– Как и все правители на свете, Она говорит только то, что необходимо подданным, дабы они делали ожидаемое от них, – философски заметил инквизитор.

– Ты так много общался с Нею?

– Нет. Но правители все одинаковы, что во плоти, что бесплотные. Не такая уж большая разница меж Нею и диким шаманом из дальнего Харра. Послушай меня, некромант! Твоих друзей можно оживить, я верю…

– «Верю» или «знаю»? И если последнее – то как?

– У тебя очень много вопросов, Неясыть. Ты не забыл, что у меня тоже кое-какие имеются?

Фесс скрипнул зубами.

– С тобой, преподобный, разве забудешь?..

– Я обещанное сделал.

– Ты показал мне трупы, – медленно закипая, но всё ещё сдерживая гнев, проговорил некромант. – Трупы, инквизитор, мёртвые тела! Не знаю, что ты тут нёс об «оживлении» и «всём моём искусстве». Всё моё искусство тут бессильно, и ты…

Этлау вздохнул. Скинул плащ, поддёрнул рукава широкого инквизиторского облачения.

– Смотри, маловерный. Я проделывал это не один раз. Откат будет очень силён, но… нужно же мне тебя убедить.

Отец-экзекутор подошёл к неподвижному Сугутору. Глаза гнома были закрыты, руки – бессильно раскинуты. Этлау положил обе ладони ему на грудь и замер. Губы инквизитора шевелились, но слов Фесс разобрать не смог.

Зато со внезапно режущей ясностью ощутил, как вдруг близко, совсем рядом оказались Серые Пределы. Стены камеры таяли, фонарь угас, пропала Рыся, тела орка и Рыси-воительницы, остались только он и Этлау над бездыханным Сугутором.

Отец-экзекутор пустил в ход действительно великую силу. Да, Фесс сразу ощутил в ней привычный привкус «от Чёрной башни». Было здесь немало и классической магии Спасителя, но – не только.

Третье. Что-то третье, чего Фесс не мог понять – только уловить, да и то с трудом.

Миг, другой, третий; инквизитор застыл неподвижно, лицо окаменело; а вот гном внезапно застонал и слегка пошевелился. Веки дрогнули, приподнялись, показалась мутная блескучая полоска глаза.

– Сугутор! – вырвалось у Фесса. Некромант одним прыжком очутился рядом… лишь для того, чтобы увидеть, как, тяжко всхлипнув, начал оседать обмякший инквизитор, а глаза гнома вновь закрылись, плечи опустились обратно на столешницу.

Наваждение сгинуло. Они стояли в той же самой камере, всё так же горели масляные лампы; вот только отец Этлау теперь не стоял, а лежал. Глаза инквизитора закатились, по подбородку стекала слюна.

– Папа! – Рысь-драконица оказалась рядом, обняла его, крепко прижалась.

– Ты видела, дочка? Ты видела?..

– Видела, и не только, – шепнула она. – Душа гнома… она возвращалась. Честное слово, папа, я такого никогда не… и мама тоже… память крови молчит, вернее, говорит – небывалое!

– Небывалое… – эхом повторил Фесс, по-прежнему не отрывая взгляда от сомкнувшихся век гнома.

Что это было? Иллюзия, до которых так охоча и в которых так сильна Западная Тьма? Иллюзия, которую почти невозможно отличить от реальности? Или инквизитору действительно удалось небывалое, что – если верить священным книгам Церкви Спасителя – доступно было только Ему?

– Давай поднимайся, Этлау. – Фесс подхватил обвисшего инквизитора под мышки, приподнял. – Нашёл время валяться… вставай… – Он затряс отца-экзекутора, словно пёс схваченную за загривок крысу.

Нет, слишком силён был откат. Тряси сейчас инквизитора, не тряси – не поможет.

Рысь подскочила к двери, прижалась, к чему-то прислушиваясь.

– Нет, не идут, – удовлетворённо сообщила она. – Нет смысла, папа, не надо…

Фесс только кивнул.

