В 1884 году в Париже, перед отплытием в Нью-Йорк, меня обокрали на вокзале. Украли и деньги и вещи. Той мелочи, которая осталась при мне, хватило только на поезд до Гавра. Я не люблю менять своих планов, особенно таких значительных, как переезд из Парижа в Нью-Йорк. Я помнил номер каюты и мне удалось сесть на корабль без билета, когда к отплытию выяснилось, что на мое место нет других претендентов. Планы менять не пришлось, но путешествие оказалось сплошной мукой. Не имея ни вещей, ни денег, я был вынужден сидеть целыми днями в душной каюте и заглушать голод мыслительной работой. Когда я увлекаюсь работой, то могу забыть обо всем прочем, в том числе и о еде. Но длительный голод работой заглушить не получалось, тем более на корабле. Вдобавок, каюта была ужасно грязной, а постельное белье находилось в таком состоянии, что только великая усталость смогла заставить меня лечь на койку. В первую же ночь добавилось еще одно огорчение – клопы, а когда океан стал неспокойным и началась качка, меня замутило. Все это, вместе взятое, за трое суток привело меня в такое состояние, что капитан, увидев меня на палубе, решил, что я заболел. На кораблях весьма настороженно относятся к заболеваниям, потому что если заболевание заразно, то в корабельных условиях оно распространяется невероятно быстро. Он хотел отвести меня к судовому врачу. Чтобы избегнуть ненужного осмотра (я очень тяжело переношу врачебные осмотры), мне пришлось рассказать правду. Капитан спросил, почему я не попросил еды на кухне, мне бы не отказали. Я ответил на это, что никогда ничего не прошу, мои принципы этого не позволяют и, в свою очередь спросил, не нужно ли ему починить что-нибудь из механизмов. Дело закончилось тем, что капитан пригласил меня обедать вместе с ним и его помощниками. Приглашение было сделано по всем правилам, и я счел возможным его принять. Доброта капитана меня спасла. Правда, за два дня до прибытия в Нью-Йорк я лишился его расположения по совершенно не зависящим от меня причинам, но к тому времени я уже успел прийти в себя, привык к качке, почти вывел клопов в каюте и потому два дня без еды не доставили мне неудобства.

Я объясняю все так подробно, чтобы было ясно, с какой силой терзала меня во время этого плавания мысль о том, как глупо терять столько времени на путешествие из Европы в Америку и терпеть столько мучений. Плавание на кораблях, даже на современных, весьма мучительно. Даже сами моряки, эти привыкшие к морю люди, которые считают корабль родным домом, радуются приходу в порт так же сильно, как дети радуются подаркам. Узнав у помощника капитана все данные о пароходе, я начал думать о летающем аппарате, который мог бы перевозить такое же количество народу с гораздо большей скоростью. Данные моих тогдашних расчетов получались весьма оптимистичными. Пока что еще ни одному практическому образцу не удалось «обогнать» самолет, который я создал в своем воображении в 1884 году. Все дело в том, что по неопытности я не учел многих показателей, влияющих на полет, и, кроме того, вел расчеты с неким идеальным высокоэффективным топливом. На девятый день плавания ко мне пришло очередное озарение. Я понял, что трехмерное пространство под действием выраженных электромагнитных сил (говоря «выраженных», я имею в виду гигантские силы) может сворачиваться в трубочку. Мне трудно объяснить суть процесса простым языком, так, чтобы меня поняли люди, не знающие математики и физики. «Сворачиваться в трубочку» кажется мне наиболее подходящим объяснением. Возьмите лист бумаги, сверните его в трубочку, проткните насквозь иголкой, а затем разверните. Вы увидите, как далеко друг от друга (условно далеко) расположены проколы. Но ведь пока лист был свернут, они находились вблизи друг от друга, совсем рядом. Если свернуть пространство при помощи электромагнитных волн очень большой силы, то можно сближать континенты, переносить что угодно куда угодно за доли секунд! Это невероятное озарение ошеломило меня настолько, что я чуть было не упал за борт. Я пообещал себе, что при первой же возможности начну разрабатывать эту идею. Но вышло так, что я смог заняться ею только в прошлом году. Различные изыскания имеют разную цену. Этот проект очень дорогой, поскольку требует постройки как минимум четырех электромагнитов высочайшей мощности и ряда других затрат. Я планировал приступить к экспериментам по завершении создания «Мировой системы»^[12], но планам моим не суждено было осуществиться. Я рассчитывал на то, что успех «Мировой системы» даст мне возможность приступить к другим исследованиям, но вместо успеха вышел крах, и от меня все надолго отвернулись. Когда я заводил речь о новом проекте, надо мной откровенно смеялись. Люди почему-то воспринимают то, что выходит за рамки их представлений, как невозможное. Я пытался объяснить, что электрические двигатели тоже когда-то казались сказкой и т. п., но так и не смог никого убедить. Лишь в прошлом году при помощи Вэна мне удалось начать работу над магнитным преобразованием пространства. Цель несколько иная, чем представлялось мне. Я думал о мирных грузах и обычных пассажирах, но вынужден разрабатывать эту проблему для военных. Это меня не огорчает, поскольку главное – найти правильное решение проблемы. Кроме того, меня тешит мысль о том, что если военные корабли, самолеты и т. п. смогут мгновенно и беспрепятственно перемещаться в пространстве на дальние расстояния, то войны прекратятся. Войны начинаются сверху, а не снизу. Одни начинают войны, а другие воюют. Те, кто начинает, сидят далеко от фронта и чувствуют себя в безопасности. Но если они будут знать, что в любой момент на них может быть сброшена бомба самолетом, мгновенно переместившимся через пространство, миновавшем все заслоны, то они тысячу раз подумают, прежде чем начинать войну. Какой смысл в том, чтобы накликать гибель на свою собственную голову? Я остаюсь при своем мнении – я всегда считал, что войны прекратятся тогда, когда будет создано универсальное оружие – оружие, от которого не существует защиты. Война сродни азартным играм. Здесь все поставлено на выигрыш, ради этого приносятся жертвы. Если выигрыш невозможен, если обе стороны проиграют, то зачем начинать войну.

