Читать книгу «Пластун» онлайн полностью📖 — Николая Черкашина — MyBook.
image
 





Мы с Пашей шагали в первых рядах своей колонны, которую вел красавец подполковник Симоновский, сбросив назло пурге с фуражки кабардинский башлык. Мы гордились своим командиром. Это был настоящий георгиевский герой, который прославился своей лихой атакой под Станиславом. Командуя пехотным Кинбурнским полком, Симоновский лично повел солдат на врага. Воодушевленные тем, что с ними в цепи командир полка, кинбурнцы под жесточайшим ружейно-пулеметным огнем, под ударами вражеской артиллерии прорвали 15 полос колючей проволоки и захватили шесть линий траншей. Обо всем этом мы узнали из газеты «Русский инвалид», которую случайно нашли на кухне в корзине для растопки печи.

Поручик, служивший в том самом 467-м Кинбурнском полку, дополнил газетный очерк своим рассказом:

– Под Калушем Василию Лавровичу осколок раздробил скулу, лицо было залито кровью, он передал командование своему заместителю, но из полка не ушел. Сами понимаете, на солдат и офицеров это подействовало ободряюще – с нами командир! А с ним и черт не страшен.

Вот уж точно: кому суждено быть повешенному, не утонет. Симоновскому суждена была смерть не от пули или осколка, может быть, предчувствуя это, он смело шагал под свинцовые ливни. Его растерзала толпа махновцев в родном городе Орлике, что на Южном Буге. Растерзала только за то, что Симоновский был полковником царской армии. Ему исполнилось всего 48 лет.

А пока, глядя на его молодцеватую фигуру, мы готовы были идти за ним в огонь и в воду… Ладно в воду, в лед пошли, ледяной покрывшись коркой.

После проливного дождя, промочившего нас до нательных рубах, вдруг ударили 20-градусные морозы. Шинели враз обледенели, задубели, захрустели… Башлыки, фуражки, шапки, папахи – все промерзло насквозь. Ничего не грело, только вытягивало из тела последнее тепло. Еще и ветер поднялся, нагоняя стужу. Ох, все ли дойдут до большого привала? Вся надежда была на станицу Ольгинскую, через которую пролегала наша дорога, бывший Задонский почтовый тракт. И всего двадцать верст до спасения, но попробуй, прошагай их на морозном ветру в мокрой одежде.

Я поднял воротник шинели и подтянул его револьверным шнуром, винтовка была по-казачьи заброшена на правое плечо, поэтому мог руки греть в карманах. Но фуражка моя, покрытая инеем, тепла на продувном ветру не держала. Оставалось утешаться суворовским правилом – «голову держи в холоде, ноги в тепле». Но ни голова, ни ноги тепла не чуяли. Вдруг кто-то сорвал с меня фуражку – и в тот же миг голова погрузилась во что-то мягкое и блаженно теплое – папаха! Паша снял с себя свою косматую терскую папаху и надел на меня, а фуражку надел на себя.

– Махнемся не глядя! – усмехнулся он. – У меня башлык есть.

И он, нахлобучив на себя мою промерзшую «фураньку», закутал голову башлыком, купленным по случаю, как и папаху, на барахолке в Темернике. Как я ему был благодарен за эту дружескую заботу!

Я шел и думал: нас изгоняли с нашей земли, более того, заведомо решили лишить нас жизни. За что? За то, что мы не поклоняемся их бородатым идолам? За то, что не ведемся на их призывы уничтожать храмы, сбрасывать колокола, плевать на алтари? За то, что носили погоны своей страны? За то, что проливали кровь не за мировой пролетариат, а за Россию? И вот за это они нам вынесли смертные приговоры? И вот за это они гонят нас со своей земли?

Мысли эти рождали обиду, горевшую гневом, заставляли крепче сжимать в руках оружие и тверже шагать в строю.

