Не требовалось никого спрашивать, чтобы понять – это везли с космодрома первую партию переселенцев. Под своими куполами они совсем забыли, как выглядит голубое небо и что такое обвевающий лицо ветерок. В их глазах я читал такую безмерную, неутолимую жадность и счастье, что стало даже не по себе. Эти поверят всему, что им напоёт Дариана, только бы убедить себя, что они имеют все основания спихнуть в море прежних обитателей планеты.

Колонна, казалось, не имела конца, она заполонила весь проспект. Грузовики пёрли нагло, без стеснения обдирая бока случайно застрявшим у поребрика легковушкам. Вереница автобусов тянулась к морю – видимо, новоприбывших везли в большие отели на набережной – «Кайзер», «Кронпринц» и «Эрцгерцог», построенные перед самой войной, когда акулы туристического бизнеса Империи сочли, что Новый Крым достаточно безопасен для аристократии из «стержневой нации». Продвигалась колонна медленно, то и дело приостанавливаясь.

Я прошёл вдоль череды машин два квартала, когда она окончательно встала. Двери открылись, люди высунулись наружу – пока ещё неуверенно и даже как-то робко, не без настороженности поглядывая на небо: видать, ещё не привыкли жить без надёжного купола над головами.

Немногочисленные прохожие (всё большей частью пожилые) косились на новоприбывших, как я и предвидел, с недоверием и опаской.

Когда-то я очень любил Екатеринку. Её застраивали, когда Новый Крым был ещё свободен, но уже достаточно богат, когда ползуны и октопусы с рыбоферм стали исправно превращаться в звонкую имперскую монету. Примитивные бараки первых лет освоения снесли, и вместо них поднялись изящные двух-трёхэтажные здания, чем-то напоминавшие старую Москву, какой её рисовали художники девятнадцатого века. Нижние этажи сплошь занимали магазинчики и маленькие рестораны, широкие тротуары засадили деревьями, устроили фонтаны. К Екатеринке примыкал ещё один проспект – Петра Великого, его строили по образу и подобию Невского в Петербурге.

Я шагал и шагал – мимо закрытых дверей, опущенных железных жалюзи, и только фонтаны пока ещё весело и беззаботно журчали, знать ничего не зная о людских бедах.

Декоративная брусчатка Екатеринки кончилась, проспект упёрся в морскую набережную, вознесённую метров на двадцать над пеной прибоя. По правую руку от меня остались Северная и Южная бухты, битком забитые промысловыми траулерами и плавучими рыбозаводами; впереди лежал только океан.

Я повернул налево, вновь зашагал, стараясь придать себе максимально деловой и озабоченный вид. Хотелось пройтись медленно, впитывая и наслаждаясь каждым лучом, отражающимся от беломраморного парапета; но нельзя, ответственные работники так не ходят, это только возбуждает нездоровый интерес патрулей.

Впереди поднималась многоэтажная громада «Кайзера», и в своё время весь Новый Севастополь стоял в пикетах, требуя запретить строительство «этого уродства, губящего неповторимый архитектурный ансамбль города». Правда, протесты утихли после того, как компания перечислила очень большие средства в городской бюджет – никто из чиновников не польстился на втихую предлагавшиеся конверты с более чем солидными суммами.

У отеля густо роились переселенцы. Длиннющая гусеница автобусов здесь заворачивалась кольцом, отрыгивая груды кофров и орды ноющих детей. Я поймал себя на неприязни и устыдился. Эти бедолаги жили в жуткой тесноте под куполами жизнеобеспечения, пили регенерированную воду и дышали регенерированным воздухом. По нашим меркам, они «зашибали сумасшедшие деньги», но что такое деньги по сравнению с радостью броситься в набегающую тёплую волну?..

Коренастый мужчина, с окладистой чёрной бородищей, делавшей его похожим на Карла Маркса, стоял у парапета, пыхтя толстенной сигарой. Рядом с ним возвышалась пирамида потёртых кофров из ребристого алюминия, на кофрах восседали две чернявенькие девочки-двойняшки, а бледная, измождённая женщина старалась согнать в кучу троих мальчишек-погодков.

– Приветствую на Новом Крыму, – я протянул бородатому руку. Само собой, я заговорил на общеимперском.

