Третий вариант тот, каким пользуюсь обычно я. Зная точное время обхода каждого участка, я обычно просто спускаюсь по веревке со стены и шмыгаю в крепостной ров. Веревку я цепляю с внешней стороны стены за выступ и мирненько спускаюсь вниз, пока никто не видит. Из минусов – могут пристрелить. Из плюсов – быстро и не нужно никому платить или ползти по узкому тоннелю, каждый раз думая, что он обвалится и похоронит тебя заживо.

В этот раз пришлось пользоваться вторым способом. Первый способ я буду использовать только в крайнему случае поэтому сразу его отмел, третий тоже, потому что нее мог представить как мать Славы будет карабкаться по веревке или ползти со мной по тоннелю.

Когда мы пришли к Малым Воротам, дозорные были заняты привычным делом – играли в карты.

–Олег, здорово, – один из дозорных, сидевший на табуретке, повернулся в мою сторону. – Выписался? Говорят, какие-то обезьяны за территорией тебя чуть не порешили. Пацанов хороших убили.

–Да, Миш, было, – сказал я. Я доволен, что один из дозорных это Мишка. Мы с ним давно знакомы, да и парень он неплохой. Второго дозорного я не знал, хотя обычно у нас в службе все знают друг друга хотя бы шапочно. Новенький, наверное. Новичок, отложил карты в сторону и взял карабин в руки.

–Новенький что ли? – спросил я. – Чего за оружие схватился?

–Служба, – окрысился тот.

–Служба, – хохотнул Мишка. – Оружие убери, салага, – дозорный посмотрел на меня и пояснил: – Да новенький он. Только сегодня приставили. Вот ни в карты играть не умеет, ни на посту стоять.

–Все я умею, – заворчал новичок, но карабин отставил в сторону.

–Ага, умеешь, – Мишка поднялся на ноги подошел ближе. Засунув руки в карманы, он перевел взгляд на мать Славы. – С тобой? Кто такая?

–Светлана Игоревна, – ответила мама Славы, кутаясь в черный балахон.

–Ммм… – многозначительно кивнул Мишка. – Ну тогда все понятно.

–Это мама Славы, – сказал я. – Ефрейтора Круглова. Которого эти твари вальнули.

–А, вот оно что, – младший сержант изменился в лице.

–Миш, мы за территорию хотим попасть. На могилу Славы. К Кургану сходим?

–Слушай, мужик, давай отойдем? – Мишка потянул меня за руку.

–Ну давай.

Вообще, сразу пропускать за территорию у нас не принято. Не то, чтобы Мишке делать нечего, но есть примета, что если пропускаешь сразу, то случится что-то нехорошее. Поэтому возле ворот всегда идет небольшая торговля. Начинается все со стандартного набора, где комбинация фраз примерно одна и состоит из: «не положено», «Лавочку прикрыли», «Сейчас стало строже», «Правила поменялись» и так далее. После идут торги и ворота открываются. Этот обычай и обязательный торг применяется даже для своих дозорных.

Когда мы отошли в сторону и встали в тени одного из бараков, Мишка оглянулся по сторонам и сказал:

–Слушай, братан. Давай в следующий раз. Если матери парнишки нужно сходить до могилки, то пускай пишет заявку в администрацию. Раз в месяц на Курган конвой отправляют. Съездит к своему Славе. Он уж точно никуда не денется. Что ночью то шататься?

–Миш, мать просит. Сына потеряла.

–Ну не знаю, – почесал бороду Мишка. – И на вышке сегодня этот мудак Мазур. Ты же знаешь, ему лишь бы пошмалять.

Рядовой Мазур был любителем «заметить подозрительное движение» и разрядить полрожка во тьму с воинственными криками, что он кого-то подстрелил. А когда была очередная ложная тревога и разведчики возвращались из-за стены ни с чем, он рапортовал, что потенциальный противник скрылся только благодаря его усилиям и тому, что он своевременно его заметил. Палку он не перегибал со стрельбой, поэтому от службы его не отстраняли, но признаться не особенно любили за его желание увидеть во тьме врага. Лично я был уверен, что он просто любит пострелять и «потенциального противника» просто придумывает каждый раз.