Делать. Что-то делать, немедленно, всё, что угодно. Делать или даже сражаться, пусть насмерть – чтобы хоть на время уйти от проклятого вопроса, взаправду Этлау сумел на миг вернуть душу бездыханному Сугутору или это лишь только видение, насланное Сущностью? Или… неважно кем, если Сущность, к примеру, не может дотянуться до святая святых Аркина.

– Пап, ты сделаешь, как он просил?

Рысь-драконица. Смотрит в глаза, резко, пронзительно. И всё время оглядывается на тонкий профиль другой Рыси, первой, в чью честь и получила это имя.

– Аэсоннэ… дочка… – невольно некромант вспомнил истинное имя юной драконицы.

– Ну конечно, сделаешь, – закончила она за него, осторожно поглаживая по плечу. – Пап, ты не думай. Я не… я тебя пойму, – решительно закончила она.

– Вот он, союз с инквизицией, – пробормотал Фесс, всё ещё удерживая висящего на руках безжизненного отца Этлау. – И наступающие на Аркин маги. И Птенцы. И наши собственные поури. И… и Фейруз.

– А ключ, папа? Что с ключом? То, за чем мы сюда шли?…

У Фесса вырвалось нечто вроде свирепого, рыкающего выдоха.

Ключ. Да, понятно, как же без него. Но… Этлау, будь ты проклят, очнёшься ты когда-нибудь или нет?!

Рысь поняла его. Коротко, без замаха, хлестнула инквизитора по щеке, раз, другой и третий.

И – то ли помог сей старый, как мир, способ, то ли Этлау пришёл в себя сам – но глаза отца-экзекутора открылись, мутные и красноватые, словно после долгой ночной попойки.

– Ох… о-ох, ох… не надо, дитя моё, не надо, вполне достаточно…

– На ногах стоять можешь, инквизитор? – получилось грубовато, но иначе Фесс сейчас вообще не мог.

– Чтобы убраться отсюда, сил хватит, – сухо отозвался Этлау. Он быстро овладевал собой. – Особые камеры, к сожалению, рядом с главным хранилищем аркинских архивов Святого Престола. Думаю, Неясыть, тебе было б небезынтересно в них заглянуть…

– Мне ещё предстоит заглянуть кое-куда. – Фесс поставил инквизитора на ноги. – Ну, выводи нас отсюда, преподобный отче. Не люблю оставаться в долгу. Не зря ж говорят, мол, инквизитор во взаймодавцах – не к добру.

Этлау растянул губы в подобии улыбки, постоял некоторое время, тяжело опираясь на стол.

– Идём, идём, некромант. Обратно в заброшенные катакомбы. Там есть несколько подходящих залов. Уму непостижимо, сколько труда в это вбито…

Тем же порядком они выбрались из особой камеры. Фесс с трудом заставил себя не оглядываться, словно не хотел выказывать слабости перед инквизитором.

– Всё в порядке, преподобный отче? – медовым от почтительности голосом осведомился всё тот же Эзра. – Вы бледны, преподобный. Не требуется ли помощь?

– Продолжай нести службу, доблестный страж, – скрипнул зубами инквизитор.

– Не нравится мне этот Эзра, – шёпотом закончил Этлау, когда они уже шагали по широкому подземному коридору, вежливо сторонясь, чтобы пропустить куда-то торопящихся и очень озабоченных монашков с охапками манускриптов. – Таким, как я, обычно не задают вопросов.

– Кто-то заподозрил самого преподобного? – ехидно осведомилась Рысь-драконица.

– В Аркине всё возможно, – коротко отмолвил Этлау.

– Но разве есть кто-то ещё, способный помериться силами с…

– Есть, – ещё резче бросил инквизитор. – Если не один человек, то… их совокупность, скажем так.

– Несмотря на знаменитый негатор? Кстати, как преподобный вступил во владение им? – Хватит отсиживаться, некромант. Этот самый «негатор» памятен ещё с Кривого Ручья. – И, кстати, раз уж пошёл такой разговор – почему этого негатора не было возле Чёрной башни?

