Глава 9

После того, как Смирнов докричался до людей, стоявших на крыле самолёта – один из них, высокий мужчина средних лет, помахал им в ответ и кивнул головой – Андрей подозвал Новикова:

– Серёга, срочно свяжись с Рустамом, скажи ему, чтобы брал самые вместительные машины, всех свободных людей и гнал сюда. Если на борту больше двадцати человек, мы их своими силами не вывезем. И пусть Марина готовится принимать раненых. Судя по отломанному носу, без них не обойдётся.

Остальные тем временем подтаскивали инструменты, осматривали деревья, прикидывая, какие из них удобнее всего завалить, чтобы соорудить основу для гати. Дело было привычным. Живя среди тайги и болот, уметь делать такие вещи необходимо. Не прошло и пятнадцати минут, как от стоявших на ближайшем просёлке машин принесли две бензопилы, топоры, канистры с горючим. Громко взревели моторы пил, птицы испуганно метнулись в стороны из-под крон деревьев, поплыл сизый дымок выхлопа. Заскрипел, засвистел под острыми зубьями тонкий подлесок. Сам Андрей, натянув перчатки и ухватив топор, споро рубил тонкие деревца, освобождая пространство для пильщиков.

Им не хватало рабочих рук. Трёх человек, хочешь – не хочешь, пришлось оставить в дозоре. Не бросишь же без присмотра машины со всяким добром, особенно если бензопилы на два голоса рассказывают всей округе, где они находятся. Итого получаются пятеро работников: двое с пилами, двое им помогают и один просто машет топором. Такой вот скромной бригадой им предстояло соорудить примерно сорокаметровую гать. Хорошо, что здесь, на скально-песчаном пригорке на краю болота, росли не только обычные ели, но и три-четыре сосны, более высокие, которых должно было хватить почти до самого крыла. Правда, тонкие древесные верхушки там уже не давали бы нужной опоры, ну да ладно, что-нибудь навалим сверху, когда туда доберёмся.

Размахивая топором, Андрей искоса поглядывал на самолёт. Да, нос он потерял некстати. Ишь, как увяз в трясине. И продолжает погружаться. До открытой пассажирской двери осталось не больше полуметра, выпущенный аварийный надувной трап плавает на грязи уже почти горизонтально. Так, а что это с ним происходит? Смирнов прервался на полминуты, выпрямился, поднёс бинокль к глазам. Ага, они его отцепляют. А ещё какой-то мужик с крыла забросил на него сумку, привязанную к стропам, и теперь подтягивает поближе к себе. Не иначе, хотят перегнать его, как надувной плот, к концу крыла и выстроить свою часть моста к ним навстречу. Молодцы, буржуины, не сидят, сложа руки! Надо только предупредить их, чтобы не спешили, пока ребята не положат первые деревья.

– Эй, на самолёте! – заорал Андрей, пытаясь перекричать визг цепных пил. Человек на крыле поднял голову. – Не спешите! Сначала мы, – Смирнов указал на деревья, а потом жестами изобразил, как они падают в болото. – А потом уже вы подтаскивайте свой плот! Ты понял?

Человек на крыле махнул рукой из стороны в сторону, кивнул. Вроде как понял. Подтянул трап к крылу, ухватил его руками за туго надутый баллон и присел на корточки, повернул голову в ожидании в их сторону. Тем временем на крыло выбралось уже не меньше десятка человек и за аварийным люком маячили головы новых желающих.

«Это лишнее!» – успел было подумать Андрей, как на крыле появились давешний высокий мужчина в костюме и с ним девушка в униформе. Не иначе, стюардесса. Они на пару живенько загнали почти всех обратно в салон, на крыле остались только четверо – высокий в костюме, мужик, державший трап и ещё пара человек. Спустя минут десять из люка появился парень в белой рубашке и жилете, похоже, тоже стюард. Следом за ним вытолкнули объёмистый свёрток в чехле. Те трое, кто стоял на крыле без дела, подбежали к нему, помогли перетащить свёрток к задней части. Не прошло и двух минут, как там развернулся ещё один надувной трап.

«Отлично!».