–Слушай, ну отправишь салагу на вышку. Скажи, чтобы он не палил час-два. Что он не сдержит свое вечное желание пострелять что ли. Скажи, я его лично прошу. Мы с ним сочтемся уж.

–Ой, не знаю…

–Миш, а если так? -я достаю из кармана пачку, в которой лежит целых две сигареты.

–Уоу, – Мишка аж присвистнул.

–Ну мы договорились?

–Ну ладно, только туда-обратно. – сдался дозорный, но предупредил сразу: – Если Хадин или мастер-сержант какой узнают, то сам будешь разбираться. Я скажу если за жопу схватят, что ты мне сказал, что по их приказу шел.

–Идет, – я протянул пачку.

–С вами приятно иметь дело, рядовой Смирнов, – Мишка довольно покрутил пачку в руках. – Сигареты. Это же редкость….м… – он понюхал пачку. – Вот это подарок.

Спустя пару минут мы уже идем по потрескавшейся земле в сторону Кургана. Этой ночью ярко светит полная Луна, свет которой делает нашу дорогу до кладбища цитадели более-менее различимой. Нам идти минут сорок по высохшей земле, прежде чем вы окажемся на окраине Кургана. Мы идем в полной тишине и минут через десять я только оборачиваюсь на огни крепости, которая кажется такой далекой.

Подняв голову выше, я смотрю на серебряную каплю корабля Чужих, который от яркого лунного света прямо сияет. Корабль тех, кто почти уничтожил человечество всегда казался мне красивым. Но сейчас особенно. Хорошая ночь, сейчас самый темный час, но вот-вот начнет рассветать. Я подумал, что будет неплохо, если Мазур меня все-таки не пристрелит этим утром.

Вспомнив любителя стрелять по невидимым врагам, я ускорил шаг. Если этот чертов стрелок увидит реальную цель, то половиной рожка драгоценных патронов он не ограничится – будет бить так, будто цитадель штурмуют как лет восемь назад, когда отец отбивал штурм за штурмом.

Словно услышав мои мысли, мама Славы повернулась ко мне. Поправив черный балахон, она спросила:

–Олег, а у тебя есть близкие, которые захоронены в Кургане?

–Мой отец был офицером разведки в цитадели. Он погиб: машину отца сожгли, то тело забрать не смогли, в засаду они тогда попали. Больше никто из близких не умирал. Матери я не помню, она погибла в первые дни Экспансии.

–Я на Кургане на разу не была. Мы сможем найти место, где похоронили Славу?

–Да, наших хоронят отдельно, – сказал я. – Полковник приказал. Назвал Аллея Памяти Павших.

Мы продолжаем идти в полной тишине до Кургана. Я сам не замечаю, как мы доходим до места и вот уже тут и там появляются металлические проржавевшие кресты с потрескавшимися табличками с именами. Я слышал, что некоторые люди не особенно любят бывать на кладбищах. Мол, страшно. Я не знаю, мне приходилось здесь бывать и ничего кроме любопытства эти кресты и полумесяцы у меня никогда не вызывали. На некоторых занесенных песком могилах даже есть фотографии умерших людей в стекле. Это самое интересное для меня – смотреть на лица тех, кого уже нет и думать об их жизни до того, как обшитый металлическими листами Камаз привез их тела, а рядовые вроде меня достали лопаты и выкопали очередную могилу, вгрызаясь в сухую потрескавшуюся землю.

Аллея Памяти Павших выделяется среди сотен металлических постаментов, разбросанных как попало. У нее нет отдельного забора или ограждений, но у входа на тропинку, ведущую к мертвым воинам цитадели стоят по обеим сторонам два проржавевших бронетранспортера. На броне одного из них намалевано белой краской: «Мы помним».

Мы проходим мимо бронетранспортеров, которые словно охраняют покой мертвых и идем по тропинке. Справа и слева мелькают фотографии на металлических крестах. Кроме фамилии также указано звание и подразделение: дозорная служба, ударный батальон или взвод обеспечения. Я тихо усмехаюсь, думая о взводе обеспечения. Вот уж кто точно умирает своей смертью в тепле цитадели вдали от песчаных бурь и столкновений с бандитами, которыми полна пустошь. Но все равно они отправляются на Аллею Павших, как и те, кто погиб с оружием в руках, как мастер-сержант или ефрейтор Слава.

