Зверь

Теплые лучи Солнца пробивались сквозь пыльные кухонные стёкла. Они ударялись о крупного лысеющего мужчину. Его голова напоминала побритого ёжика с миллиметровыми иголками. В его руках была какая-то случайная газета. Возле его длинной тени, падающей на заполненную грязной посудой раковину, сидела уставшая женщина. У неё были сплетённые в хвост каштановые волосы. Под её серыми глазами красовались мешки, лоб и края губ покрывались морщинками. Она сидела, облокотившись на стену, и смотрела прямо на своего мужа, сидящего к ней практически спиной и увлеченного газетой. Теплые лучи контрастировали с мертвецки холодной кожей мужчины. В нос девушке ударил запах скошенной травы. В глазах силуэты стали размываться.

***

Весь коридор был как будто покрыт низкокачественным папье-маше. В воздухе стоял едкий запах сырости и чистящего средства. Неровный пол своими бугорками напоминал пузырчатый шоколад. Вдоль стенок и кабинетов стояли металлические стулья, объединенные балкой. Только под ними было какое-то подобие ровного пола. На одной из таких конструкций сидела девушка. В её нежных руках с длинными пальцами, кончающихся погрызенными ногтями было какое-то заявление. Каштановые волосы ложились на плечи и сползали ниже. У неё было немного уставшее, но всё еще наполненное жизнью, без морщин и мешков под глазами лицо.

Из кабинета напротив вышел высокий, стройный парень. У него была насыщенная, румяная кожа. Его черные волосы были взлохмачены, несмотря на маленькую длину. В его руках были паспорт и какая-то бумажка. При выходе он пробежался по коридору. Сначала его взгляд проскользил мимо девушки, а потом, перед тем, как парень начал разворачиваться, резко вернулся на неё.

– Надя! – воскликнул он.

Девушка подняла взгляд на его лицо. В ответ на его острую улыбку она смущенно ухмыльнулась и приветственно подняла руку.

– Гена? – её брови пошатнулись, выражая некоторое смущение из-за неспособности с первой секунды узнать парня. Тот спокойно кивнул. – Ты чего тут?

– Подрался! – Он рассмеялся, демонстрируя свою расписочную бумажку. – А ты чего?

– Паспорт меняю, потеряла. – все еще немного смущенно ответила Надежда.

Взглядом парень пробежался по собеседнице с головы до ног и сфокусировался на руках.

– У тебя такие красивые руки, Надь! – воскликнул он. – Ты все еще играешь на скрипке?

Девушка поправила волосы, хихикая и уводя взгляд вниз.

– Да.

Повисла неловкая тишина. Её разрушил звук рвущегося листа. Гена надорвал свой лист. Он достал ручку из кармана и начеркал на ней адрес и время. Юнец передал кусочек Наде.

– Приходи завтра сюда, буду ждать! – сказал парень и убежал.

***

Надежда смотрела на свои руки. Пальцы были всё такими же, но кожа уже чуточку обвисала, а вены начинали выглядеть, как ядовитый плющ. Кончики пальцев же окончательно ороговели. Она крутила кистями, периодически посматривая на мужа. К её горлу что-то подступало. Какие-то слова, но они застревали у выхода, сохраняя утреннюю тишину. Однако телефон, лежащий на столе, эту тишину поддерживать не собирался. Прозвенело уведомление о сообщении. Надя потянула руку к нему, но не успела. Муж уже схватил его и смотрел в экран.

– Кто такой Сережа? – спросил он.

Девушка помедлила с ответом. Она уже открывала рот для пояснений…

– Я тебя спрашиваю, кто такой этот твой Сергей? – Спокойное выражение лица превратилось в напряженное и злобное, Гена сильно сдавливал челюсти, от чего все звуки были так же сдавлены.

– Ученик по скрипке, Ген. – прозвучали безлично слова.

Муж закрыл глаза, глубоко вдохнув и выдохнув. Он напряженно положил телефон на стол. Его лицо спустя четыре таких глубоких вдоха и выдоха расслабилось. Он легко улыбнулся, повернувшись на свою жену.

– Надя, – сказал он ласково, – давай я тебя в салон красоты сегодня подброшу, время уже подходит тебе выезжать.

Глаза девушки засветились. Внимание было таким сладким в это мрачное утро. Она заулыбалась, обнажив свои морщины, которые сигнализировали об уходящей молодости, и радостно закивала.