Два с половиной года назад, когда мне стало ясно, что в центре Европы снова созревает нарыв^[13], я задумался над тем, как предотвратить грядущую войну. Дело в том, что еще в ходе экспериментов с моим осциллятором радиочастот^[14] я открыл лучи сверхмалого диаметра, которые не годились ни на что, кроме разрушения^[15]. Изучив их ровно настолько, сколько требовало мое любопытство ученого, я перешел к другим экспериментам. Разрушение никогда не интересовало меня, в отличие от созидания. Я вспомнил о них ради того, чтобы удержать Германию от попытки развязать войну. Всем нациям нужен мир, а немцам – мировое господство. У меня не было возможности для создания демонстрационного образца излучателя и проведения экспериментов с ним, но у меня были расчеты и протоколы экспериментов, которые я производил в начале века. По расчетам выходило (а мои расчеты всегда верны), что при помощи этих лучей можно будет сбивать самолеты противника на расстоянии до 250 миль! Армии можно расстреливать ими, как шеренгу солдат из пулемета. Я мирный человек и никогда не хотел иметь дело с оружием. Но ради того, чтобы спасти свою родину и весь мир от страшной угрозы, приходится менять свои взгляды.

Сначала я показал свои расчеты Вэну, но он не заинтересовался. Вэн старается не говорить мне слова «нет», но его «обсудим это позже» равносильно отказу. Тогда я отправил документы правительствам Югославии, Советского Союза, Франции, Великобритании, Канады и Соединенных Штатов. Вэн, каким бы авторитетом ни пользовался он в Белом доме, все же не президент. Ответ пришел только из Советского Союза. Меня тепло поблагодарили и все.

Вэн подшучивает надо мной и называет меня «наивным идеалистом». Напоминания о моих лучах Вэн предпочитает пропускать мимо ушей. Он мне не верит. Что же касается моей теории «мирного равновесия», то Вэн и ее отвергает. Он утверждает, что в любом случае, при любом развитии военного дела, будут сильные и слабые, и сильные будут стараться подчинить слабых. Я не обижаюсь на Вэна по двум причинам. Во-первых, потому что очень уважаю его и как ученого, и как человека. Вэн – один из немногих людей, с которыми я могу вместе работать. Вторая причина заключается в том, что я уверен в своей правоте. Мой ум еще ни разу меня не подводил. Все мои мысли, догадки и предположения в конечном итоге оказывались верными. Во время прошлой войны императоры с королями сидели в своих столицах и не думали о том, что в каждую минуту их жизни могут оборваться, подобно жизням солдат на передовой. Знай они, что с ними в любой момент может случиться то же самое, вели бы себя иначе.

Я надеюсь дожить до того дня, когда контейнер с грузом меньше чем за секунду преодолеет путь от Нью-Йорка до Парижа или Лондона. Пока что мы разрабатываем систему транспортировки неживых грузов, поскольку надо как следует отработать ее, а уже потом переходить к экспериментам с живыми существами. Мне 80 лет, но в глубине души я остался ребенком. Это мне говорили многие. Я предвкушаю, как в один прекрасный день, я сумею отправить какой-нибудь подарок моей сестре Марице. Представляю, как удивится она, когда на столе перед нею вдруг появится коробка со сладостями, а сверху будет лежать записка от меня – «Дорогой сестре от любящего брата». Мальчишество, чистой воды мальчишество, но я не смогу отказать себе в этом удовольствии. В моей жизни осталось так мало удовольствий, что нельзя пренебрегать ни одним из них.