Говоря о Зорге, мы все теперь с неоспоримым единодушием отдаем должное двум великим подвигам, им совершенным. А вот о третьем, на мой взгляд, не менее важном, почему-то не вспоминаем. Давайте же попробуем разобраться в том, чего добился Рамзай в Японии.
Подвиг № 1. Назвал точную дату нападения фашистской Германии на СССР
Начнем с очевидного, многократно описанного, а потому проторенного и пройденного. Именно Зорге в радиосообщении, переданном радистом Максом Клаузеном, уведомил Центр о безукоризненно точной дате начала войны. Однако в Москве его информацию восприняли скептически.
А между тем первая радиограмма о неизбежной войне с Германией пришла из Токио еще 18 ноября 1940 года. Зорге тогда удалось узнать от специального посланника Гитлера, заехавшего с инспекцией в Токио, что все приготовления к вторжению в Британию – фикция. Германия не собирается воевать на два фронта. Фюрер решил бросить основные силы на уничтожение СССР.
Прошло немногим больше месяца, и Зорге передает конкретное уточнение: «На германо-советской границе сосредоточено 80 немецких дивизий. Гитлер собирается оккупировать территорию Советского Союза по линии Харьков – Москва – Ленинград». А все дивизии, которые демонстрируют, всего лишь демонстрируют, намерения вторгнуться в Британию, не достигают даже полной численности. Часть солдат и техники уже переброшены на Восток».
Хотя Сталин постоянно читал донесения Зорге, разведчика он недолюбливал. То, что сообщал резидент военной разведки Рамзай, никак не вязалось с его собственными представлениями о возможном развитии событий. Иосиф Виссарионович был уверен, что заключивший Пакт о ненападении Гитлер не решится перечить ему, вождю всех народов Сталину, и не нападет на СССР. Это был глубочайший стратегический просчет, вызванный самоуверенностью, явной недооценкой силы противника. Подумаешь, какой-то резидентишка раз за разом передает телеграммы, от которых трясет всю разведку. Что значили они по сравнению с его гениальными предначертаниями.
Но Зорге был абсолютно уверен в надежности своих источников информации. Среди них – посол Германии в Японии Ойгер Отт, военный и морской атташе посольства и постоянно наезжавшие из Берлина в Токио высокопоставленные гитлеровские эмиссары. Среди них и нанесший визит в Токио фельдмаршал фон Бок. Именно тот самый, что после нападения Германии на СССР командовал на Восточном фронте группой армий «Центр». За рюмкой он много чего нарассказал миляге журналисту.
Можно сказать, что сотрудники посольства Третьего рейха в Токио как могли помогали советской разведке, сообщая все, что только могло заинтересовать Зорге.
Конечно, немцы, как требовали того законы разведки, постоянно блефовали: то подбрасывали через своих военных сведения о различных датах начала военных действий, то вообще отрицали любые намерения Гитлера напасть на СССР. Рихард учитывал это и всегда проверял достоверность информации через другие источники: в друзьях у него были англичане, китайцы, американцы…
Да, время шло, в процессе подготовки к вторжению планы Гитлера менялись. Зорге, не поддаваясь на дезинформацию, отсекая все подброшенное, неправдоподобное, следя из Японии за каждым сделанным в рейхе шагом, держал Москву в курсе событий. Чтобы оценить добросовестность Зорге в оценке и проверке поступавшей информации, достаточно проследить за последовательностью его действий.
Так, в марте 1941 года после задушевной беседы с новым атташе ВМС Германии Зорге дает Москве знать: фашисты могут начать войну сразу же после победы над Англией.
Но уже 11 апреля – новый сигнал о том, что немецкий Генеральный штаб, не дожидаясь завершения английской кампании, закончил подготовку к нападению на СССР. И в этом же месяце – подтверждение с описанием действий близких к Гитлеру генералов.
Вскоре Зорге навел посла Отта на мысль осведомиться у Риббентропа о стратегических планах Германии – в интересах проведения более решительной политической линии в переговорах с Японией. Ответ был конкретен – война с СССР начнется в мае.
Затем, когда обстановка около действительно туманного Альбиона изменилась, посол Отт в конфиденциальной беседе информировал верного помощника и фактически своего пресс-атташе, такова уж была официальная степень доверия к Зорге, что «германские войска могут перейти советскую границу в конце этого месяца – мая». Впрочем, следует оговорка, которую обвиняющие Рамзая в дезинформации сознательно опускают: в том же донесении подчеркивалось, что есть вероятность переноса срока нападения на будущий год. И эти «временные допуски», подчеркивает Зорге, исходят не из его посольского окружения, а от тех, кто вершит дела в столице рейха.
А еще он передает в Москву, что план нападения на СССР генерала Маркса, всего лишь однофамильца великого Карла, отвергнут Гитлером после тщательного и всестороннего изучения. Зорге даже сообщает, что после этого решения в окружении фюрера шутили: «Маркс – и на Москву? Только этого нам не хватало».
