О детективах
Считаю детектив одним из самых сложных жанров в литературе. Возможно, даже самым сложным. Причин тому несколько:
1. Детектив как жанр – очень жесткий. Вы не можете изобразить какую-то семейную сагу в виде детектива – его структура настолько четко определена, что выпасть из нее просто элементарно;
2. Детектив обязан быть увлекательным. Семейная сага может быть унылой, что скулы сводит. Какую-нибудь драматургию легко замаскировать под «элитарность» - и её уныние пойдет за первый сорт. А унылый детектив не нужен вообще никому – всегда на выброс. Причем «унылость» детектива может достигаться одним-единственным провалом по целому ряду направлений – сюжетно, в плане языка, провисающим напряжением, неуместной детализации и кучей всего еще;
3. В детективном жанре есть признанные мастера – они задали определенную планку. И вот эту планку переплюнуть ну очень сложно. Жесткие ограничения жанра определяют малую «амплитуду», в которой может работать писатель – и здесь возникает призрак вторичности. Человек может или экспериментировать, и тогда он рискует вообще вылететь из жанра, или же работать в четких рамках, и получить клеймо «подражатель».
Скажу честно – предложи мне написать детектив за большие деньги – я бы серьезно задумался. А семейную сагу бы наваял легко. Какая бы ерунда не происходила – ну, жизнь такая, вот такая семья, идите лесом. Если же вдруг у меня трупы будут скакать, а следователь руководствоваться божественным озарением – в лес отправлюсь уже я. Поэтому я побаиваюсь новых детективов. Как-правило, современные детективы – это не детективы в привычном понимании, а в лучшем случае гибриды; в худшем – не пойми что.
О детективах на историческом материале
В случае с детективами есть ряд лайфхаков – и я сейчас не о заповедях «автора детектива» (неважно, по Ван Дайну или по Ноксу ). Лайфхак заключается в том, что детектив, относящийся ко времени, в котором читатель не жил – воспринимается лучше. Пресловутый исторический и культурный барьер, который разделяет даже поколение отцов и детей – что уж брать поколения за сотню лет. Да, это предъявляет определенные требования к фактологии от писателя – но с лихвой окупается снижением требований к достоверности. Классический пример – Борис Акунин , серия про Эраста Фандорина у которого просто замечательная (не считая поздних книг), но серия о Николасе Фандорине будто призвана объяснить нам, что же такое «дешевый детектив» (Pulp Fiction, как у Тарантино). Сюжетные повороты в прошлом кажутся нам вполне сносными, даже приятными – но отнеси мы их в современность, мигом становится понятно, какая это дешевка. Какой-нибудь опричник времен Грозного, подслушавийся какую-нибудь тайну через тайное «слуховое окно» – это одно. А ФСБшник, который сидел в соседней кабинке туалета с сверхсложной аппаратурой – совершенно другое. Здесь наше знание материала уже мешает поверить – а детективу все-таки надо верить, иначе этот аттракцион не работает. Поэтому я не осуждаю попытки писать на историческом материале – да, конечно, если это русский автор – это будет украдено у Гиляровского . Ну а кто, скажите мне на милость, из авторов исторических детективов, НЕ ворует у Гиляровского? То-то же.
Еще о детективах
Детектив как продукт – совершенно самодостаточен. Например, как дизельное топливо. Проблема лишь в том, что если вы будете пытаться начать мешать диз.топливо с другими видами топлива – результат вам не понравится. Испортите и первое, и второе. Именно поэтому, как правило, писатели детективщики – только детективщики. Агата Кристи знаменита своими детективами (ну еще автобиографией , но это биография именно гениального автора-детективщика, а не просто писателя). Конан Дойль старался добиться успеха в «серьезной» литературе – но, увы, он – классик детективного жанра, как бы сэру Артуру это не было неприятно. И это не просто так – смешивать жанры в детективе можно либо когда ты хорошо знаешь, что делаешь, либо когда ты еще не понимаешь, что делаешь – но тогда не жалуйся на результат.
