И вот к нам приходят за помощью: «С точки зрения ваших огромных ресурсов что стоит вам помочь? У нас сложилось такое тяжелое положение…» И СССР вынужден, скрепя сердце и отрывая от себя, оказывать содействие. Конечно, это не благотворительность. Тут все оплачивается, но иной раз очень неравноценно, даже такими товарами, в которых мы и не нуждаемся. Правда, на рынке и такие товары потом находят потребителя. Тут не бросовые товары. Однако эти товары мы без особых усилий можем производить и у себя. Любой грамотный экономист, который посмотрит списки поставок в СССР по линии СЭВ, найдет там много ненужного. Например, согласно крупным заказам, поставляем мы машинное оборудование, в оплату получаем ширпотреб. Тоже ценность, но мы могли бы спокойно обойтись и без нее. То есть СССР не извлекает сейчас особой выгоды от СЭВ. Органы пропаганды капиталистических стран обвиняют нас в эксплуатации других стран, входящих в СЭВ. Это глупость, они меряют все на свой аршин. Наоборот, прочие страны, входящие в СЭВ, но менее мощные, чем Советский Союз, гораздо больше выгадывают от такого сотрудничества. Кроме того, сотрудничество через СЭВ приносит не только экономическую выгоду, а и политическую. Укрепляются дружеские отношения, братские страны развиваются равномернее, повышают свою обороноспособность, растут условия, полезные для мирного сосуществования, для возрастающего удовлетворения потребностей своего народа. Потом СЭВ был дополнен в военной сфере Варшавским договором^[3]. Этот оборонный союз социалистических стран возник в результате холодной войны. Холодной войны, навязанной Советскому Союзу и социалистическим странам Западом. Поджег факел холодной войны Черчилль.

После окончания войны он приложил руку к ухудшению отношений между бывшими союзниками. Это было, конечно, не просто его желание. Черчилль – наиболее яростный противник нового социалистического строя, противник коммунизма, и он все делал, чтобы защитить капиталистический мир, организовать его и противопоставить социализму. Он стремился, как говорится, держать под уздцы социалистические страны, чтобы они не только не могли бы развиваться и процветать, но хотел все сделать, чтобы отбросить социализм назад, сменить его базу, оторвать от Советского Союза его союзников. Эти и прочие формулировки довольно широко употреблялись противниками социализма со стороны западных политиков. Особенно рьяными нашими противниками были Черчилль и Даллес, но и другие не меньше проявляли энергии в этом направлении.

Страны Запада, капиталистический мир создали временную организацию НАТО^[4], направленную против Советского Союза и других социалистических стран.

Это сильнейшая военная организация капиталистических стран, чье существование наносило большой ущерб странам социализма. Социалистические страны, а в первую голову Советский Союз, были подвержены блокаде, с нами западный мир почти не торговал. Особенно мы нуждались в получении промышленного оборудования и приборов. Нам их не продавали, да и сейчас на многие из них еще не снят запрет в ряде капиталистических стран, прежде всего в США. Противники быстро наращивали вооруженные силы НАТО. На первых порах Западная Германия не входила в состав НАТО, но впоследствии не только вошла, но и занимает там сейчас после США доминирующее положение, ибо обладает самой мощной промышленностью в Западной Европе и могучей армией. Это опасно, ибо доныне шовинистские и реваншистские настроения кладутся в основу пропаганды против стран социализма, и все это опирается на большую военную силу. Именно создавшееся тогда положение и заставило нас действовать.

После смерти Сталина главным нашим достижением в повышении обороноспособности явилось, как я считаю, бурное развитие промышленности. К тому же мы правильнее оценили направления в развитии вооружений и стали более разумно вкладывать капиталы в производство оружия. Поставили задачу создать обширный подводный военно-морской флот. Его стержень – подводные лодки с атомными двигателями и ракетной техникой, оснащенные ядерным вооружением. Развернули межконтинентальные ракеты и ракеты среднего радиуса действия до 4 тыс. км как стратегическое оружие. Создали армейское тактическое оружие нового качества. Проведенные мероприятия подняли нашу военную мощь. Не случайно американский президент, покойный ныне Кеннеди, правильно оценил новое соотношение сил и взял курс на переговоры с СССР. Это был умный президент. Он стал искать возможность смягчить отношения между Советским Союзом и США. До него американская пропаганда основывалась на тезисе, что США превосходят все социалистические страны в военном отношении и поэтому могут навязывать и диктовать им свои условия. Но Кеннеди заявил, что, конечно, хотя США и могут уничтожить СССР дважды, но СССР может уничтожить нас, а другого раза не потребуется. Заявление Кеннеди заставило каждого здравомыслящего американца взвесить его слова. Теперь США должны были перестраивать свое понимание мощи Советского Союза, понять необходимость и неизбежность изменения курса, определявшегося прежде их военным превосходством, и настроиться если и не на дружбу с нами, то, во всяком случае, на недопустимость доводить наши отношения до кипения, с тем чтобы наши страны потом не обожглись. Такое более трезвое понимание сложившегося соотношения сил лидерами США я считаю нашей большой победой, после которой основой наших отношений могла стать лишь политика мирного сосуществования, политика разрядки. И если разумно вести линию мирного сосуществования и держать вооруженные силы на определенном уровне, то можно будет избежать новой мировой войны.