– Спасиб… – отозвался он, отвечая крепким рукопожатием. – А т… народ ваш н… нас коситс… нехорош…

У него был странный акцент, проглатывались гласные на конце слов.

– Всё будет нормально, – я постарался улыбнуться как можно приветливее. – Вы сами-то откуда?

– Одиннадцатый сектор, планета Борг, – бородач явно сделал над собой усилие, стараясь выговаривать слова медленно и правильно.

– Борг… урановые руды?

– Угу, – мой собеседник криво хмыкнул. – Ни воды, ни черта. Одна радиация, туды её в качель. Пыльные бури. Ветра такие, что только в танках ездить можно. Человека в полном скафандре уносила, мож… представить себе, нет?

– Могу. Меня Александром зовут.

– Оч… приятно. А меня – Дэвидом. У вас тут, я смотрю, красиво. Благодать, туды её в качель. А у нас, йохер-нахер… Ну ничего. Теперь мы тут у вас будем.

– А вы как сюда…

– Навсегда, Александер, навсегда, – мой собеседних утробно захохотал. – Не зря, туды её в качель, я лёгкие в шахте выблёвывал! Не зря свинцом хер оборачивал! Выпал нам таки счастливый билетик! – глаза у него странно заблестели. Сигара у него была явно не с простым табачком.

Я вежливо кивал, не перебивая. Пусть говорит. Иногда такое может дать больше, чем все агенты Конрада, вместе взятые.

– Выпал нам, грю, билетик счастливый! Приехали сюда к вам измену выкорчёвывать! Вы тут, йохер-нахер, зажрались вконец, тольк… ты не обижайс… ладн…?

– Да что ты, Дэвид, что ты, – я успокоительно похлопал бородача по плечу. Пусть говорит. Что бы ни сказал.

– Зажрались, говор…! – рявкнул тот, обдав меня ядрёным табачным ароматом. – Вы тут изменом изменить решил…! А почему? Потому шт… жили слишком хорошо! Вам-то не понять, каково это – в шахте по двенадцать часов, да в скафандре, потому шт… иначе сразу каюк!

– А вы уехать разве сами не могли? – поддержал я. – Неужто вас Империя там насильно держала?

– Х-ха! – бородатый Дэвид аж руками всплеснул, словно призывая всех в свидетели моей потрясающей наивности. – Конешн… силком! Ссыльные мы там все были, Алекс, спецпоселенцы! За грехи дедунь да папашек расплачивались. Деньги, конешн… платили, не без того. Можешь скопить да выкупиться на свободу. Да только как там скопишь, если за каждую каплю воды платишь, как за жидкое золот…?! Помыться раз в неделю – праздник. Да и то, вся вода – регенерированная. Детишки болели, лейкемия, саркомы – что твой насморк. А почему? А потому, что на всех скафандров детских не укупишь.

– А это все твои, Дэвид? – я кивнул в сторону близняшек.

– Мои, – с мрачной гордостью подтвердил бородач. – Тоже… наш общий грех. Аборты запрещены. Кондомов в аптеках не купить! Не говоря уж о таблетках.

– А почему же, почему?

– Да всё потому же! – рявкнул мой собеседник. – Кто ж уран добывать-т… станет, а?! Я сам на Борге родился. Дедулю моего, старого хрыча, туда упекли за невосторженный образ мыслей. Так вот, ежел… у тебя детки рождаются, с тебя часть срока списывают, у кого он был, а кто на планете проклятущ… родился – тому на счёт денег подбрасывают. Был у нас один такой – десятерых родил и выкупился.

– И с детьми уехал?

– Х-ха! Держи карман ширше! – презрительно фыркнул Дэвид. – Ежели ты выкупаешься и много детей у тебя, то одног… самое меньшее, оставь. У тог… парня, с его десятерьми, двоих потребовали. Мальчишку и девчонку.

Меня передёрнуло. Да полноте, имеет ли право на существование такая Империя?..

– Г-гады, – выдохнул бородач, сжимая пудовые кулаки. – Сволочи. Ну да ничег… Вырвались мы с-под тех куполов, навсегда вырвались! Спасиб… товарищ… Дарк за то, освободила она нас. Порвём теперь Империи глотк..! А то, понимаешь, пока мы там гнили, ваши тут с врагами сговориться пытались!