За это время они сами уже успели расчистить площадку от мелкой поросли и Серёга Новиков, ловко орудуя пилой, подгрызал ствол высокой сосны, росшей на краю обрывчика. Андрей соорудил себе длинный кол и готовился вместе со вторым помощником упереться в ствол дерева, направляя его падение в нужную сторону. Зубья цепи с визгом вреза́лись в древесину, в воздухе перемешивался острый запах бензинового выхлопа со смолистым ароматом свежего распила. Опилки припорашивали всё вокруг чистым светлым снежком. Наконец внутри сосны что-то хрустнуло, она заскрипела, Новиков заорал: «Давай!» – и отпрыгнул с пилой в сторону. Андрей с напарником навалились со всех сил, упёрлись ногами в рыхлый, засыпанный хвойными иглами грунт, длинные колья вонзились в рыжую кору. Сосна заскрипела, затрещала, покачнулась и стала заваливаться вперёд, цепляя ветви соседних деревьев. Сверху посыпался дождь из хвои, старых шишек, мелких веточек, чешуек коры. Огромное дерево вырвалось из общего строя леса и полетело вниз, соскользнув комлем с обрывчика. Широкая крона ухнула на заросшее травой и кустарником плоское пространство неподалёку от оконечности правого крыла самолёта, разбила его обманчиво твёрдую поверхность. В воздух взлетели комья земли и фонтаны грязи. Как и следовало ожидать, этот как бы газон нависал карнизом над жидкой трясиной, в которую превратилось древнее озеро. Со временем оно зарастёт полностью, станет торфяной пустошью, но за ближайшую сотню лет тонкий слой травянистой почвы вдоль берега поймает ещё немало жертв в коварную ловушку.

– Вот так! Как по струнке легла, – Новиков аж притопнул ногой от удовольствия. – Ну, мальчишки, давайте-ка ещё несколько штук так же в рядок положим. Понеслась!

***

Спину припекало солнце, а в лицо дул свежий, прохладный ветерок, нёсший в себе явственный запах зимы. Неудивительно, если учесть, что плоское горное плато, лежащее перед ним на другом берегу Нэрёй-фьорда, там и сям покрывали пласты снега, не собиравшиеся уступать своих прав поздней северной весне. Под ногами, за краем гранитного уступа, на котором он сидел, долина была ещё полна теней, поэтому казалась узкой и не слишком глубокой. Карл прекрасно знал, что это впечатление обманчиво. Буквально вчера, когда под конец дня их катер шёл по фьорду, ему приходилось задирать голову, чтобы разглядеть его края, которые казались безумно высокими и недостижимыми. Однако ж, не так страшен чёрт, как его малюют и вот, благодаря раннему подъёму и долгому походу он сидит на самой верхотуре, и разглядывает лежащий перед ним величественный пейзаж.

Карл расстегнул нагрудный карман куртки, выудил из него цилиндрический контейнер. Из правого кармана достал коробок спичек, машинально потряс его над ухом. Отвернул колпачок цилиндра, вытряхнул на ладонь толстый столбик окурка кубинской сигары. Поправил красно-золотое бумажное кольцо сигарного банта с витиеватым гербом «Partagas». Покрутил плотную тушку в пальцах, провёл под носом, вдыхая аромат. Вынул из левого кармана никелированную гильотинку с выгравированными на ней дубовыми листьями, откусил пару миллиметров с головки сигары, чтобы обновить прикус. Ещё раз тряхнул коробок, вынул спичку. Отвернулся от фьорда лицом к солнцу, чтобы защитится от порывов прохладного ветра. Несколько секунд водил кончиком пламени по покрытому тонким слоем сизого пепла обрубку ножки сигары, пока на нём не разгорелся устойчивый малиновый уголёк и в рот не потянулся насыщенный горьковатый дым.

Он, конечно, понимал, что с точки зрения высокого искусства курить сигару в несколько приёмов было совершенно неправильно. Якобы раскуривание остывшего окурка убивает первоначальный вкус, делает его горьким и вообще, это удел скряг и нищебродов. Однако ему на это совершенно наплевать. Карл курил сигары не потому, что был заядлым курильщиком. Для него это действие символическое, можно даже сказать, сакральное. Раз в году он брал отпуск на несколько дней, забирался в какую-нибудь даль, закуривал сигару и предавался размышлениям. В зависимости от погоды и настроения мог выкурить её целиком, а мог всего наполовину. Или на треть. Тогда он давал ей погаснуть, прятал оставшийся окурок в контейнер и убирал до следующего года.