– Хорошие вопросы ты задаёшь, Неясыть… – Против всех ожиданий глубокий вздох Этлау казался искренним. – Раньше мною владела гордыня. Великая гордыня, не стану скрывать. Мне казалось, что мои сила, таланты и умения… имеют начало во мне, проистекают от моей глубокой и сердечной веры, от моей преданности Спасителю… Сейчас я в этом усомнился.

«Давно пора». Фессу очень хотелось сказать это вслух.

– Мы с тобой слишком долго оставались врагами, некромант.

– Едва ли мы можем стать союзниками, Этлау. Ведь ты долго и неотступно преследовал меня, и до Чёрной башни, и после.

– Всё верно, Неясыть. Я преследовал тебя. Будучи уверен, что я, воин Добра и Света, стою на пути кошмарного порождения Тьмы и соответственно Зла. Чтобы остановить тебя, годились любые средства.

– А что же теперь, ты уже не считаешь меня, преподобный, этим самым «кошмарным порождением Тьмы»?

Рысь хихикнула.

– Считаю, – очень серьёзно и без тени насмешки сказал Этлау. – Но… впрочем, это самое «но» будет зависеть от твоего ответа на мой вопрос, некромант.

Возвращались той же дорогой. Вновь тишина и мрак давно заброшенных коридоров; но отец-экзекутор, похоже, чувствовал себя тут как дома. Фесс с горечью признался себе, что одно преподобному отцу уже удалось – как следует запутать его, некроманта.

– Ничего, папа, – донёсся «шёпот» Рыси. – Я всё запомнила.

Негатор Этлау так и остался в бездействии, драконица и Фесс могли свободно обмениваться мыслеречью.

…Остановились, как и обещал бывший инквизитор, в обширном зале, совершенно пустом, если не считать пары деревянных столов, столь же древних, как и всё остальное в этих катакомбах. По полу, пересекая помещение и деля его на свого рода дольки, тянулись высеченные в камне прямоугольные желоба шириной в локоть и такой же глубины.

– Здесь когда-то практиковали алхимики. – Отец – экзекутор поставил фонарь на покрытую тёмными подпалинами и пятнами столешницу. – Приступай, некромант.

– К чему? – Рысь опередила Фесса.

– К ответу на вопрос, – терпеливо пояснил преподобный. – На вопрос о том, есть ли во мне Тьма.

– Проще сказать, что Она вообще такое, – проворчал Фесс. – Этлау, я, как в некотором роде тёмный маг, могу тебе сказать – ты совершенно напрасно зовёшь то… что на западе, Тьмою. У меня есть слово получше – Сущность. Ибо Она не Тьма и я не…

– Оставь, – махнул рукой инквизитор. – Как бы ни называть. Берись за дело, некромант.

– А что дальше? – настаивал Фесс. – Когда я отвечу тебе?

– Разойдёмся в разные стороны, – торжественно пообещал отец-экзекутор. – Ты ведь зачем-то ж явился в Аркин – явно не для того, чтобы лицезреть меня, многогрешного.

– Не для того, – согласился Фесс. – Мне тут кое-что нужно.

– Второй раз уже намекаешь, – ворчливо сказал инквизитор. – Скажи в конце концов, что именно!

Фесс заколебался. Он думал об этом, думал о союзе с инквизитором; быть может, пришла пора рассказать ему о ключе, запирающем защитные барьеры вокруг Сущности?

Нет, рано. Сейчас предстояло решить нелёгкую задачу – не просто обнаружить подпитывающее инквизитора влияние Сущности, но и показать это ему так, чтобы недоверчивый Этлау поверил сразу и навсегда.

А тогда, возможно, удастся договориться и насчёт ключа. Если, конечно, Этлау вообще представляет себе, что это такое.

– Работаем, Рыся, – коротко бросил некромант.

В своё время драконица помогала чертить идеальные по форме и донельзя сложные магические фигуры; сейчас от неё потребуется больше, много больше.

– Всегда готова, пап, – задорно откликнулась та, словно и не было ничего происшедшего, не сидели они в аркинских катакомбах в компании не слишком вменяемого инквизитора, решившего, что к нему протянула лапы Тьма (а подобные обстоятельства едва ли могут благотворно подействовать на умы верных слуг Спасителя).