Об основной канве
Этот роман – дебютный, и это очень-очень видно. Создается ощущение, что автор закатал рукава, собрался писать детектив, поработал бодро и весело – и вдруг обнаружил, что детектив то заканчивается, а нет даже ¼ книги, которую можно было бы показатель издателю. Почесав затылок, – автор начал старательно раздувать объем, и раздувать этот объем он придумал лишь за счет социальщины, помноженной на натуралистичность. В результате в книге детектива – меньшая часть, а остальное – честное слово, как по мне – нагон текста.
О детективной части
Ладно б еще детективная часть была сложная и интересная – увы. Детективная часть простая и примитивная ну просто до омерзения. Следователей от убийцы отделяет 1,5 шага, но даже их следователи сделать не смогли – остановившись в непосредственной близости, и вытаскивать их на верный путь пришлость недопустимыми, по меркам детектива, приемами. Как вам Шерлок Холмс, который подает объявление в газету: «Ищу убийцу сэра Ричарда Поупа», и на следующий день к нему приходит этот самый убийца, с вопросом: «Вы меня искали, мистер Холмс? Чем могу быть полезен?». Детективная часть 1793 находится где-то на этом уровне – т.е. вообще на никаком.
Сказка с подробностями
Следствием бессовестного нагона текста стал сам стиль: «Герой – исповедь, герой – исповедь». Исповедуются все персонажи книги. Основные, второстепенные, убийцы, соучастники убийцы, свидетели – все. Два проходных персонажа обязательно просветят вас, что их отец спал со своей сестрой, в результате один из них дебильный, чтоб на следующей странице исчезнуть, и никогда больше не вернуться. Вообще, я не против таких вещей – когда они работают на какую-то единую идею, складываются в единый пазл, выстреливают, как пресловутое ружье. Интуиция мне здесь подсказывала – пустое это все. Это не детали пазла, это просто шелуха, которую напихали в коробку, чтоб она была потяжелее – так и оказалось.
Вторая и третья части – вообще исповеди откровенно проходных персонажей, которых можно было бы описать одним предложением - но тогда бы книга была в два раза меньше. Возможно, они сделаны для психологизма – увы, нет. Автору, и он сам это признается, попалась в руки хорошая монография – и он не смог придумать иного способа, как впихнуть туда эти данные. Спасибо, товарищ, большое.
Социальщина
Автор решил все дыры замазать социальщиной. Если вас не проняло хоть что-то из этой книги – то я даже не знаю, насколько чугунный вы чурбан. Вам тут и (веером на выбор): издевательства над инвалидами; насилие в тюрьмах; женские тюрьмы; детская проституция; издевательство над детьми; несправедливость всех сортов; пытки; политика и куча всего еще. Не совсем понятна художественная задача, которую решал автор – хотя я убежден, что решал он скорее задачу функциональную. В любом случае я еще раз убедился в том, в чем не сомневался и до прочтения – жить 200 лет назад мне бы точно не понравилось. Если ради этой мысли надо было написать целую книгу, боюсь, автор немного ошибся – не стоило. Больше чем социальщина утомляет только...
Натурализм
Книга натуралистична – тут тебе и инвалиды всех мастей, и секс с инвалидами, и проститутки, и поедание фекалий, и ампутация, и пролезание через сгнивший труп, и блевотина, и вроде как чистая вода, похожая на блевотину, и гомосексуализм, и отрезание языка, и изнасилование на гниющих продуктах – в общем, если вам нравится такое, то книгу однозначно стоит читать. Я то фанат Клайва Баркера – меня не удивишь ни зоофилией (в книге её нет, что меня удивило, хотя, убежден, убрали на поздних этапах), ни чем похуже. Меня смущает, что все это сделано ни ради чего. Этот путь в книге, кроме абстрактного «200 лет назад было грязно» абсолютно тупиковый – это даже не какая-то эстетизация, это просто завихрения автора. Я не против эстетизации отвратительного – если это сделано качественно, или вообще, на уровне концептуализма и интеллектуальной игры, как в Сердцах четырех Сорокина (подробнее писать не будут - все уже написал здесь: https://www.livelib.ru/review/925150-serdtsa-chetyreh-vladimir-sorokin). Но здесь это очередной шланг, брошенный посреди газона, который маячит – но по которому вода не пойдет, и об который никто не споткнется. Зачем это? Черт его знает.
