«Всего факультетов двенадцать, – неспешно говорил Парри, прихлёбывая пустой кипяток – заправить его было уже нечем, в кладовой осталось только немного муки. – Первый, самый древний – общего волшебства. Через него проходят все студиозусы, кроме… ну, ты это и сам узнаешь. Второй, третий, четвёртый и пятый – само собой, стихийное волшебство: Огонь, Вода, Воздух и Земля. Тут уже начинается специализация. Невозможно в равной степени владеть магиями огня и воды или ветра и земли. Запомни, Неясыть, две великие пары: огонь с воздухом, а вода с землёй. Так… Ну, потом начинается уже разброд. Был когда-то шестым факультет каллиграфии, гм-м-м, да, да… был, да теперь нет. Ныне шестыми у нас идут алхимики. Вот ведь тоже мне, и магами-то их назвать можно с изрядной натяжкой, а туда же, силу обрели, сразу за стихиями встали… Седьмой факультет – святые отцы. Они в своей области тоже доки, не смотри, что монахи, магия Спасителя вельми велика, вельми… Восьмыми у нас те, кто занят всяческой Нелюдью – ну, ты сам понимаешь, эльфы там, простые или тёмные, гномы разные, тролли, огры, орки, великаны горные и снежные, гоблины, кобольды… Там же и всяческие чудища – ну, фениксы там разные, левиафаны, драконы, козероги, морские змеи, грифоны, сфинксы… Много их стало в последнее время, того и гляди отделятся, свой факультет создадут, тринадцатый… Девятый факультет – древняя магия. Обереги, амулеты и прочее. И каллиграфия теперь там же… – Парри прервал свою речь и вздохнул. – Десятый – космологи, теологи и прочие… „глобалисты“, как они себя называют. Тьфу, позор и поношение, мальчишки сопливые, а туда же – факультет теперь! Ну, а одиннадцатый – люди почтенные и солидные. Лекари. Всякий маг, Неясыть, он ведь если где среди людей-то живёт, так зачастую и лечит, и роды принимает. Народ со всякой своей бедой к чародею идёт. Так что нам все хвори надо назубок знать. На том же факультете злаки полезные да скот лечить научат. Вот так вот…»

«А что же двенадцатый факультет, почтенный Парри?» – спросил тогда Неясыть.

«Двенадцатый… – проворчал старик. – Ничего я никогда не понимал в этом двенадцатом. И как он возник, не слишком-то понял, ещё когда учился и нам это объясняли… Вообще-то не двенадцатым бы ему именоваться, а вторым, потому что возник сразу же за Общим Волшебством. Это, парень, факультет Тьмы. Факультет малефицистики, сиречь злоделания. Эвон оно как, Неясыть. Много про этот факультет и его декана толков ходило, да только ректорат – он же Белый Совет – все толки, что, мол, хорошо бы декана того – да на осину, да пятью колами проткнуть, а кости потом конями растягать, – Белый Совет все эти толки под корень. Равновесие, видишь ли, нарушать нельзя!» И Парри пренебрежительно фыркнул.

Неясыть потянулся, приподнялся на носки, норовя рассмотреть деканов. Один, два, три… восемь… десять, одиннадцать. Одиннадцать! Выходит, отстал от жизни старик Парри, нет больше никакого факультета Тьмы? Отчего-то Неясыть вдруг ощутил что-то вроде разочарования.

* * *

– Нет, нет, и не проси, Анэто. Не пойду никуда. Сколько можно себя на посмешище выставлять? Пусть вы даже и победители – разве так обращаются с побеждёнными? В честном бою?

– Если б ты и впрямь был побеждённым, я б с тобой вообще не разговаривал. Не нарушай обряда, выйди к народу.

– На посмешище!.. Хватит, навыходился! Делай со мной что хочешь, ректор Анэто, больше я тебе подчиняться не стану! Хочешь заточить – заточи, хочешь убить – убивай, всё лучше, чем насмешки ваши терпеть, Белые!

