Цитаты из книги «Дневники. Я могу объяснить многое»

Началось мое превращение в американца. В настоящего стопроцентного американца, с головы до ног. Я попытался изменить все – от гардероба, до манеры произносить слова по-американски и жестикулировать по-американски. Американцы жестикулируют гораздо сдержаннее, нежели сербы. Но очень скоро я заметил, что превращение в американца доставляет мне еще больше неудобств. Постоянный контроль над собой вызывал у меня сильное раздражение, которое мешало мне работать и, вообще, отравляло мне жизнь

Я часто думаю о том, чего мы трое – я, Вестингауз и Эдисон – могли бы достичь, если бы не воевали, а сотрудничали. Мой ум, организационные способности Вестингауза и энергичность Эдисона вместе дали бы замечательные результаты. В этом я уверен.

При помощи моей башни я собирался передавать радиоволны и электричество, а нынешний проект позволяет мгновенно перемещать на дальние расстояния предметы и, как я надеюсь, людей. До перемещения людей пока еще далеко, потому что эксперименты на мышах и кроликах оказались неудачными. Но предметы уже получается перемещать, причем строго в заданную точку пространства. Погрешность такова, что ее можно не принимать в расчет.

Задолго до того меня посещали мысли о том, как замечательно было бы передавать электрическую энергию в любое место земного шара без прокладки кабелей, которые и по сей день обходятся очень дорого. По тому же принципу я хотел устроить и беспроволочную связь. Голова моя немного кружилась от таких планов. Но сначала надо было сконструировать передатчик и приемник для радиоволн.

Но ни один серб никогда не станет гордиться тем, что он кого-то обманул, и уж тем более не станет этим хвастаться. А вот Эдисон, к примеру, с гордостью рассказывал Моргану-старшему о том, как он обвел меня вокруг пальца.

Как я уже написал, мне не было дела до того, что обо мне думают инженеры, но мне приходилось сотрудничать с ними по работе, поэтому я попытался растопить лед в наших отношениях похвалами. Но чем больше я расточал комплименты, тем хуже становилось отношение ко мне. Сотрудники Вестингауза принимали мои комплименты за тонкие издевки.

Я могу лишь обсуждать вопросы с равными мне по знаниям.

Неприязнь осложнялась тем, что я не мог никому помогать в учебе. Я пытался, добросовестно пытался помочь, когда кто-то обращался ко мне с вопросом, но беда в том, что я совершенно не умею объяснять, не умею растолковывать

Ужасно, когда твой жизненный путь определяет кто-то другой, пусть даже и твой родной отец. Каждый человек создан для того, чтобы прожить свою жизнь. Представляю, каким бы я был священником, если бы подчинился воле отца – худшим из худших. И я бы ни за что не дожил бы до своего нынешнего возраста, потому что жизненную энергию мне дает занятие любимым делом

Спустя один час и восемь минут наших поисков очередной полицейский вспомнил, что рядом с его домом есть православная церковь. «Там такие луковицы с крестами на крыше», – сказал он. «Да! – воскликнул я так громко, что полицейский и водитель вздрогнули. – Луковицы с крестами! Нам туда!» Мы приехали на 97-ю стрит в церковь Святителя Николая. То был последний из ниспосланных мне свыше знаков – обретя веру, я впервые помолился в храме святого, чье имя получил при крещении