Следовало торопиться. Поури без присмотра их обожаемой Ишхар того и гляди могли сами броситься на стены Святого города – без цели, без плана, просто от невыносимости ожидания и жажды крови.

– Приступай, приступай, некромант, – торопил Этлау, постоянно облизывая губы.

Приступай. Легко сказать.

Да, конечно, недостатка в Силе здесь не имелось. Аркин оставался Аркином, Святым городом, стянувшим под себя очень многое. Наверняка в его катакомбах хватило места для захваченных в древние времена артефактов – созданных, например, теми же дуоттами.

– Жаль, что мы не в Чёрной башне, – вырвалось у Фесса. – Там это прошло бы легче.

– А без неё что, не получится?

– Не мельтеши, – некромант оборвал инквизитора, и тот послушно умолк.

Опять придётся оказаться совсем рядом с Сущностью. Отправить своё незримое «я» в долгий и опасный полёт к самому краю, к тёмной границе. А ведь Сущность, конечно, в курсе того, что происходит сейчас в Эвиале и куда направился так называемый Разрушитель. Или поступить по-иному? Разъять суть инквизиторской силы?.. Нет, не получится. Это заклятье потребует месяцев и месяцев работы, рун, артефактов, редких субстанций; едва ли Этлау согласится ждать. А союз с ним – единственная надежда добраться до аркинского ключа. Если, конечно, этот ключ действительно существует.

Да, видение показало, что таинственный артефакт скрывается где-то в подземельях главного кафедрального собора. Но что он такое – никто не знал. Ясно, что искать его надо заклятьями на манер того, что он собирался использовать сейчас. Тогда, в салладорской пустыне, вместе с Рысью они вычертили магическую звезду без малого в сотню лучей, выбились из сил, добиваясь её верного баланса и ориентации; но то было в Салладоре, быть может, в Аркине всё сложится по-другому?

– Слушай меня, инквизитор. Я постараюсь показать тебе Сущность. Её саму и то, что связывает Её с Аркином. Знаю, обычная практика святых братьев заставит тебя заподозрить неладное, но могу поклясться тебе…

– Не клянись, – перебил его Этлау. – Я знаю, ты явишь мне истину. Мы оба в тупике, некромант. Ты – осознал, что становишься Разрушителем, я… я боюсь признаться себе в том, что ношу под сердцем Тьму, которую ты почему-то зовёшь Сущностью. Не трать лишних слов, Неясыть. Я могу тебе чем-то помочь?

– Да, – после некоторого колебания проговорил Фесс. – Мне надо заглянуть в тебя, увидеть корень твоей силы, инквизитор. Возможно, даже порыться в твоей памяти.

Этлау улыбнулся. И это, наверное, была первая нормальная человеческая улыбка на лице отца-экзекутора, которую довелось видеть Фессу.

– Конечно, Неясыть. Я сниму барьеры.

– А я буду держать тебя за руку, папа, – шагнула к нему Рысь. – Держать… чтобы ты не сорвался.

Некромант понимал, что имеет в виду его названая дочка. Она постарается удержать его на самом краю тёмной пропасти, куда ему сейчас предстоит заглянуть. И неважно, что, сорвавшись, он потянет за собой и её.

– Я готов, – поднялся со скамьи инквизитор. – Куда встать, Неясыть?

– Прямо против меня. Смотри мне в глаза, преподобный.

– А ничего, что у меня только один… – засомневался Этлау, словно прилежный ученик на первом уроке.

– Ничего. Главное, смотри мне в глаза и опускай все преграды. Ты увидишь то же, что увижу и я.

– Дайте мне руки, вы оба! – с неожиданной властностью приказала вдруг Рысь.

Этлау понимающе кивнул.

– Спасибо тебе, дитя. Ты добра и отважна, хочешь страховать нас?…

– Неважно, инквизитор, – насупилась драконица. – И хватит разводить разговоры, мы пришли сюда вообще-то совсем не за этим.