– Так что ж, Борг теперь просто опустеет? – я игнорировал опасные темы насчёт гниения и сговора с врагами.

– Не-ет, зачем пустеть? Где ещё такие богатые руды найдёшь? Стране нашей уран надобен! Куда ж без урана? Как от имперцев отбиваться станем?.. Только ведь вахтами там попахать за дело свобод… совсем не то, что раньш… И если знать, что малышня моя в море плещется… – бородач закатил глаза и ощерил зубы в ухмылке. – Ничё, ничё, мы тут у вас порядок-то наведём.

– А это как? – полюбопытствовал я.

– Ну, как! Перв… – наперв… – всех предателей – в лагерь! А ещё лучше – к нам, на Борг. Пускай поработают, вину свою искупят. А мы пока в их особнячках да квартирках поживём. Эвон, у вас ванные больше, чем у нас спальни были! По три-четыре толчка, это где ж видан…?! Мы, йохер-нахер, заслужили. Детскими могилками всё оплатили! А? Что молчишь? Скажи, оплатили или нет? А?

– Да, конечно, конечно, – я постарался улыбнуться и покивать как можно убедительнее. – Ты не сердись, Дэвид. Я ж просто так спросил.

– Ничег… ничег… – прихмыкнул тот. – Радуюсь я просто, Алекс. Что из той смерти выбрались. Что Дариана нас спасла, что заживо не гниём теперь. Что теперь хоть на море да на солнышко посмотрим. Даже умирать, коль придётся, не так хреново будет. Потому как знаем, за что драться станем.

Я опять покивал.

Дэвида кто-то окликнул от входа в «Кайзер».

– Ну, бывай, Алекс, – бородач протянул мне ладонь, шириной больше смахивавшую на лопату. – Пора мне. Покуда тут устраиваемся, потом уж по квартирам разместимся. Эй, Саманта! Детей быстро взяла и пошли!

Бледная, до срока постаревшая женщина поспешно и мелко закивала, хватая девочек в охапку. Мальчишки тоже подскочили к ней, кроме одного, который, простодушно расстегнув штаны, мочился с парапета прямо в синий, коронованный белою пеной прибой.

Я стиснул зубы и отошёл.

* * *

– Кошмар, – простонал отец, хватаясь за голову. – Я предполагал, что дело скверно, но чтоб настолько… Конечно, эти несчастные с Борга за Дариану всем глотки перегрызут. И кем мы окажемся, если выступим против них? Мол, несчастных детей, от радиации погибающих, не пожалели, оттолкнули?!

– Если Новый Крым заполонят такие, как этот Дэвид, тут очень скоро не за что станет сражаться, – холодно проговорила мама. Она застыла, скрестив руки на груди, словно изваяние Возмездия. – Да, у них была ужасная жизнь. Жизнь, недостойная человеческого существа. Но сейчас они вырвались оттуда и, похоже, потеряли рассудок.

– Как там говорилось в далёком прошлом? «Понаехали тут…», – пробормотал отец.

– А что ты предлагаешь делать с гостями, которые гадят у тебя на ковёр, срывают картины со стен и бьют посуду? – обрушилась на него мама. – Кто был бы против принять детей с того же Борга? У нас санаториев бы хватило. Да и места ещё многим хватит! Только если они вести себя станут соответственно.

– Да таких уже поздно, Тань, воспитывать. Честное слово, поздно. Только если вот детей у них отобрать и поместить у нас в интернатах. С лучшими учителями, психологами, священниками… Глядишь, и помогло бы. А так – они вырвались из-под куполов, свобода, эх, без креста! Хочешь помочиться в море – мочись! А что, заслужили! Как этот, как его, Дэвид, выразился? Детскими могилками всё оплатили? Вот сейчас они и станут Новый Крым другими могилками покрывать. Нашими могилками. Спасибо дорогому товарищу Дариане за наше счастливое детство. Знала, ехидна, куда иглу отравленную воткнуть!