Наверное, то о чем я думаю про взвод обеспечения это считается плохими мыслями и так думать нельзя об умерших, но что делать. В мире живых нет справедливости и судя по Аллее павших в мире мертвых ей тоже места нет.

Мы подходим к недавно вырытым могилам, возле которых еще лежат куски земли. Я сразу вижу крест, на котором выбито: мастер-сержант дозорной службы Артем Михайлович Горин.

–Привет, Артем, – тихо сказал я.

Странно, для меня он всегда был мастер-сержант, сержант, Горин или иногда мы его называли Гор. А вот только теперь я впервые обратился к нему по имени. Я даже не знал, как его зовут, если честно. Он так сильно остался в моем сознании мастер-сержантом, что теперь странно было подумать, что у него к тому же есть имя и его на самом деле зовут Артем. Будто звание заменило его имя. Я смотрю на крест и еще думаю, что лежащего в каких-то полутора метрах под землей человека мне как раз и предлагают оболгать перед полковником для собственной выгоды и выгоды лейтенанта Хадина. И подленькая-подленькая мысль тут же проскакивает в голове: «Ну что, Олег, ему тут станет хуже от этого?»

Я краем глаза заметил движение и увидел, что Круглова тихо осела на землю, глядя на стоящий перед ней крест.

Нашла.

***

Я лезу в карман и достаю сигарету. Они у нас ценность в цитадели и одна сигарета равна дневной пайке по стоимости, если говорить о торговле бартером. Говорят, что до Первой Экспансии сигарету можно было взять у любого курящего прохожего, просто попросив. Если и это правда, то забавный все-таки был мир, до того как его превратили в засыхающую в пылевых бурях пустошь.

Чиркнув спичкой я прикуриваю драгоценную сигарету, что могу позволить себе не так уж часто в жизни, максимум раз-два в месяц, если получится. Сизый дымок взлетает в светлеющее небо, а дрянь в скрученной сигарете, как мне кажется, делает меня на один краткий миг счастливым. В голову ударяет легкий дурман.

Сидящая на коленях в стороне мама Славы покачивается из стороны в сторону и тихо что-то шепчет. Я понимаю, что еще пара минут и нам нужно уходить, т.к. светлеет очень быстро, время выхода я не рассчитал. Подойдя к Светлане Игоревне, я положил руку ей на плечо и тихо сказал:

–Нам нужно идти. Я могу дать еще пару минут, но солнце вот-вот покажется.

–Да, я понимаю, – сказала она, не отрывая взгляд от креста.

Проходит еще несколько минут в полнейшей тишине и я говорю:

–Пора.

Женщина кивает, по-прежнему не отрывая глаз от креста, затем говорит:

–А знаешь, дозорный, это ведь я его должна была убить.

Я не спрашиваю о чем она. Да и зачем. Просто смотрю на нее, но она явно хочет, чтобы я не пропустил эти слова мимо ушей. Поднявшись на ноги, она говорит:

–Должна была. Да.

–О чем вы…

–Слава мне не родной, – тихо сказала женщина. – Приемный, – посмотрев на меня, она тихо продолжила, глядя прямо перед собой: – ты знаешь сказку про Черную Смерть? Про то, что ночью в цитадели ходит иногда Черная Смерть и забирает души у детей?

–Старая сказка, давно уже ее не слышал.

–Это не сказка, Олег. Это правда. Черная Смерть – это я.