Следующие полчаса прошли в тишине. Девушка оделась, натянув на себя красивую блузку. Муж же нарядился в свою рабочую форму. Вместе они уселись в машину и поехали. Надя в эти моменты молчаливо улыбалась, смотря на своего мужа. Она думала, как ему идет его иголочная прическа, какие у него красивые глаза. Надежда посмотрела на его сильные руки в момент, когда они повернули не туда. Его костяшки на кистях были отбиты; пока жена всматривалась в них, муж вез её в пригород. В глазах девушки снова всё стало таять и преображаться в миражи.

***

Надя вышла из консерватории, и её сразу же остановил парень её роста. Отведя от общего потока, он прижал девушку к стене. Он не выглядел угрожающе, просто взволновано, у него были потухшие, но большие и круглые глаза с опущенными краями. Надежда смотрела на него без страха, просто раздраженно и вопросительно. У нарушителя спокойствия трясся правый краешек губ. Вдруг он выдавил.

– Надя…

– Да, Сережа, – оборвала его девушка, – я знаю…

Её в свою очередь прервал парень, появившийся из-за спины первого. Он потянул его за плечо, развернув от Надежды. Он что-то сказал в лицо Серёже и немедля ударил. Драчун был на голову выше жертвы. Последняя, в свою очередь, при ослаблении хватки за плечо, опустилась, скрывая лицо. Девушка смотрела на это с открытым ртом. Высокий Парень подошел к ней, его рука была в крови.

– Он тебя не трогал? – спрашивал волнительно он, поднимая чистой рукой её подбородок, направляя её взгляд в свои глаза. – Только скажи, я его убью…

***

Выйдя из транса, девушка посмотрела в окно. Они ехали между одноэтажных разваливающихся домиков. Она не узнавала эти места. Она открыла рот, чтобы задать вопрос.

– Это сюрприз. – Начал с серьезным видом говорить Гена. – Помнишь ту старушку, которая отказывалась продать участок?

Надя кивнула.

– Я, наконец, – он хищно улыбнулся, – уговорил её! – Он засмеялся.

Девушка с умилением посмотрела на него, наклонив голову. Они заехали на участок с домиком синего цвета. На нём был цветущий огород. Гена открыл ей дверь и повел её за руку. Он подвел её к пеньку и поставил её ладонь на него.

– Чего ты делаешь? – спросила она с недоумением.

В тот же момент её взгляд зацепило что-то у входа в теплицу. Она повернула голову в ту сторону. Её улыбка слетела с лица. На пороге в теплицу лежала бабушка. Надя могла видеть, что её кожа на лице разорвана. Из щеки торчат куски плоти. В деснах что-то двигалось. Опарыши цвета яичного желтка ритмично пульсировали в них. Некоторые вылезали из-под кожи в частях щеки. Приглядевшись, можно было заметить куски костей челюсти. Мухи кружили вокруг затылка, из-за головы тянулся коричневый след. Неожиданно глаз старухи потек. Из него вместе с жижей полились опарыши.

Девушку потянуло к земле от головокружения. Как вдруг по её кисти ударил молоток. Разнесся безличный крик. Звук будто потряс все стёкла в округе, заглушая глухие удары, вбивающие гвоздь в пень. Горло разрывалось от боли. Рука на пне походила на кисть, нарисованную сюрреалистом. По щекам стекали слёзы, воздух в легких кончился. Девушка перестала что-либо чувствовать. Её взгляд фиксировался на пне. Вдруг. Она попыталась развернуться и ударить существо рядом свободной рукой. По кулаку прилетел молоток. Послышался отвратительный хруст. Но Надя его не восприняла, в её ушах звенело. Виски были готовы взорваться. Болевой шок прошел. Резкое ощущение разорванности, давления и чрезмерного тепла из кисти ударило в голову. Вторая кисть прикоснулась к прикованной. Это касание только разожгло пожар боли. Абстрактный крик снова тряс стёкла, горло вновь разрывалось.