Как вообще избежать войны, пока противостоят друг другу капиталистический и социалистический лагеря, если мир разделен на антагонистические группировки? В таких условиях абсолютных гарантий мира нельзя добиться и необходимо сдерживать потенциального агрессора, который должен быть уверен, что если он попытается навязать войну, то может быть разгромлен. Это будет действовать на него отрезвляюще. Карибский кризис, который мы пережили, был классическим примером в этом отношении. Уже после гибели Кеннеди новый президент США Джонсон^[5] сообщил в Москву по каналам, которые мы заимели еще при жизни Кеннеди, что ему наша обоюдная договоренность известна и он будет ее придерживаться. Надо отдать ему должное, руководство США соблюдало обещание, которое взял на себя Кеннеди. Возвращаясь к созданию Варшавского пакта, скажу, что министром иностранных дел СССР был тогда Молотов. Когда мы окончательно договорились о создании такой организации, Президиум ЦК КПСС поручил ему подготовить соответствующие предложения. Прошел какой-то срок, предложения были представлены на рассмотрение руководству партии и правительству. Стало ясно, что требуются существенные исправления.

Молотов представил список стран, которые войдут в Варшавский пакт. Там не было ни Албании, ни ГДР. Тогда я спросил: «Почему эти страны не включены?» Молотов еще руководствовался понятиями времен Сталина. Сталин же ожидал, что вот-вот может разразиться новая мировая война. В его время вокруг Москвы были расположены зенитные батареи и на постоянном дежурстве у пушек были выложены снаряды. То была моментальная готовность, когда в любой момент дается команда открыть огонь. США уже имели атомные бомбы, а мы только что создали свое первое термоядерное устройство и обладали незначительным количеством атомных бомб. Средств же их доставки на дальнее расстояние при Сталине вообще не существовало. Не имелось такой дальней бомбардировочной авиации, которая смогла бы доставать территорию США, тем более ракет дальнего действия, а имелись только ракеты ближнего боя. Эта ситуация давила на Сталина, и он правильно понимал, что нужно не дать втянуть СССР в мировую войну. Молотов же – тень Сталина в понимании проблем международной политики.

Но хотя к 1955 году прошел небольшой срок после смерти Сталина, в вооружении нашей армии произошли качественные изменения. Ситуация изменилась. А на мой вопрос Молотов ответил так: «Албания далеко от нас и нам недоступна, наши границы не соприкасаются, она является соседкой Югославии, и мы только через Югославию можем иметь с албанцами сухопутный контакт». В ту пору наши отношения с Югославией были испорчены. Молотов же вообще считал Югославию несоциалистической и враждебной страной. Поэтому он и разъяснял: «Зачем нам втягивать Албанию? На нее могут напасть, она лежит под боком у сильных противников, мы же оказать ей помощь не сумеем. Ну, я и считаю, что не нужно в договор включать Албанию». – «А ГДР?» – «Что же, мы из-за ГДР станем воевать с Западом?» Такой ответ меня поразил. И я сказал: «Видишь ли, Вячеслав Михайлович (а у нас с ним были тогда хорошие отношения), если мы создадим военную организацию, в которую войдут все братские страны без ГДР и Албании, это окажется для западных противников сигналом: вот оставляем вам, грубо говоря, Албанию и ГДР, а когда вам их забрать, выбор остается за вами. Подобный шаг именно так будет расценен. Он станет разжигать аппетит у западных реваншистов, так делать нельзя». То был не спор, а просто изучение обстановки, выяснение возможностей, при которых лучше создастся оборонительный союз. И Молотов согласился: «Да, верно, я этих обстоятельств не учел, давайте включим в проект договора Албанию и ГДР».

Структура Варшавского пакта хорошо известна. Каждая страна, входящая в него, выделила определенное количество войск, которые подчиняются Главному командованию Варшавского пакта. При главнокомандующем создан штаб. Когда мы обсуждали, кого им назначить, все высказались за то, чтобы им стал военачальник от Советского Союза. Тут и спора не возникло. Каждый правильно понимал, что у нас самая мощная армия и самая могучая военная промышленность. Ядерным оружием среди социалистических стран владеет пока только СССР. Да и опыт войны у нас самый большой. Мы окончили школу, обучение в которой стоило нам 20 миллионов жизней наших соотечественников. Было условлено, что министры обороны стран, входящих в Варшавскую организацию, являются заместителями Главнокомандующего. Создавая этот пакт, мы хотели оказать давление на Запад и показать, что с социалистическими странами нельзя разговаривать языком силы, такие времена давно прошли. Если вы создали военный пакт НАТО, то мы в ответ создаем военную Организацию Варшавского договора. Вот две главные силы в мире, которые сейчас противостоят одна другой.