В один момент мне показалось, что мама ефрейтора просто сошла с ума. Но она посмотрела на меня совершенно ясным и внятным взглядом:

–Прошел третий год, после Первой Экспансии, когда мы оказались тут, у стен цитадели. Сначала все как у всех: паника, не понимание что происходит. Все надеялись, что МЧС или полиция нас спасут. Что придет армия и всех выручит. Потом был лагерь беженцев, где еще можно было достать воду и пропитание. Потом в лагере начались беспорядки, моего мужа ранили там во время бойни в палаточном городке. Я даже не знаю, что там произошло. Говорят, вода закончилась в колонках и люди пошли на штурм. Как бы то ни было, за одну ночь лагерь на сто тысяч человек перестал существовать. Мы бежали оттуда куда глаза глядят. Спустя месяцев восемь скитаний по временным лагерям и крепостям, оказались тут, у стен цитадели. Раньше тут был небольшой лагерь возле стен. Всех крепость вместить не могла, но администрация выделяла нам немного воды и даже охраняла палаточный лагерь, взамен мы помогали копать ров вокруг цитадели. Время от времени из цитадели приезжали рекрутеры и забирали тех, кто мог принести пользу внутри. Конечно, никому не нужны были менеджеры и офисный планктон, а вот врачей и инженеров забирали сразу. Таким внутри находилось местечко. Я то, – она горько усмехнулась, – была всего лишь продажником, а мой муж работал дизайнером. Такие как мы в цитадели не нужны были. Так вот, рана в лагере беженцев дала о себе знать и мужу стало хуже, ему нужен был врач. Врач был только в цитадели. Однажды, во время работ я подошла к одному из офицеров. Я была готова на все, лишь бы моего мужа забрали в цитадель. Тот только грустно покачал головой:

–В цитадели и так много лишних ртов. Не могу, прости.

–Что хочешь, проси.

–Что хочешь?

–Да.

–А если муж заругает? – усмехнулся офицер.

–Не заругает, он поймет.

–Ну смотри, сегодня приду в палатку.

Я думала, что он придет, чтобы меня поиметь. Так многие военные делали, трахали баб в лагере за воду, а они надеялись, что те их заберут в цитадель. Но офицер пришел для другого. Когда он зашел в палатку, муж лежал в беспамятстве.

Сев на топтанчик, он спросил:

–Прямо на все готова, чтобы в цитадель попасть?

–Да.

–Не нужно раздеваться, – ответил офицер, – у тебя будет намного более грязная работа, чем раздвигать ноги перед солдатней. Нужно будет убивать.

И я убивала, солдатик. Убивала беспризорных детей, которых стало в крепости слишком много. Выгонять администрация их не хотела, чтобы не вызвать недовольства или бунта, а вот по тихонькому придушить ночью? Военные кому предлагали, те отказались от этой грязной работы, поэтому лейтенант и решил выбрать кого-то из палаточного лагеря. Вот и все, я получала списки тех, кто по крепости слоняется без дела из беспризорных детей, чьи родители погибли на стенах при обороне или просто от голода и болезней. Бывало, что избавлялась от стариков и старух, родственники которых перестали о них заботиться. И все рады: администрация, которая так просто избавлялась от лишних ртов и детишки со стариками не мучались. Да и среди народа не было волнений, что детей со стариками за стену вышвыривают. Всем было от этого хорошо, все закрывали на это глаза кто знал или догадывался, но кто-то должен был делать эту грязную работу. Тут много кто из-за меня лежит на этом кладбище, солдатик.

А вот Слава… пришла я за ним как-то, он возле стены спал как беспризорник, его родители умерли от дизентерии две недели до этого и заботиться о нем было некому. А когда я над ним наклонилась, чтобы придушить как остальных, он глаза открыл и говорит: «мама, это ты?».

И я не смогла. Забрала тогда его. Администрация пожурила, мол, сама кормить будешь из своей пайки, но работу основную знай выполняй. Иначе вышвырнем за ворота. Так у меня появился сын.

Мы молчим долго. Потом я тихо произношу:

–Нам пора. Возвращаемся в цитадель.

Обратная дорога дается нам намного быстрее. Мы возвращаемся минут за тридцать, уже светает и я тороплюсь вернуться поскорее.

Когда мы подходим ко рву, Светлана Игоревна тихо говорит:

–Солдатик.

–Что?

–Прости меня, ладно?

–За что? – я не понимающе смотрю на нее.

–Это я в последний раз, мальчик. Правда. Больше не буду. Я тебе про Черную Смерть то и рассказала, потому что хотелось поделиться с кем-то. Кто никому не расскажет, – она кивает вниз и я вижу, что на месте, где я стою выведен мелом белый крест.