На всех бескрайних просторах России оставалось единственное место, где развевался трехцветный национальный флаг, – степь, по которой шли добровольцы, первопоходники. На одном из коротких привалов к нам подошел генерал Деникин, обнял Симоновского, обратился к нам, замерзшим, но все еще бодрым:

– Пока есть жизнь, пока есть силы, не всё потеряно… Стратегия у нас простая – пройти через спящие станицы, а там услышат наш голос, зовущий к борьбе, да и проснутся. Вот увидите, за нами еще пойдут…

* * *

В Ростове остались снаряды, патроны, обмундирование, медицинские склады и медицинский персонал – всё то, в чём так остро нуждалась наша малочисленная армия, охранявшая подступы к городу. О, если бы нас поддержали донцы или хотя бы то «кофейное воинство», что скрылось теперь в подполье!

Мы все же дошли до заветной станицы. Ольгинская стала первым военным станом Добровольческой армии. Здесь собирались силы, рассеявшиеся после падения Дона. Подошел отряд генерал-майора Маркова, которому удалось пробиться мимо занятого красными Батайска. Присоединились несколько казачьих сотен. Догнали нас и те самые офицеры, что посиживали в кофейнях, пока мы готовились к бою. Далеко не все, правда, а только те, кто не поверил в милосердие большевиков. Из Новочеркасска подтянулись люди. Обозы подошли. Всего собралось свыше четырех тысячи бойцов.

Генерал Корнилов строил из этого разнородного материала единую боевую силу. Прежде всего он сводил мелкие отряды в батальоны и полки. Первыми, положившими начало легендарным добровольческим дивизиям, стали марковский офицерский полк, корниловский ударный полк полковника Неженцева, Партизанский полк (из пеших донцов) генерала Богаевского, Юнкерский батальон, сведенный из Юнкерского и Студенческого «полков» под началом генерала Боровского, наконец, Чехословацкий инженерный батальон да три дивизиона кавалерии (один – из бывших партизан Чернецова, другой – из прочих донских отрядов, третий конный дивизион – офицерский). Огромному обозу беженцев было приказано оставить армию.

В окончательном виде Добрармия выстроилась так:

Корниловский ударный полк. (Подполковник Неженцев.)

Георгиевский полк – из небольшого офицерского кадра, прибывшего из Киева. (Полковник Кириенко.)

1-й, 2-й, 3-й офицерские батальоны – из офицеров, собравшихся в Новочеркасске и Ростове. (Полковник Кутепов, подполковники Борисов и полковник Симановский.)

Юнкерский батальон – главным образом из юнкеров столичных училищ и кадет. (Штабс-капитан Парфёнов.)

Ростовский добровольческий полк – из учащейся молодежи Ростова. (Генерал-майор Боровский.)

Два кавалерийских дивизиона. (Полковники Гершельман и Глазенап.)

Две артиллерийские батареи – преимущественно из юнкеров артиллерийских училищ и офицеров. (Подполковники Миончинский и Ерогин.)

Целый ряд небольших частей, как то: «морская рота» (капитан 2-го ранга Потёмкин), инженерная рота, чехословацкий инженерный батальон, дивизион смерти Кавказской дивизии (полковник Ширяев) и несколько партизанских отрядов.

Называю эти части и их командиров специально для потомков, которые, хочется верить, выбьют золотом эти наименования и эти фамилии на черных скрижалях нашей истории.

Все это мы узнали много позже, а пока отогревались в курене зажиточного казака, который держал в Ольгинской маслобойню.

– И куды вы в такую стужу валите? – допытывался у нас хозяин куреня – сорокалетний дядя в меховой безрукавке и суконных чириках. До войны он служил в Атаманском полку. О чем свидетельствовал деревянный сундук для казачьей справы, оббитый узорчатым железом с полковым знаком на крышке. В знак уважения к нашим подъесаульским погонам он выставил бутыль самогона, хозяйка, кутаясь в цветастый платок, по-быстрому накрыла скромный стол. Главным блюдом были рвантушки – клецки, сделанные из теста, нарванного руками. Горячие рвантушки были обильно политы подсолнечным маслом и заставляли голодных гостей жадно принюхиваться.

– И куды ж вы такой колотун пойдете-то? – повторил свой вопрос атаманец.