Про уродов и людей
Читая дебютный роман всегда ждешь подвоха – например, вот факт, что почти все герои романа – увечные. Сыщик умирает от туберкулеза, и это по нему видно, помощник сыщика – без руки, кто-то спивается, кто-то сумасшедший – ну, т.е. нормальных в привычном смысле слова в книге нет. Думаешь – ну, выведет это куда-нибудь. Не могут такие разбросанные маркеры никуда не привести – ох, и припрятал автор что-то в рукаве, ох как выскочит это. И знаете что? Да, вы угадали – ничего никуда не выскакивает.
Казалось бы – уродство персонажей очень благодатная среда для какой-то игры. Бери и делай – нет, ничего не делает автор. У автора или не хватило понимания материала, с которым он работает – либо не хватило умения. А как по мне – не хватило всего сразу.
Основные типажи
Автор, с одной стороны, явно боялся чрезмерных новаций – с другой, поняв, что не вытягивает сюжет, в эти новации ударился. Но в самом начале, на стадии «расстановки фигур» он писал вполне себе классический детектив со всеми возможными шаблонами. Тут тебе и «гениальный» сыщик без страха и упрека, разумеется, слегка припорошенный. Тут тебе и чуть туповатый, но верный помощник, прям таки сочащийся жизнью. Тут тебе и взаимное непонимание, переходящее в верность и дружбу. Тут тебе и картинный злодей прям в духе детективов XIX века, когда проникать в природу зла еще не научились достоверно (ну т.е. персонаж, условно, до Достоевского ). И все бы было ничего, в конце концов не может же шведский Фандорин быть сильно хуже позднего Фандорина из России? – но вот эта неровность впоследствии все убивает. Автор взялся рулить сложным и большим кораблем, да вот беда – со штурвалом не справился. И карта, судя по всему, была не очень точная, и капитан был без должного опыта, и парусины запасной не было, и латать дыру в корпусе было нечем, и провианта взяли мало, а часть – испортилась. История про «ночную бабочку», которая никуда не ведет – вы серьезно? Зачем это? Барахло же. Игра с письмами сестре, которая просчитывается на раз-два – ну почему именно так? Нет ответа.
Штампы
Любите подсчитывать штампы? Любите, когда вдруг из темного угла выскакивают масоны (тьфу, иллюминаты. (тьфу, эвмениды)) и начинают вставлять палки в колеса? Любите шаблонную схему «гений и тупой помощник», которая навязла в зубах еще со времен Конан Дойла, Агаты Кристи, продолжала вязнуть у Рекса Стаута , и вязнет до сих пор? Любите весь суповой набор, характерный для детективов с исторической оболочкой – тогда вы по адресу. Штампы начинают вязнуть на зубах еще на первых страницах – от военных кошмаров доктора Ватсона (тьфу), Жан-Мишель (но не Гренуя) Корделя, и продолжаются какими-то мутными отсылками к Психозу Хичкока. Будто автор старательно выписывал, что же ему надо применить в своей книге – а потом все вывалил. Еще одна ошибка дебютанта.