Прежде чем я понимаю, что это значит, она добавляет:

–Славе уже все равно, а мне жить хочется. Я за тебя молиться буду, обещаю.

Раздается выстрел и я вижу, как мать Славы со стеклянными глазами оседает на землю, прижав руки к груди, после чего одним рывком падаю в ров и перекатываюсь в сторону.

Черт!

Быстро по-пластунски пробираясь по земле, я спускаюсь в самую глубь рва. Тут, уже приподнявшись выше, я бегу в сторону лаза ведущего к Большой Башне. Иногда я думаю, что я все-таки редкостная тварь: когда оказываюсь на кладбище, любопытствую историями умерших людей и думаю, что взвод обеспечения не имеет права, чтобы его хоронили на Аллее Павших, а вот когда мне только что рассказали про то, как администрация решала вопросы с беспризорниками и на глазах убили человека, а думаю только об одном – господи, как же я не хочу сейчас лезть в этот чертов тоннель.

Глава 5.

Во тьме тоннеля я ползу как только могу, стараясь преодолеть ненавистное расстояние как можно быстрее. Раза два мне кажется, что я чувствую какую-то вибрацию над головой и вот-вот будет обрушение, из-за чего только матерюсь и ползу еще быстрее. Наверное, я самый быстрый, кто его пролезает из всех нелегалов.

Когда я почти выбираюсь и брезжит тонкий свет, я ускоряюсь в надежде добраться скорее, как со стороны лаза я вдруг слышу голоса. Замерев, я перестаю ползти. Голоса слышно совсем нечетко, поэтому я потихоньку начинаю снова ползти, чтобы расслышать тех, кто там говорит.

Добравшись почти до самого выхода, я слышу:

–Мазур, ты кретин, ты знаешь об этом? – это голос Мишки.

–Так точно, товарищ младший сержант! – рапортует Мазур.

Я уже собираюсь выбраться, но вдруг Мишка говорит:

–Тебе что сказали? Человека в черном не трогать, а того что в военной форме – валить, так?

–Так точно!

–А ты что сделал?

–Я открыл огонь…

–М****к ты конченый! Ты сделал все наоборот!

–Так точно!

–Сука, – я слышу вздох Мишки, глухой стук, после чего Мазур тихонько охает.

–Короче, сторожи лаз, мудак ты эдакий, – говорит Мишка. – Если вылезет – сразу вали. Понял? Тело обратно свали в лаз, потом засыплем. Понял? Тут то не промахнешься?

–Не промахнусь, товарищ младший сержант! – ответил Мазур.

–Смотри у меня, придурок, – ответил Мишка. После еще одного глухого удара по Мазуру, я слышу топот удаляющихся тяжелых берцев.

–Сам придурок, – бурчит где-то вдалеке голос Мазура.

Я не знаю, сколько я лежу в этом гребаном тоннеле. Проходит, наверное, целая вечность, прежде чем я снова слышу стук берцев.

Раздается голос Мишки:

–Ну чего?

–Глухо, – ответил Мазур. – Я светил пару раз внутрь тоннеля, никого там нет.

–Понятно, наверное по веревке взобрался.

–А что, как теперь его уберем?

–Уж точно без твоей помощи, – огрызнулся Мишка. – Придется исхитриться, может в следующем выходе вальнем. Посмотрим.

–А что, мне его тут ждать еще?

–Не надо, – буркнул Мишка. – Если он сразу не вылез отсюда, значит наверняка уже в крепость пробрался. Еще полчаса покарауль, да дуй отдыхать, отсталый.

Я слышу, как Мишка уходит. Спустя минут десять, видно, решив не выжидать положенное время, по металлическому полу гремят берцы Мазура. Тяжело вздохнув, я выбираюсь из лаза.

Обливаясь холодным потом, я прислоняюсь к металлической стене. Твою мать, что же происходит? Неужели в этой чертовой цитадели все против меня?

Прокручивая события последних дней, я начинаю думать, как же так вышло, что люди с которыми я служил все это время, решают от меня избавиться. Так, начнем с моего друга на вышке и его оговорке про полковника.