Вдруг на бицепс наложился жгут, болезненное давление новой волной прошлось по руке. Девушка почувствовала чье-то присутствие сзади и вдруг давление на второй руке. Такой же жгут. В размытом поле зрения появилась мужская сильная рука. Она схватила не прикованную кисть. За сжатием последовал отвратительный хруст. Девушка зашипела от боли. Она последовала взглядом за кистью. Её держал одной рукой Гена. Во второй был топор. Дыхание участилось сильнее. Сердце разрывало грудную клетку. Надя пыталась что-то кричать, но вырывался бессвязный хрип и стон, сопровождающийся резким жжением в горле. Удар. Топор разрывал плоть. Работал Гена умело, он бил по суставу. Девушка сквозь ушной звон слышала злобные возгласы мужа, которые не собирались в одну смысловую конструкцию: «Шлюха», «Всё я знаю», «Серёженька», «Шалава», «Мразь».

Блузка на груди была мокрая от смеси слез, слюны и соплей. Надежда издавала только хрип в попытках молить о пощаде. Геннадий только продолжал отделять руку. Неописуемая боль отключала мозг, в глазах всё размывалось и темнело. Последним силуэтом, который заметила девушка, был её муж, держащий предплечье за кисть, будто это его рыбный улов.

***

Девушка поднимала и опускала руки, чтобы наблюдать за тем, как края рукавов бледно-розовой водолазки не поднимаются вслед за плечом, а просто висят. На её и так заплаканных глазах наворачивались новые слезы. Муж посадил её на кухне, но зачем – она так и не поняла. Окружение размывалось от плача. Сбившееся дыхание стало входить в норму, в голове девушки заиграла музыка. Концерт для скрипки Мендельсона. Она погрузилась в свой выпускной концерт. Она видела перед собой дирижера, размахивающего руками, но более важно, что она чувствовала остроту струн на кончиках пальцев, холод и скольжение на ладони, державшей смычок. Её руки, словно волны, смещались вперед и назад, создавая очаровательную мелодию. Каждое движение создавало ноту, которая вливалась в море оркестра, создавая гармонию во весь зал. Даже тогда её видение было расплывчатым, она не была собой в тот момент, тогда она была слитой с эфиром, частью волнистого океана музыки. Её руки были гребнями создаваемых ею волн. Тогда она краем глаза уловила парня в помятом, несуразном смокинге, который, очевидно, был ему слишком большой. Образ этого юнца перемешивался со зрелым мужчиной, пленившим Надежду. Образовывался еще более несуразный и противный силуэт, от которого девушка рассмеялась сквозь слезы. Она попыталась вытереть глаза, но сначала не сориентировалась, почему она не дотягивается до глаз, а затем еще больше нагнулась и заревела. В голове мелькали все её концерты. Образы разных дирижеров, молодых и старых, подходивших пожимать ей руку как первой скрипке. Она вспоминала чувство остроты струн. Такое неприятное, когда она начала учиться играть, и такое родное, когда она потеряла всё. Она вспоминала скользкий холод смычка, который всегда её раздражал. Она вспоминала свои руки, превращавшиеся в гребни волн в океане музыки. Как вдруг раздался отвратительный пульсирующий скрежет.

***

Геннадий вошел в комнату, царапая смычком струны, растягивая второй рукой их на грифе.

– Надежда, – говорил он, – твои прекрасные концерты! – Он не договорил предложение, раскачиваясь по кухне с закрытыми глазами.

Девушка с яростью смотрела на облезшего, как лишайный кот, мужа. Она хотела встать и задушить его, но что-то держало её на месте. Надя тяжело глотала и сдерживала слезы ужаса. Её ноги поочередно дергались, когда в своем пародийном вальсе Гена подходил к ней. В один из кругов он остановился над ней, перестав играть. Девушка посмотрела наверх, сопя.

– Сыграй мне, Надежда. – Сказал мужчина, выставив скрипку перед её лицом.

Его руки лежали на плечах жены так, будто были её собственными, только мерзкими, большими и неотесанными. Девушка смотрела на свой инструмент. Её рот открылся сказать что-то, как вдруг муж немного сместил скрипку, положил смычок на струны и задвигал ими. Его голова была прямо над её ухом. Из скрипки выходили острые и обрывистые звуки, напоминавшие тот, который получается, когда вилкой проводят по тарелке.

Надежда заплакала, когда глубокий голос над ухом стал ласкать её словами: «Молодец, у тебя хорошо получается», «Умница» и так далее. В её голове разрывались звуки. Воспоминания о волнах в океане музыки будто ударялись о скалы отвратительных вскриков инструмента в бездарных руках. Муж продолжал изображать, что его жена неумело играет на скрипке. Он комментировал каждый возглас пленённого в его лапах чуда.