– Ты всего лишь ошибся в выборе цвета, – невозмутимо заметил тот, кого называли Анэто. – За ошибки нужно платить. И, согласись, что бы там ни утверждал достопочтенный Эвенгар Салладорский, бытие лучше небытия, куда отправились слишком уж ретивые его и твои соратники. Не глупи и выходи на площадь. Я не скрываю своих симпатий и антипатий, декан, но выйти ты обязан. Вспомни договор. Ты его подписал. Ты дал слово.

– Зачем тебе этот фарс, Анэто? – устало сказал собеседник ректора. – Ты упрямо именуешь меня «деканом», но что я за декан без факультета? Без студиозусов?

– Таков был договор, – последовал невозмутимый ответ. – Я не виноват, что к тебе никто не идёт. За все эти годы…

– Ну да, никто, никто не отдал мне своего шара, – проворчал декан. – Так никто и не отдаст!

– Пока дышу – надеюсь, разве не так? Ну, не нарушай клятвы, не надо, дурное это дело, декан. Примирись с судьбой. Выйди, постой, потом вернёшься обратно. Смотри, все уже на площади! Сейчас народ взволнуется – почему это и деканы все на площади, и проректоры – а нас с тобой нет?..

– Будь ты неладен, Анэто, – тяжело вздохнул говоривший с ректором. – Ладно, ступай вперёд, я следом…

* * *

«Одиннадцать, а вовсе не двенадцать, – продолжал думать Неясыть, разглядывая вальяжных магов. – Что мне этот Парри наплёл?..»

Как раз в этот миг горны смолкли и наступила тишина. Неожиданно на всей площади из-под белой арки гулко отозвались шаги – шествовал кто-то тяжёлый, мощный, шествовал медленно и торжественно. Люди замерли, вставая на цыпочки и стараясь как можно лучше разглядеть идущего.

Неясыть увидел высокую, на целую голову выше его самого, фигуру, до самых пят облачённую в чёрное. Каждый шаг сопровождался странным клацающим звуком, словно на ногах у идущего имелись самые настоящие когти. Глубокий капюшон скрывал лицо, виден был лишь подбородок – но при этом подбородок явно нечеловеческий, покрытый тёмно-коричневой чешуёй. Руки – по крайней мере на первый взгляд – ничем, кроме размера, не отличались от людских, правда, загадочный декан носил на них грубые кожаные перчатки с раструбами, несмотря на тёплый осенний день; человек – или существо – шагал, опираясь на длинный посох, опять же чёрный; навершие было украшено головой разинувшего пасть дракона, чьи глаза горели рубиновым огнём.

Декан встал отдельно от всех, оперся на посох и равнодушно опустил голову. Казалось, ему нет никакого дела до происходящего на площади.

Тем временем герольд начал громко выкрикивать названия факультетов, перечисляя кафедры; правда, имён деканов при этом вслух не произносилось.

Неясыть слушал вполуха. Ему это было неинтересно, он во все глаза смотрел на фигуру в чёрном. Зоркий парень даже с немалого расстояния сумел рассмотреть потёртости и кое-как поставленные заплаты на чёрном плаще, неловко приделанную перемычку на некогда треснувшее древко посоха, выкрошившийся перламутр зубов дракона…

…Факультет малефицистики герольд объявил последним, поименовав кафедры оборотничества, сиречь ликанотропии, некромантии, вампиризма, ведовства ядовитого и каких-то непонятных Чёрных Бездн.

На этом представление Академии закончилось. Из молчаливого строя магов вышел невысокий, стройный человечек в элегантном бирюзовом плаще с переливами. В руке он держал мощный белый посох, почти что боевой шест, увенчанный сверкающим адамантом.

– Ректор, ректор… – зашелестели голоса вокруг Неясыти.

