого плюшевого зайца и что-то шептала ему на ухо. Эту потрепанную игрушку она успела забрать из дома и пронесла с собой весь путь. Заяц, казалось, слушал хозяйку, и, между тем, внимательно смотрел немигающими черными глазами в сторону Хаимовича. Девочка с нежностью обнимала этот маленький кусочек прежнего счастливого мира, который напоминал ей о семье.

Альберт Борисович вдруг поймал себя на мысли, что утратил контроль гораздо раньше вторжения его лаборантов. Он нарушил свои принципы в тот день, когда привел Таню в убежище. Возможно, из-за нее он дрогнул и спас своих сотрудников со всей их сворой.

Светлая и темная сторона его сознания с новой силой враждовали между собой. В такие моменты сразу начинала болеть голова, особенно в затылке. Там, где ему проломила череп пьяная банда ублюдков в Новосибирске. Казалось бы, рядовой случай, обычный бытовой криминал, но тот роковой вечер стал точкой отсчета для всей прежней цивилизации. Как иногда бывает опасно обидеть не того человека, с виду маленького, по большому счету, даже беспомощного. Но если этот человек обладает тайной силой, то может случиться страшное.

Хаимович обладал такой силой, и ее хватило, чтобы сломать весь прежний миропорядок. Для этого он рискнул всем, что у него было: жизнью, свободой, достатком, безопасностью, карьерой. Но его личные жертвы казались мелочью, по сравнению с миллиардами трагедий, которые случились после.

– Я спать пошел. Сегодня пораньше хочу лечь, с утра надо капканы проверить, – наставник замолчал и прислушался, – слышишь?

– Нет…, а что? – никаких подозрительных звуков Таня не заметила. Вроде всё как обычно: легкое шуршание мышей под крышей, поскрипывание деревянных половиц, да раз в минуту из умывальника падала капля в тазик на полу.

– Вот и я не слышу. А вчера весь вечер выл. Хоть бы в мою ловушку, наконец, попался, – в голосе профессора слышалась надежда вперемешку с беспокойством.

– Да, точно тишина. Может, он убежал далеко за перевал?

– На это сильно не рассчитывай. Или мы его – или он нас.

Волк выл почти каждый вечер, блуждая вокруг их домика. Хаимович знал, что матерый серый хищник будет мстить за свою самку. Но тут у Альберта Борисовича появился неожиданный союзник в лице приютчика Жеки. Профессор отдал ему ружье, а в качестве оплаты шорец обещал всю зиму помогать им. Они уже вместе ходили на охоту и завалили двух кабанов. Жека научил Хаимовича правильно ставить капканы и силки. Честно делился секретами охоты и выживания в лесу. Показал, как обдирать и выделывать шкуру зайца, чтобы потом сшить из нее одежду. Но, не смотря на это, Альберт Борисович все равно опасался нового знакомого. Он учился, старательно перенимал все знания, но противился тому, чтобы их общение переросло в дружбу.

Наставник посмотрел на девочку и впервые после смерти Доджа погладил ее по голове:

– Спокойной ночи.

Таня даже вздрогнула от неожиданности. Давно ее не баловали родительской лаской. По сравнению с добрым улыбчивым папой, Альберт Борисович всегда казался угрюмым, строгим и холодным человеком. Он был полной противоположностью отца Тани, а после смерти Вени и Доджа стал еще более закрытым и отстраненным.

– Спокойной ночи, я чуть-чуть поиграю и тоже лягу, – пообещала малышка, когда Хаимович спускался по лестнице на первый этаж.

Волчий вой ни разу не побеспокоил людей этой ночью. Профессор понимал, что радоваться рано. Он проснулся с робкой надеждой найти серого с перебитой лапой в капкане и спокойно пристрелить его. Альберт Борисович подогрел завтрак и пошел за водой. К тому моменту как он вернулся, Таня уже сидела за столом, сонно потирая глаза.

– Ух, погода сегодня радует. Я пока ходить буду, ты замочи грязные вещи.

– Хорошо, а что приготовить?