– Я уверен, что Дарк специально отбирала самые… выдающиеся экземпляры, – я поднялся, тоже подошёл к узкому оконцу верхнего бункера, где мы устроили очередной семейный совет. – Убивает сразу двух зайцев. Во-первых, формирует запасную гвардию. Во-вторых, провоцирует нас. Не знаю, но мне этому мальчишке, писавшему с парапета, ужасно захотелось надрать задницу. Как минимум. У других, не столь выдержанных, могут возникнуть и более радикальные желания. И всем ведь не объяснишь, что эти несчастные не виноваты, что жизнь у них была такая…

– Какая б жизнь ни была, это не повод становиться скотами! – резко отрубила мама.

– Ну, пока что они и не ведут себя, как скоты, – вступился за переселенцев папа.

– Когда поведут, будет поздно, – отрезала мать. – Их просто поднимут на штыки, а Дариане только этого и надо. Она не остановится перед геноцидом на Новом Крыму, подобно тому, что её «матки» устроили на Омеге-восемь.

– А как же эти, с Борга? – попытался оспорить папа.

– Ты думаешь, это её остановит? – мама презрительно усмехнулась. – Да это даже лучше! Это легко можно будет свалить на нас, новокрымчан. А желающих выбраться из-под куполов, не бойся, меньше не станет. Зато какие выгоды! Прекрасная планета, свободная от не шибко расположенного к Дариане населения. Все пищевые ресурсы в её полном распоряжении. Плюс избыток воды и тепла, необходимых, чтобы выводить новых «маток».

– И что же делать? – как-то беспомощно развёл руками папа.

– Во-первых, мне кажется, надо дать знать Валленштейну, – сказал я. – Пришла пора наведаться на бывшую базу «Танненберга». Каптенармус Михаэль должен находиться там.

– Предположим, мы дадим им знать. А что потом?

– А потом, пап, продолжим то же, что начали. Дариана дважды уходила от нас. В третий раз ей это не удастся.

– Блажен, кто верует, – проворчал отец. – Она ведь ещё и биоморф… Мне вот всё не даёт покоя вопрос – сама-то она об этом знает?

– А она может ни о чём и не догадаться, – заметил я. – Предположим, она ничего не подозревает. Так ведь и я ни о чём не подозревал, когда в первый раз выбрался живым из резервуара Дарианы. Мало ли что! Мало ли как, вот выбрался, и всё тут. Невкусным оказался. Или запах у меня какой-то не такой. Можно придумать миллион объяснений. Дариане совсем не обязательно впадать в шок. Она так давно возится с биоморфами, что вполне могла себя успокоить, мол, «пропахла уже вся ими, вот и не тронули».

– Гм, резонно, – кивнул отец. – Мы, конечно, продолжим поиски.

– Я б на это не слишком рассчитывала, – покачала головой мама. – Третий раз Даша не попадётся. Пуганая. И опытная. Сейчас главное – найти её резервуары, буде таковые ещё есть. Твоя, Рус, мысль о геноциде… что-то мне не нравится, настолько она логична. Уж лучше б тебе ошибиться, сам понимаешь. Кстати, Юра, где сейчас Зденек?

– Завербовался в новую полицию Нового Севастополя, «антитеррористическое отделение». Стоило это уймы денег, но…

– Пусть отчитается, на что их ориентируют. Если Дариана готовит-таки массовое устранение оппозиции…

– То может и не воспользоваться недавно набранными на неблагонадёжной планете сотрудниками. У неё хватает верных псов.

– Тем не менее. А пока – Руслан прав, надо отыскать Михаэля…

Пока что на Новом Крыму царили тишь, гладь да Божья благодать. «Прямое федеральное правление» заставило очень и очень многих стиснуть кулаки, назревал всегдашний «конфликт поколений» – множество мальчишек и девчонок вступило в интербригады и даже слушать ничего не хотело против своего кумира, товарища Дарианы Дарк. Тем не менее монорельсы ходили, самолёты летали – планета изо всех сил пыталась жить «нормальной жизнью», хотя, конечно, это были напрасные попытки.

Вновь воспользовавшись плодами мимикриционных технологий, имея на шее подлинный имперский чип на чужое имя, я уже безо всяких пролезаний и перелезаний прибыл в Новый Севастополь. Автобус остановили на блокпосту, долго и нудно проверяли всех пассажиров – девчонки из интербригады плохо умели обращаться со сканером и базой данных, каждый запрос занимал чуть ли не по пять минут – но в конце концов всех пропустили. Мой жетон никаких вопросов не вызвал.