– Ученики мои!.. Да, да, именно так обращаюсь я к вам, хотя ни один из вас ещё не может перешагнуть порога нашей благословенной Академии, – зазвучал над площадью неожиданно сильный, хорошо поставленный голос. – Сила призвала вас, и вы пришли на зов. Вы пришли, чтобы совершить выбор и, пройдя тяжкие испытания учением, стать теми, кто помогает людям, не делая различий между лордом и простолюдином, истинно верующим или язычником, коему ещё предстоит постичь всю благость Истинной Веры. Вы пришли сюда, потому что понимаете – подобно тому, как нуждается в огранке драгоценный камень, так и ваши таланты, никем не подвергаемые сомнению, подлежат такой же обработке. Не сомневаюсь, ученики мои, на этой площади есть люди, что и так умеют вызвать дождь или отогнать непрошеную градовую тучу от виноградников, есть те, что разведут костёр в любую погоду или даже смогут заставить уняться небольшой пожар. Всё это так. Магия – великий дар богов, тех Древних Богов, благость коих признавал и Спаситель, да святится имя Его во веки веков!.. – Площадь ответила согласным негромким выдохом. Ректор сделал паузу и продолжал, обведя взглядом склонившиеся головы: – Не стану утомлять вас долгими речами, ученики мои. Меня вы ещё успеете наслушаться. – Он позволил себе улыбку, и площадь с готовностью хохотнула. – Последуйте велению ваших сердец. Приблизьтесь к деканам тех факультетов, студентами которых вы хотели бы стать. Отдайте им шары с вашими именами. И мы узнаем, совпал ли ваш выбор с выбором Силы. Как всегда, я молю Спасителя, чтобы никто не ушёл с этой площади в слезах и отчаянии. Приступайте же, ученики мои, и не торопитесь! Никто не уйдёт с площади прежде, чем последний ученик отдаст свой шар. Не бойтесь, что на избранном вами факультете до вас окажется слишком много студентов и вам поэтому откажут. Не толпитесь, не толкайтесь, чинно и мирно, как и положено ученикам, подходите к вашим деканам!

Ректор поклонился толпе и аккуратно ступил назад. Люди на площади немедленно взволновались, мимо Неясыти замелькали бока и спины устремившихся вперед самых нетерпеливых; Неясыть же даже не пошевелился. Взор его медленно двигался по цепочке магов; он видел, как первые шары перешли из потных от волнения ладоней аколитов в холёные руки деканов и – о чудо! – шары начали медленно подниматься над головами волшебников, повисая в воздухе, плавно вращаясь и посверкивая в лучах утреннего солнца. Толпа зевак вновь разразилась аплодисментами.

Неясыть знал, что сейчас ещё ничего не решается. Лишь когда оживёт чудовищная машина магов, машина, питающаяся волшебством, и начнётся проверка выбора – вот тогда и придёт пора волноваться.

Сделавшие своё дело ученики отходили в стороны, толпа как-то сама собой отхлынула назад, прижимаясь к стенам домов. Вокруг Фесса, что по-прежнему крутил в руках свой шарик, образовалось пустое пространство.

– Сын мой, ты в замешательстве? – ласково окликнул парня кто-то из деканов. – Следуй своему сердцу! Не раздумывай долго, не пытайся угадать!

– Ладно, – проворчал Неясыть себе под нос. И медленно пошёл вперёд.

– Смотри, как идёт, – шепнул мастер огня мастеру Алхимику. – Точно стелется.

– Думаешь, он из Храма? – так же шёпотом ответил Алхимик, маленький и скрюченный, с многочисленными кислотными ожогами на руках.

– Едва ли. Его нашёл Парри с Северного Клыка, паренёк явно заслан сюда магическим образом, но почему и зачем… Послушай, ты что, не был ни на Конклаве, ни на последнем Совете?

Алхимик смущённо потупился.