Зорге знал обо всех фашистских планах, мало-мальски связанных с Россией. Это как раз и делает честь разведчику. Он постоянно в курсе меняющихся событий, отслеживает все нюансы чужих – вражеских – намерений.
19 мая 1941 года Зорге посылает тревожнейшую информацию о девяти армиях из 150 немецких дивизий, сосредоточенных на польской границе. Данные получены в конфиденциальной беседе со специальным посланником из Берлина Оскаром Нидермайером.
30 мая 1941 года еще одна радиограмма. В ней прямая ссылка на Отта, утверждавшего, что война с Советским Союзом начнется во второй декаде июня. И в те несколько дней между этим сроком и началом войны на Зорге из Москвы сыплются упреки в паникерстве. На одной из его радиограмм Сталиным начертана суровая резолюция: «В перечень сомнительных и дезинформационных сообщений Рамзая». На другое предупреждение о скором начале войны в Токио приходит ответ из Москвы, в котором прямо указывается, что Центр считает возможность нападения Германии на СССР маловероятной.
Но Зорге не боится гнуть свое, то, в чем абсолютно уверен. Рихард не из конъюнктурщиков, ублажающих и убаюкивающих Сталина, боящихся ему перечить.
Ко многим информационным сообщениям Зорге дает и собственный комментарий, но какой: посол в стране оси Берлин-Рим-Токио уверен в точности своего прогноза на 95 процентов. При этом ссылается на Риббентропа, который заверяет Отта, что нападение на СССР – вопрос решенный.
В разведке, да и не только, такая ссылка на высокопоставленный подысточник обозначает огромную вероятность основного сообщения.
Затем через день в подтверждение переданного приводится разговор с приятелем, военным атташе посольства Германии в Японии Шоллом: «Следует ожидать со стороны немцев фланговых и обходных маневров и стремления окружать и изолировать отдельные группы. Война начнется 22 июня 1941 года». Рамзай также приводит слова Шолла о том, что военные действия могут развернуться и двумя днями позже. Сначала вторжение, а затем – объявление войны. Наступление будет вестись по всему фронту, главные направления – Москва и Ленинград.
Вносит свою важнейшую лепту в отправляемую в Москву информацию и помощник японского премьера Одзаки: посол Японии в Германии был вызван к Гитлеру. Фюрер уведомил его, что Германия нападет на СССР 22 июня без объявления войны. Чтобы сообщить об этом Зорге как можно быстрее, осторожный советник принца Коноэ нарушает все правила конспирации. Всю ночь он простаивает около дома Зорге, ожидая Рихарда. Полиция не могла не заметить странного поведения высокопоставленного сановника Одзаки.
И Зорге понимает, что его группа на грани провала. Под любыми предлогами надо бежать из страны. Но разве можно подвести родину? Кто сообщит ей важнейшую информацию, если не его, Рамзая, люди?
И 15 июня 1941 года радист Макс Клаузен направляет в Москву еще одно грозное предупреждение: «Повторяю: 9 армий и 150 немецких дивизий совершат нападение на советскую границу 22 июня! Рамзай».
Порой радиограммы настолько длинны, что Клаузен передает их частями. Это – огромный риск: все равно засечь радиопередатчик при столь длительной работе не составляло труда. Почти восемь лет регулярно посылал он радиограммы в Центр. Потом Клаузен подсчитал – в среднем отправлялось по два сообщения в день. А накануне 22 июня 1941 года группа Рамзая, не считаясь с угрозой быть запеленгованной, идет ва-банк.
20 июня Зорге, прямо указав источник – посол Германии Отт, даже позволил себе в радиограмме излишнюю эмоциональность: «Через два дня начнется война между СССР и Германией. Она неизбежна». Как правило, такие выводы Центр никогда не приветствовал. Долг разведчика добывать информацию и сообщать ее со ссылкой на источник. А выводы – за московским начальством.
Сразу после нападения Германии Рамзай передает в Москву: «Выражаем наши наилучшие пожелания на трудные времена. Мы все здесь будем упорно выполнять нашу работу. Рамзай».
В этих сообщениях – все абсолютно точно. Кроме одного. Резидент ГРУ больше не имел права подписываться собственным многолетним оперативным псевдонимом Рамзай. Центр, крайне недовольный работой Зорге, в виде своеобразного наказания сменил полюбившееся Рихарду имя на безликое «Инсон». Ведь не зря Сталин продемонстрировал недоверие Зорге и его группе в присутствии начальника Разведуправления Красной армии генерала Голикова, решившегося потревожить спокойствие вождя и наших границ щемящим душу докладом.
Вслед за сталинскими упреками все сошки рангом поменьше решительно заклеймили Зорге если не предателем, то двойным агентом. Еще до этого финансирование токийской резидентуры сократили до минимума, чуть не в два раза. После этого все члены группы жили в основном на деньги Рихарда, зарабатываемые журналистикой, и его радиста Клаузена – удачливого коммерсанта. Зорге не собирался жаловаться на трудности. В Центр полетела радиограмма от группы Рамзая с просьбой переводить значительную часть зарплаты в Фонд борьбы с фашизмом.