Литературный Франкенштейн
Сшитый из разрубленного на части детектива, социальной драмы, триллера и исторического романа монстр, увы, все-так не живой. Он попахивает, гниет, разлагается – вот только не ходит и не двигается. Да, у него есть определенная эстетика – но достаточно ли этой эстетики для того, чтоб поддержать интерес? Да еще если назвался «детективом»? Как на мой вкус – главная проблема именно в самоопределении книги. Не будь этого слова «детектив», не будь этой приписки «лучшая дебют по версии Шведской академии детективных писателей» - львиную долю претензий бы снял. Ну не пойми о чем снаружи – не пойми о чем внутри, все гармонично. Но раз назвался детективом – полезай в прокрустово ложе жанра.
Финал
Самое главное у детектива – финал. Какие хвосты авторы сумел подтянуть, какие просто оставил, какие запорол – все это выяснится только в конце. Пресловутая семейная сага раскусывается почти сразу. «Интеллектуальная проза» ближе к середине. А детектив – надо подождать, кто же убийца, и повозить по нёбу, дабы понять послевкусие. Здесь послевкусие неприятное как с позиции качества, так и с позиции сюжета. Эклектика книги под конец подтащила её чуть ли не к гомосексуальному любовному роману, где и предательство, и месть, коварство, слезы и любовь, дворцы и песок (простите, последнее из Аладдина) – в общем, автор не знал, чем же мотивировать убийцу, и мотивировал его самым примитивным «любовь, вот такая она». В сочетании с весьма дохлым психологизмом – последняя часть жуется чуть хуже картона. Замысел и описание убийства у автора появилось задолго до мотива – и для мотива это не пошло на пользу. Очередной неканоничный для детектива мотив.
Видимо, понимая это – автор старательно пытался нагнетать катарсис в другом месте. Эпизод с письмом – вот честно, настолько фальшивый и анти-психологичный, что хочется плакать. Это как оркестр играл простенькую, примитивную мелодию, почти не фальшивя, а под конец вдарил что-то в духе Бетховена, громко, но музыканты пошли кто в лес, кто по дрова. Громко и фальшиво. Именно финал поставил окончательную точку в выборе между тремя звездами и двумя – две.
Три лоскутка, из которых и состоит роман, оказались сшиты на очень грубую нитку, наспех и совсем неумело. Как по мне – ранний Акунин работал значительно лучше, хотя тоже, да, наступал на эти грабли.
Об аннотации
И отдельно – об аннотации. Авторам аннотации я бы руки поотрезал почище чем убитому в книге. «Остроумная» - издеваетесь, да? Книга просто зверино серьезная. «Невероятно красивая книга» - красивая, как книги Баркера. Если вы видите в отрезанном куске человеческого тела под аккомпанемент его воплей красоту – тогда да. Но это уж точно не «красивая» в общем понимании. «Лихо закрученным криминальным сюжетом» - нет там никакой лихой закрутки. Сюжет прямой как палка. «Подробно описанным на основе исторических документов городским бытом» - что да, то да. Нагон текста осуществлялся и за счет подробностей. Подробностей, особенно географических (они никуда не ведут, кстати, географической игры автор с читателем не ведет), тут действительно куча – я в них не вдавался, и, как я почти сразу угадал, был прав – это был тупик. «Потомка древнего дворянского рода» - это, кстати, ценное замечание. Взгляд на обычных людей как на червей, копощащих в навозе и блевотине – присутствует. Явно чем-то аристократическим отдает. Равно как и намек на вырождение аристократии – здесь ценное замечание.
«Его книгу сравнивают с "Парфюмером" Патрика Зюскинда и романами Милорада Павича» - сравнивать с великолепной стилизацией «Парфюмера» Зюскинда ? Вы серьезно? Книга, которая просто как выверенный, точный клинок, разрезающий волосинку – с этой кучей? Тьфу на вас. Сравнивать язык с блестящей афористичностью Павича ? Издеваетесь, да? 0 из 10 совпадений – тьфу на вас еще раз.
Сделать себе пометку - не читать книги с главной страницы, которые старательно сует реклама. Одно разочарование.