– Ты и так знаешь, что меня там не было, зачем переспрашиваешь? Я слышал, что мальчишку решили взять, потому что Закон ученичества нерушим, слышал, что с ним приключилась какая-то странная история – вроде бы он памяти лишился…

– Лишился! – Мастер огня хмыкнул. – Лишиться-то он её лишился, да только уж больно как-то странно. Не утрачен ни один из базовых навыков, не утрачено понимание структуры общества, не утрачено… да проще сказать, что не помнит он только себя – откуда он, где родился и как попал сюда. Что-то мне это не слишком нравится, Алхимик. Ты что же, так и не удосужился прочесть мнение Кевиа?

Маленький декан презрительно фыркнул.

– Никогда не считал себя обязанным знакомиться с мнением этого напыщенного ничтожества!

– А зря, Алхимик. Он говорил дело. Он предположил, что мы имеем дело с Тьмой.

Алхимик вздрогнул, однако тотчас же овладел собой.

– Этот святоша всегда был горазд всех запугивать, – ворчливо бросил он. – У страха, как известно, глаза велики.

– Хорошо бы это было так, Алхимик.

– Лучше всего, конечно, было б этому парню отказать, – задумчиво проворчал маленький декан. – Установить слежку, и…

– Ну разумеется! – Огневик раздражённо поморщился. – Ты считаешь и Совет, и Конклав полными тупицами? Разумеется, это было б наилучшим решением. Ждать, не допускать до магии… Кто знает! Но бедняга Парри так рвался прочь со своего Клыка… что несколько поторопился.

Их разговор невольно прервался. Неясыть оказался возле выстроившихся в ряд деканов.

– Бьюсь об заклад, достанется он тебе, – шепнул коллеге Алхимик. – Глазищи эвон какие бешеные.

– Погоди, – так же шёпотом ответил мастер огня. – Может, ещё и…

Он осёкся. Потому что Неясыть, миновав спокойным, плавным шагом всех одиннадцать деканов, остановился лишь возле двенадцатого. Облаченного с головы до ног в чёрное и с чёрным посохом в руке.

Шеренга разодетых в яркие и праздничные цвета деканов замерла. Алхимик и Огневик выпучили глаза, глядя, как парень медленно протянул руку и его шар, донельзя странный шар, без определённого цвета и имени, неторопливо воспарил над головой облачённого в чёрный плащ волшебника.

Фигура с посохом пошатнулась. Дрогнувшая рука в чёрной перчатке поднялась.

– Посмотри на меня хорошенько, сынок, – прогудел низкий голос. – Посмотри на меня хорошенько, прежде чем принимать решение! Посмотри – и я верну тебе твой шар!..

Длинные скрюченные пальцы резким движением сорвали капюшон – и по площади прокатился тяжкий вздох, и притом отнюдь не облегчения, а застарелой, подсердечной ненависти.

Несомненно, перед Фессом стоял не человек. Высокий заострённый череп, совершенно голый, покрытый коричневатой чешуёй, чем-то напоминавшей змеиную; глубоко посаженные жёлтые глаза обрамлены были какой-то мягкой бахромой, чем-то вроде крошечных щупалец. Подбородок сильно выдавался вперёд, однако зубы в безгубом тонком рту, как раз напротив, были очень сходны с людскими. Безбровое лицо, казалось, не имело возраста – ни морщин, ни отвисшей кожи, ни иных следов прожитых лет.

Жёлтые глаза вбуравились в лицо Неясыти.

– Иди, иди своей дорогой, мальчик, – прогудело существо. – Будем считать, что ты просто…

– Я не ошибаюсь, – негромко, но твёрдо ответил Неясыть. – Возьми мой шар.

С этими словами он повернулся спиной к волшебнику в чёрном и мерным, спокойным шагом двинулся к краю площади.

Никто из деканов не шелохнулся. А чародей с чёрным посохом отчего-то низко склонил голову, глядя себе под ноги; казалось, он просто в отчаянии.