Ему доводилась курить сигару на солёном ветру, стоя на серых скалах Ирландии. Вдыхать ароматный дым, сидя на песке пляжа западного побережья Коста-Рики и провожая взглядом тонущее в океане огромное багровое солнце. Однажды Карл пыхтел, стоя на крыше небоскрёба и наблюдал, как танцуют ночные огни Гонконга в отражении вод бухты Виктории. В тот вечер он был крепко пьян и поэтому плохо помнил, о чём тогда думал, и какой вкус имел табачный дым. Более того, он потом даже не мог вспомнить имени той китаянки, которая стояла, прижавшись к его плечу, и без умолку несла какую-то чушь на своеобразной местной версии английского. Впрочем, можно достаточно уверенно предположить, что он думал тогда о разводе, неблагодарности женщин и общей несправедливости жизни. В том году он был ещё достаточно молод, чтобы переживать из-за таких пустяков.

Этой весной Карл решил отправиться куда-нибудь поближе. Оказалось, что и в трёх часах лёта от места его постоянного проживания можно найти потрясающей красоты места, наполненные первозданной природной энергией и мощью, на фоне которых все ужасные драмы и трудности современного человека начинают казаться мелкой шелухой, недостойной малейшего внимания. Умом, то есть холодной, логической частью рассудка он прекрасно понимал это и так. Но здесь бездонное голубое небо, тёплое солнце, тёмно-серый гранит в ярких пятнах лишайника, плотные пласты слежавшегося снега у подножья утёсов вкупе со свинцовой лентой холодной воды, извивающейся в тени на дне ущелья, давали такой разительный контраст с обычной суетой повседневной жизни, что вспоминать о чём-то мелком даже не хотелось. Этим опровергалось одно из правил психологии, требующее для решения проблемы детально разобрать её, пережевать и выплюнуть. Оказывается, достаточно соотнести проблему с чем-то действительно большим и значительным и чаще всего выясняется, что она не заслуживает не только детального анализа, но и вообще какого-либо внимания.

Карла вывел из всепоглощающего умиротворения зуммер смартфона. При установленном режиме к нему могли пробиться, только если звонок исходил от приоритетного абонента. Таких было совсем немного, поэтому он сразу подключился:

– Рихтер.

– Герр Рихтер, с вами будет говорить директор Нойманн.

В динамике на несколько секунд стихло, а затем раздался знакомый голос:

– Здравствуй, Карл.

– Добрый день, Анна.

– Карл, у нас серьёзная ситуация.

Было бы странно, если бы она позвонила по пустяковому поводу. Хотя, как раз сегодня повод был, но вряд ли директору есть до этого дела.

– Где именно?

– Недалеко от твоего места, в Швеции. Поэтому я тебя и дёргаю. Ты – ближайший мой сотрудник в этом районе.

И ни слова о том, что этот сотрудник сейчас находиться в отпуске. Однако величие окружающего пейзажа и аромат сигарного дыма уберегли Карла от расстройства по поводу такой ерунды.

– Что случилось?

– Пропал пассажирский самолёт. Проверь свою почту, тебе должны отправить краткий меморандум о происшествии. Там есть несколько странных обстоятельств, поэтому привлекли военных. Мне нужно, чтобы ты представлял наши интересы и обеспечивал взаимодействие с гражданскими. Штаб поисковой операции разворачивают на базе аэронавигационного узла Стокгольма. Все необходимые адреса и контакты мы тебе высылаем. Твои полномочия тоже подтверждены. Форма тебе нужна?

– Пока не знаю. Приеду на место, сориентируюсь.

– Хорошо. Сколько тебе потребуется времени?

Карл мысленно прикинул. Самое долгое – добраться до шоссе. Дальше можно по трассе Е16 спуститься до Осло и сесть на самолёт или, минуя аэропорт, сразу рвануть в Конгсвингер, а оттуда – на Карлстад и далее, своим ходом до Стокгольма. Какой вариант выбрать, можно поразмыслить по дороге.

– К вечеру буду.

– Прекрасно. Не выключай связь. Мой помощник будет вводить тебя в курс дела и сообщать обо всех новостях. Да, и вот ещё что, Карл. С днём рождения.