– Скорее всего, на Кубань пойдем, – отвечал командир нашего взвода подполковник Бондаренко. – Там народ на подъем легкий, не то что донцы.

– А что, донцы не пошли?

– Донцы сказали, что дальше своих границ не пойдут. Свои станицы сами оборонять будут. Авось, красные от них отвяжутся.

– Раз пришли, значит, пока своего не добьются – не отступятся, – мудро рассудил казак. – Вот у нас так же гуторят: за Дон прогоним, а там Москва с ними сама разбирается. А они уж и Новочеркасск взяли, и Ростов-батюшку… Сила солому ломит. Надо всем миром навалиться.

– Вот о том и речь! – вступил в разговор Павел после хорошо глотка свекольного первача. – Я вам лучше стихи свои прочту. Пока шли, строчки сами сложились.

 
Мы снова в седлах,
Ноги в стременах.
Отсиживаться подло
В лихие времена…
 

Павел читал, а я уронил налитую сном и хмелем голову на руки и тут же уснул…

* * *

Все наши полки, батальоны, дивизионы были по существу только зачатками формирований. Все они были раз в пять меньше, чем положено по штату. Но приходилось одновременно и формироваться и сражаться, неся потери и теряя то, что уже сколочено, собрано в боевую единицу. Но именно так, в боях и невзгодах, выковывалась Белая армия.

Впереди была станица Хомутовская, за ней Кагальницкая, Егорлыцкая… Так начинался наш терновый путь – первопоходников. Мы проложили его для других. К лету 1918 года вся честная и отважная Россия поднялась против большевиков. Заполыхало от Самары до Урала, от Архангельска до Кавказа… Россия вставала на смертный бой против взращенного на родных нивах врага.

* * *

Шел третий год самой мерзостной войны, в которой когда-либо участвовала Россия, – кровавой гражданской усобицы… И был бой… Бой под станцией Касторной, который стоил, наверное, всей битвы за Сарыкамыш. Наша офицерская полурота, сильно поредевшая и изнуренная после жарких боев, отошла на станцию Кресты. Почти без сил все повалились на пол полуразбитого вокзальчика. А мы с Пашей улеглись на шинелях прямо на перроне в тени огромного вяза, чудом уцелевшего в артиллерийских дуэлях. Лежа на спине, я смотрел сквозь зеленую крону на небо и прощался с ним. Второго такого боя не выдержу… Не было сил даже согнать муху, ползавшую по мокрому лбу… Чтобы уйти от унылой действительности, стал сочинять стихотворение. Строчки складывались сами собой.

 
Жадно спит, изнуренная боем
Сотня белых отпетых бойцов…
 

Вдруг кто-то позвал меня по имени:

– Коля!

Я повернул голову и увидел отцовского односума Нестора Григорьевича Весёлкина! Он стоял на перроне, подбоченясь, как полагается настоящему казаку – с нагайкой за голенищем хорошо начищенного сапога. А на плечах у него были беззвездные полковничьи погоны. Я вскочил, мы обнялись.

– Здорово, Микола! А я совсем потерял тебя из виду! Вот батька обрадуется!

– А где он?

– Дома, в Гродно. Получил от него письмо месяц назад… Хворает… Ну, да что мы тут стоим, давай к нам!

Павел тоже поднялся, отряхивая шинель. И мы двинулись в гости – на бронепоезд «Белый воин», которым командовал полковник Весёлкин. Вооруженный состав стоял на запасной ветке под сенью густых ив: две бронеплощадки, между ними жилой пульмановский вагон, паровоз и две платформы с запасными рельсами и шпалами – спереди и сзади. Я еще не пришел в себя от нашей встречи, а судьба уже закрутила новый круг:

– Давайте к нам! – предложил Весёлкин. – Нам пулеметчики вот как нужны.

– А в роте нас не посчитают дезертирами? – спросил Паша.

– С вашим ротным я сам договорюсь. Отпустит. Ему чем меньше бойцов, тем быстрее отправят в тыл на переформирование.

С тем нас и зачислили в команду «Белого воина».

1
...
...
13