Некоторое время на площади царила страшная тишина. Люди отшатнулись от Неясыти, словно от зачумлённого; на пятьдесят шагов вокруг него не осталось ни одного человека.

– Отдал свой шар Тёмному!.. Хочет присягнуть Тьме!.. Да полноте, человек ли это?!.. – донеслось до его слуха.

Наступила томительная пауза. Надо отдать должное магам Академии – своей растерянности они не выказали ничем. Ну отдал один из неофитов свой шар декану факультета малефицистики, ну и что из того? Всякое случается, на то и существует факультет, чтобы на нём учились студенты…

И голос ректора казался ничуть не потревоженным, когда он заговорил вновь:

– Ученики мои, вы совершили свой выбор, и настало время узнать решение Великой Силы. Давайте же вознесём молитву Спасителю, дарителю жизни и благ, чтобы каждый, пришедший сегодня на эту площадь, обрёл бы просимое!..

Молиться Неясыть не умел. Парри пытался втолковать ему Символ Веры и заставить вызубрить пару-тройку общеупотребительных молитв, однако Неясыть только мотал головой. Он – свободен. Нет богов, кроме ожидающей каждого человека Смерти, а все те, кого принято называть богами, – это, по нынешнему разумению Неясыти, просто очень сильные маги, сумевшие взобраться на самую вершину.

Люди вокруг него на разные лады затянули молитву. Неясыть вновь ощутил на себе злобные взгляды – он, похоже, ещё и язычник или, хуже того, еретик, если не схизматик!

– Что он делает? – одними губами сказал Алхимику мастер огня. – Мало того, что отдал шар Тёмному, так ещё и не молится! Он что, дурак?..

– Кевиа ошибся, – столь же тихо отозвался низкорослый декан. – Если бы этот молодчик пришёл из Тьмы, будь уверен, он пошёл бы к святошам и молитвы, не сомневайся, знал бы лучше Папы Аркинского.

– Может, на это и расчёт? – продолжал сомневаться Огневик.

Алхимик хотел что-то ответить, но в этот миг короткая молитва кончилась. Ректор медленно поднял широко разведённые в стороны руки, и всем, собравшимся на площади, показалось, что сам чёрный камень вздрогнул от пришедшей в движение исполинской Силы.

– Выходи, – Алхимик толкнул коллегу в бок.

Однако мастер Огневик, декан факультета стихии огня, в напоминаниях не нуждался. Волшебник сделал несколько шагов вперёд, и вместе с ним поплыла разноцветная пирамида шаров с именами, покачивавшаяся в воздухе у него над головой. В следующий миг чародей сделал резкое движение своим посохом, точно косой, – и словно бы лопнул незримый обруч, удерживавший шары все вместе. Алые, оранжевые, жёлтые, белые, малиновые, бордовые, кроваво-красные, охристые – шары всех оттенков красного и жёлтого цветов, среди которых, правда, встречались и светло-зеленоватые и голубые, и даже синевато-стальные, медленной чередой поплыли через площадь, прямо в руки тех, чей выбор совпал с выбором Силы.

Толпа разразилась воплями. Кто-то радостно орал, подпрыгивая и размахивая руками, кто-то, напротив, падал прямо на чёрный камень, не в силах сдержать рыданий. На сей раз в отношении огненной стихии выбор Силы в основном проявился через цветность. Красный – цвет пламени – редко превалировал среди отданных мастеру Огневику шаров. Примерно раз в двадцать лет, не чаще.

Следующим настала очередь Алхимика. С ним вышла совсем иная история, цвет его шаров варьировался от опять-таки немногочисленных красных до столь же редких фиолетовых; нельзя было сказать, что у какого-то из цветов здесь преимущество.

Один за другим деканы выходили вперёд. Разноцветные веера шаров плыли через площадь, прямо к жадно тянувшимся за ними рукам. Ничего не скажешь, маги придумали нелепую, но яркую и зрелищную церемонию. Понятно, почему она не приелась простым обитателям Ордоса даже за все эти долгие годы.