Этлау молча кивнул, послушно вперив в некроманта взор своего единственного глаза.

Здесь, в цитадели Святой магии, работать оказалось неожиданно легко. Огненный туман сам собой складывался в нужные пылающие руны, повисавшие в воздухе вокруг некроманта и инквизитора, впечатывавшиеся в каменный пол, застывавшие на потолке. В сознании Фесса всё сильнее и ощутимее грохотала целая сотня исполинских водопадов, он словно мчался прямо к ним верхом на спине стремительного дракона; перед его мысленным взором развёртывалась уже знакомая картина: Святой город с высоты птичьего полёта, окрестные земли, Эгест и Нарн, Пик Судеб и Вечный лес, Море Призраков, Железный Хребет, Семиградье и Эбинский полуостров, Море Надежд, Кинт, Салладор, Мекамп…

Старый Свет Эвиала. Знакомые, привычные очертания. А вот и обширные Море Ветров, Море Клешней и сами Клешни – угрожающе вытянутые на восток с запада. Утонувший Краб. И – завеса. Предел. Граница.

Чернота. И – горящая алым пламенем тонкая нить неведомо кем поставленного барьера. Руны Сущности, руны Спасителя… в конце концов, всё это – лишь символы. Использовать, наверное, их мог кто угодно, хватило бы сил воплотить это в настоящее заклятье.

Как и в прошлый раз, Фесс висел в пустоте, до рези вглядываясь в алое сияние. Как и в прошлый раз, ему пришлось бесконечно долго выдавливать из себя слово-символ Аркина. Его взор, словно отразившись от непроницаемого для магии барьера, устремился обратно, на берега Моря Призраков, низринулся к кафедральному собору, и там Фесс увидел себя. Себя, а рядом – сотканную из серебристого пламени фигурку Рыси и – Этлау, непроницаемо-чёрного, чернее ночи и даже самой Сущности, настоящего голема.

Протянуть незримую руку и дотронуться до тянущихся из-за завесы бесплотных нитей, касавшихся истинной сути инквизитора, оказалось почти невозможно. Словно раньше времени начал действовать всемогущий откат. Однако Фесс всё же достиг их, сотканные из серебристого пламени руны заплясали вокруг мрачного голема, вытягивая из него нечто вроде шлейфа тёмных лохмотьев.

Этлау действительно снял все барьеры. Оставь инквизитор хоть мало-мальскую защиту, Фессу никогда было бы не пробиться к его естеству. Сейчас некромант видел словно всю жизнь отца-экзекутора, младшего сына в большой семье, скромного, бледного послушника, младшего экзекутора, чьё рвение тем не менее заметили большие шишки в Святой Инквизиции. И потом – медленное продвижение по служебной лестнице, покорное молчание, поддакивание старшим, первый сожжённый еретик, первая человеческая жертва, первое упокоенное кладбище – пусть не слишком надолго, но упокоенное!

Арвест. Дикая битва на улицах города, огненный хаос, неумолимо наступающие когорты Империи Клешней, и он, отец-экзекутор, действительно выводящий из дымной преисподней женщин и детей.

Фесс замер, терзаемый болью настигшего его отката. Удержать этот момент! Увидеть, что же действительно произошло тогда с инквизитором, действительно ли он…

…высокие и смуглокожие, воины Империи Клешней наступали правильным строем, выставив перед собой целый частокол клинков. Широкие лезвия, насаженные на длинные рукояти, в половину копейного древка, рубят пытающихся отбиваться ополченцев; алебардисты Лесных Кантонов не видны. А вот и отец Этлау, в грязной, разорванной рясе, левая рука на перевязи, правая поднята высоко над головой; в глубине улицы – скопление чужеземных воинов в зелёных с алым доспехах.

Фесс уже видел эту сцену. Когда, вырывясь из Арвеста, имел краткий разговор с инквизитором.

Этлау внезапно вздрогнул, повернулся, словно обращаясь к кому-то невидимому. И Фесс-нынешний, из глубины аркинских катакомб, разобрал слова:

– Пришёл посмотреть на мой конец, некромант?..