По некоторым сведениям, содержание Рамзая и его соратников обошлось Центру в смехотворные для такого размаха деятельности 40 тысяч долларов. Абсолютное ничто по сравнению с переданной бесценной информацией.
Радиограммы Зорге в отличие от многих других разведывательных донесений не канули в вечность, не были уничтожены, сожжены. Они аккуратно хранятся в Российском государственном архиве социально-политической истории. На некоторых из них – резолюции Сталина, подлинность которых почему-то оспаривают иные историки.
Но существование одной, карандашом начертанной, шокирующей, отталкивающей грубостью, никто не отрицает: «Не послать ли ваш источник к е….. матери!»
Оценивая работу группы Зорге, можно смело сказать, что донесения 1941 года являются самыми точными и аргументированными, подтверждающими предыдущую информацию.
В группе Рамзая было 35 человек. Среди них четверо приехавших в Японию иностранцев. Остальные – бизнесмены, государственные служащие, военные, ученые, журналисты. А работали на них втемную или по идеологическим убеждениям 160 источников. Самая важная птица – ни о чем не подозревавший принц и премьер-министр Коноэ.
Конечно, не только Разведуправление предупреждало Сталина о дате начала войны. Нарком государственной безопасности Меркулов все же решился положить на стол Иосифу Виссарионовичу сведенные вместе сводки множества донесений закордонных разведчиков, в которых те криком кричали о скором вторжении Гитлера. Уломала Меркулова совершить этот смелый, если не рисковый шаг разведчица Зоя Рыбкина, она же будущая детская писательница Воскресенская. Поняв, что нарком не решается ознакомить Сталина с донесениями, которым вождь не хотел верить, Зоя Ивановна использовала последний, убедивший Меркулова аргумент. А что будет, спросила она, если война все-таки начнется в третьей декаде июня? С кого спросят? Именно этот, слегка шкурный довод, а не только забота о судьбе родины, заставил наркома собраться с силами и решиться на поход к вождю. Увы, и этот шаг оказался бесполезным.
После доклада нового молодого начальника внешней разведки Фитина, в котором была названа точная дата нападения на СССР, полученная из разных надежных источников, в кабинете Сталина повисло гробовое молчание. На календаре 17 июня 1941 года, а лишь три дня назад ТАСС выпустило свое ныне знаменитое успокаивающе-убаюкивающее: «Германия также неукоснительно соблюдает условия советско-германского договора о ненападении».
Строгим недовольным голосом Иосиф Виссарионович спросил: что это такое? Впоследствии Фитин так описывал последовавшее объяснение: «Не без большого внутреннего волнения я сказал, что материалы надежные, получены от надежных источников и что информация их, которую получали ранее, подтверждается».
Иосиф Виссарионович подошел к своему рабочему столу, закурил трубку, повернулся лицом к руководителям разведки: «Никому из немцев, кроме Вильгельма Пика (один из организаторов компартии Германии и будущий руководитель Германской Демократической Республики. – Н. Д.), верить нельзя. Но если вы считаете материалы надежными – перепроверьте».
Начались перепроверки, отправление запросов о подтверждении. В одном из совсем закрытых музеев я видел несколько похожих сообщений, пришедших в те же дни из Финляндии, Италии, Польши: нападение – 22 июня. Одна дама-разведчица приводила из сопредельной с нами страны детальные и вскоре, увы, подтвердившиеся подробности первой фашистской атаки. Наш единственный агент в гестапо Вилли Леман – оперативный псевдоним Брайтенбах – сообщил о нападении за два дня и указал время до минуты— точнее некуда.
Вспомнил ли вождь о предупреждениях Зорге и других разведчиков, когда в 3 часа 15 минут 22 июня 1941 года Георгий Жуков позвонил ему на Ближнюю дачу в Кунцево и сообщил: немцы бомбят советские города? Вряд ли. Рвать на себе волосы было поздно. За первые несколько месяцев войны страна потеряла убитыми, ранеными и пленными около трех миллионов солдат и офицеров. Не вчерашних призывников, а кадрового ядра армии.
Сталин искренне, и в это никак не хотят поверить исследователи, полагал, что если он уже назначил главным врагом СССР проклятого британца Уинстона Черчилля, то так и должно быть. Подвел культ собственной личности. Слишком привык вождь, что его слово – последнее, решающее. Болезненное самомнение не позволяло представить, что Гитлер, «усмиренный» лично им, Сталиным, посмеет наплевать на заключенный Пакт о ненападении. 9 мая 1941 года в Москве были закрыты дипломатические представительства всех стран, оккупированных к тому времени фашистами. В этом же месяце Сталин выступил на Политбюро: «Вам надо понять, что Германия никогда не пойдет одна воевать». И еще пригрозил: «Если вы будете на границе дразнить немцев и войска двигать без нашего разрешения – тогда головы полетят». Соратники, хорошо зная Иосифа Виссарионовича, не сомневались – точно полетят.
О проекте
О подписке