– Лапшу можно сварить, а вообще смотри на свой вкус.

Через полчаса Хаимович уже шагал на охотничьих лыжах по лесу. Он внимательно смотрел на снег, пытаясь освоить «охотничью грамоту» как говорил Жека. Профессор разглядел след зайца, затем нашел отпечаток зверька поменьше, возможно белки. Вот тут скакала какая-то птица, но это его не очень интересовало. Приютчик один раз показал ему след росомахи и предупредил, насколько это опасный зверь. Рыси на их территорию, к счастью, пока не заходили, а вот перспектива встретиться по весне с медведем маячила вполне реальная.

Когда наставник ушел, Таня занялась привычными домашними делами. Она заправила кровать, подмела пол, отложила грязные вещи и поставила греть воду для стирки. Хоть девочка и с содроганием вспоминала дни, которые провела в поселке под надзором бабы Зины, но они пошли ей на пользу, за то время она многому научилась. Очень быстро из обласканного домашнего ребенка, Таня превратилась в терпеливую трудолюбивую девочку, которая уже не боялась ночевать в лесу под открытым небом, умело чистила лошадь, топила печку и могла постоять за себя.

Закончив часть дел по дому, малышка надела теплые вещи. Профессор уже накормил животных, но для Тани стало традицией заглянуть с утра в стайку и поздороваться со всем зверинцем. Белая кобыла встретила ее приветливым стуком копыта по земле. Девочка, втихаря от Хаимовича, угостила ее кусочком рафинада.

Так за повседневными хлопотами быстро пролетело два часа. Таня стояла на крыльце и развешивала на веревке постиранную одежду. Сушить вещи на морозе научил их дядя Женя, так она называла нового знакомого. Вначале малышка боялась, что он заразится также как инспектор Веня, но болезнь не тронула шорца. Альберт Борисович объяснил, что это Додж, скорее всего, был переносчиком вируса и невольно заразил Веню.

Таня прищурилась, приложила ладонь ко лбу и увидела, как из леса появилась фигура человека. Лыжи слегка поскрипывали по снежному насту, путник приблизился, и малышка узнала Жеку. Он помахал ей рукой, девочка ответила на приветствие. У шорца не хватало нескольких зубов, но он всегда улыбался во весь рот, совсем этого не стесняясь.

– Эзен! – поздоровался Жека на родном языке, – Игорь дома?

Несмотря на сделку и приятельские отношения, профессор не стал раскрывать приютчику их настоящие имена. Шорец продолжал называть Хаимовича – Игорем, а его «дочку» – Соней. Альберт Борисович объяснил Тане свое решение, чтобы она случайно не нарушила конспирацию:

– Вот, допустим, переправится Беркут со своей бандой через реку и начнет нас искать по лесам. Встретят они Жеку, может, пытать его будут или он сам проболтается, что, мол, живут тут Альберт Борисович и Таня. Бандиты сразу поймут, о ком речь, и найдут нас. А так – хоть какой-то шанс, что они не заинтересуются неким Игорем и Соней. Так что держи язык за зубами. При посторонних называй меня папой, даже если не очень хочется. Это для нашей безопасности, поняла?

Девочка каждый раз вспоминала этот разговор во время встречи с Жекой и надежно хранила их тайну.

– Игорь дома? – еще раз, на этот раз громче спросил шорец.

– Здрасьте! Папа пошел капканы проверить. Может, волк попался, вчера он не выл.

– Волк хитрый, сейчас еды много, сложно серого поймать. Я подожду тут, ты не против? – получив согласие, шорец сбил снег с ботинок, поставил лыжи на крыльце и зашел в домик.

Таня по традиции угостила гостя чаем с куском копченого замерзшего мяса кабана. Жека рассказал ей, что по пути увидел стайку больших красногрудых снегирей:

– Чувствую, скоро крепкие морозы начнутся. Зима в этом году ранняя будет.

– Дядя Альб… ой, гм, ээ… папа говорит, что дров у нас много, продержимся, – малышка едва не проболталась, покраснела от смущения и села около печки, чтобы выгрести золу из поддувала.