Однако мы не прекращали своей борьбы за разрядку и мирное сосуществование, подчеркивая, что создали Организацию Варшавского договора в оборонительных целях и только в ответ на создание НАТО. Предлагали много раз (и в беседах с государственными деятелями Запада, и в официальных документах) ликвидировать наш Варшавский пакт при условии, если Запад ликвидирует НАТО. Полагаю очень разумным, если бы наши противники стали нашими партнерами и мы достигли бы договоренности о ликвидации всех военных пактов. Мы еще тогда предлагали договориться о взаимном разоружении, если и не об абсолютном, то хотя бы о равномерном сокращении вооруженных сил. Предлагали также ликвидировать военные базы на территории третьих государств. Между прочим, СССР свои военные базы, которые имел в Финляндии и в Китае, ликвидировал в одностороннем порядке. Мы хотели тем самым продемонстрировать свою добрую волю и увлечь за собой другие страны, показать добрый пример Западу. Но они не последовали нашему примеру и продолжали наращивать военную мощь. Это по-прежнему вынуждает нас иметь вооруженные силы на соответствующем уровне.

Вспоминаю такой эпизод. Когда я был с визитом в США, меня президент пригласил провести несколько дней в Кэмп-Дэвиде. По нашей терминологии это дача президента. Он назвал ее именем своего внука. Там мы вели вольные беседы, смотрели кино, гуляли в парке и обменивались мнениями. Нужно сказать, президент Эйзенхауэр в личной беседе, при личных контактах показал себя очень добродушным человеком и хорошим собеседником.

Во время одной из прогулок он как-то сказал мне: «Хотел бы спросить вас, господин Хрущев. Вот у меня порой возникают такие трудности. Приходят ко мне военные и говорят: “Нам нужно на такое-то мероприятие столько-то миллиардов долларов”. А я смотрю на них и отвечаю: “Нет денег”. Что в таких случаях отвечаете вы? Мои генералы давят на меня: “Господин президент, если вы не дадите нам денег и мы не будем иметь этого вооружения, то предупреждаем, что СССР уже занимается этой проблемой или вообще успел сделать подобное (они говорят по-разному), так что наши вооруженные силы уступают советским”». Я его спросил: «И что же вы потом отвечаете?» – «Даю им, приходится давать». Я сказал ему: «Господин президент, я сталкиваюсь с теми же трудностями. Ко мне как к председателю Совета Министров СССР приходит министр обороны и говорит: надо столько-то миллионов. Я тоже развожу руками: “Это невозможно, нет таких денег, СССР имеет большие потребности, нужны крупные суммы для развития экономики и средств потребления, дать вам столько не можем”. А он мне в ответ: “Если вы не дадите, то предупреждаю, что военное ведомство США уже получило кредиты и производит идентичные работы, возникнут условия, при которых мы резко будем уступать США по вооружению”. Что тут можно сделать? Приходится и мне соглашаться». Тут Эйзенхауэр предложил: «Давайте договоримся, что ни вы, ни я в будущем не станем давать деньги на такие проекты. Зачем нам сталкиваться лбами?» Я ему: «Это наша мечта. Мы всегда хотели этого и если бы смогли договориться по данному вопросу, то как облегченно вздохнули бы все народы».

Поговорили мы с ним, кино посмотрели, поужинали. А потом не раз возвращались к тому же вопросу, но так и не сдвинулись с места. Я верю, что Эйзенхауэр искренне заявлял, что хотел бы договориться. И я искренне ему отвечал. Но тогда наши позиции были противоположны до такой степени, что не возникли условия для соглашения. Мы стояли на классовых, пролетарских позициях социалистического строительства, а США – могучая капиталистическая страна – преследовала иные цели и взяла на себя обязанности мирового жандарма. В конце концов я сказал Эйзенхауэру: «Давайте договоримся на такой основе: главной целью будем считать взаимное разоружение, а главным принципом наших отношений – невмешательство в дела других стран». То были не переговоры, а вольная беседа, но очень важная. Мы затронули важнейший вопрос, но, к сожалению, тогда не созрели еще условия для его разрешения. Вскоре же наши отношения вообще обострились до невероятного накала.

Сейчас сложились другие условия. Они объясняются тем, что соотношение вооружений и экономик СССР и США изменились в нашу пользу. Это дает нам больше возможностей для проведения наступательной линии в вопросах разоружения и мирного сосуществования. А когда возникали НАТО и Варшавский пакт, существовало иное соотношение сил: Запад многократно превосходил нас и экономически, и в военном отношении, что и вынудило нас пойти на организацию Варшавского договора.