Лица деканов оставались приятно-спокойными, ни один не расстался с любезной, чуть виноватой улыбкой – мол, хотели бы взять всех, но, увы, закон есть закон. Как и положено, отсеивалась, не получив своих шаров назад, примерно треть аколитов. У остальных шары превращались в изящные браслеты, охватывающие левое запястье. Имя оставалось на поверхности, так, чтобы его легко можно было прочитать, даже бросив на браслет лишь мимолётный взгляд. Те, кому не повезло, уныло тянулись прочь с площади, и люди в переулках поспешно расступались, кланяясь даже и неудачникам с неложной почтительностью.

Обладай Неясыть слухом настоящей совы, он, быть может, и сумел бы уловить быстрый шёпот Кевиа, декана «священного» факультета, обращённый к ректору:

– Милорд, может, ещё обойдется… вдруг да не совпа…

В этот самый миг тот, кого деканы и народ называли Тёмным, наконец-то, в свою очередь, шагнул вперёд. На сей раз его уродливая, полузмеиная голова была высоко поднята, нечеловеческие глаза горели яростно-жёлтым огнем, в горле клокотало. Чёрный посох описал стремительную дугу, и казалось, конец его оставляет в воздухе быстро гаснущий след какого-то тёмного пламени. Бесцветный шар, на котором не было никакого имени, поплыл через площадь; люди затаили дыхание. Однако он не исчез, подобно шарам других неудачников. Он намертво лёг в подставленную ладонь Неясыти, тотчас же обернувшись положенным по уставу Академии браслетом. Правда, цвет теперь стал другим – и притом именно чёрным, под стать одеянию и посоху декана.

Площадь дружно вздохнула. Декан факультета священной магии, милорд Кевиа, побледнел и пошатнулся, так что ректору пришлось чуть ли не подхватить толстяка под руку.

Несколько мгновений показались собравшимся часами – прежде чем ректор сумел овладеть собой (он всё-таки недаром занимал эту должность!) и не начал положенную традицией Прощальную речь.

Его голос не дрожал, слова лились плавно и гармонично, и Неясыть невольно почувствовал к нему уважение. Этот человек умел проигрывать. Неясыть не мог пока что понять, почему ректор считает себя проигравшим, но ошибиться в оценке он не мог. Неужели его настолько боятся?.. Что ж, в своё время он узнает, почему и за что.

А Прощальная речь всё длилась и длилась, и неудачники, до сих пор не покинувшие чёрную площадь, невольно поднимали головы и распрямляли ссутулившиеся плечи. Ректор обращался именно к ним, а вовсе не к успешно прошедшим через выбор. Он говорил, что всё может измениться – если изменятся они сами. Пусть они возвращаются в родные места, пусть вновь встретятся с теми, кто признал их годными для учёбы в Академии, пусть научатся смотреть в глубь себя чуть-чуть отчётливее, чем сейчас, и тогда они смогут вернуться.

В продолжение всей этой пылкой тирады Неясыть стоял неподвижно, глядя прямо перед собой. Получив обратно свой шар, он тем самым стал неприкосновенен для остальных обитателей Ордоса, в том числе и для принятых в Академию аколитов – дуэли между «своими» были строго-настрого запрещены – иначе не миновать беды: взгляды, бросаемые на него новоиспечёнными студиозусами, были куда как неласковы.

Наконец ректор закончил. Деканы разделились, сзывая каждый к себе свои факультеты. Всего на площади осталось около трёх сотен человек, достаточно быстро поделившихся сейчас на отряды примерно по три десятка человек в каждом, где-то чуть больше, где-то чуть меньше; подхваченный всеобщим движением, слитый с толпой – и вместе с тем совершенно, наглухо от неё отделённый чёрным браслетом на запястье – Неясыть оказался выброшен, словно бревно-топляк на низкий берег, к самым ступеням, на которых стоял Тёмный.