Специальный отдел в династии занимался массовой культурой – фильмами и книгами, которые расходятся среди миллионов людей и незаметно превращают их в народ, в культурную нацию, где женщин и детей обижать нельзя, где книга – предмет если не первой, то второй необходимости, где образование ценно – и не только высокой будущей зарплатой, а просто более умным и гуманным подходом к миру. Именно массовая культура влияет на эволюцию основных нравственных критериев в обществе и уменьшает противоречия в нём.
Отдел общих проектов называли неофициально Отделом счастья: он искал критические, больные места человеческой цивилизации и думал, как их можно вылечить. Отдел счастья занимался всем – от решений проблем шахтеров Титана до помощи бедным одиноким матерям.
Решение, за которое нужно было платить, но которое восстанавливало справедливость – тем самым увеличивая популярность династии Гринвич, – рассматривалось как хорошее. Самоокупаемое достижение справедливости считалось отличным решением, но выше всего ценился вариант, когда торжество справедливости приносило прибыль.
Никки тоже очень много работала. Эта работа часто была неприятной и тягостной.
– Мне жаль, что твой отец умер, Дитбит.
– Не нужно тебе говорить о моём отце. Чего ты хочешь, королева Гринвич?
– Согласно традиции и общим стереотипам мы должны быть смертельными врагами. Я хочу разрушить стереотип. Не хочу быть твоим другом, но и не хочу быть твоим врагом. Я обещала твоему отцу, что не буду мешать твоей династии. Подтверждаю свои слова: я не хочу войны, нам всем нужен мир. Даже недружелюбный.
– Ты вызываешь во мне ненависть.
– Ты стал королём. Политики не могут позволить себе такую роскошь – ненавидеть.
– Ты виновна в смерти моего отца!
– Ты знал его лучше меня и понимаешь, что свою судьбу он выбрал сам, я была лишь камнем на его дороге. Перешагнул бы он меня – споткнулся бы на другом.
– Ты умеешь красиво говорить!
– У тебя осталась мать. Братья и сестры. У меня не осталось никого. Я не хочу, чтобы чьи-то родители погибали. Поэтому я протягиваю тебе руку не дружбы, но мира.
– Я не буду пожимать твою руку. Но я подумаю над твоими словами.
– Спасибо. Это гораздо важнее рукопожатия.
И ещё Джерри и Никки учились – много и целенаправленно. Джерри осваивал социоматематику и множество других наук, стремясь перейти на уровень, когда он не просто сможет разбираться в теории отца, но и сумеет развить её дальше. Никки было ещё сложнее, потому что королеве приходилось учить слишком многое, в том числе – экономику и юриспруденцию.
Возведение Гринвич-Сити и порядки в нём служили пищей для многих дискуссий в среде экспертов, политиков и журналистов.
По традиции, раз в году королева Николь давала большое интервью независимому тиви-каналу Тимоти.
В этот раз в двух мягких студийных креслах сидели только королева и сам глава тиви-канала. Никки была одета в тёмный брючный костюм; он был обманчиво аскетичен, но почему-то его хотелось рассмотреть повнимательнее. Хрустальные волосы королевы сверкали под яркими студийными лампами. Тим был одет в свободную рубашку и летние светлые брюки. В его лице уже проступала пожилая худоба, но он, как всегда, был раскован и дотошен:
– Некоторые эксперты называют политическое устройство Гринвич-Сити новой ноократией, другие – прообразом общества, где всю власть захватили коварные учёные.
Королева Никки усмехнулась:
– Глупости. Власть должна быть водопроводчиком в обществе. Правители или менеджеры должны не властвовать над думами и жизнями, а обеспечивать подвод ресурсов и отвод отбросов. Заставлять учёных управлять государством – значит не уважать их и подвергать риску дисквалификации как учёных и как интеллектуалов. Единые для всех законы принимаются в ООН; принуждением к соблюдению законов занимаются полицейские и судьи, а вот профессия государственных чиновников себя попросту изживает.
– А они знают про это?
– Уже знают. Интеллектуальные программы начинают активно вытеснять управленцев низшего и среднего звена. Искусственный интеллект сам успешно анализирует потребности людей и предлагает решения, отвечающие интересам большинства – будь то постройка дороги или новой электростанции. Каждый человек может инициировать общественный проект. Компьютерные сети собирают мнения всего населения об этих проектах гораздо эффективнее редких демократических выборов. Даже существование важных государственных учреждений вроде академий наук, космических баз или систем здравоохранения уже зависит не столько от национальных чиновников, сколько от законов ООН, которые предусматривают обязательный уровень финансирования науки, экологии и медицины.
– Итак, вы хотите отменить важнейшую ветвь государственной власти – исполнительную, оставив только законодательную и судебную?
– Совершенно не важно, чего хочу я, важно – чего хотят люди. Я ничего не отменяю, просто вижу, что исполнительная власть быстро усыхает за ненужностью. Мои эксперты оценивают период полураспада бюрократического аппарата в пять лет.
– То есть через десять лет число чиновников будет в четыре раза меньше, чем сейчас?
– Да! Число менеджеров частных корпораций сократится ещё быстрее: акционеры охотно голосуют за решения, которые уменьшают расходы.
– О боги, вы сейчас нанесли всему корпусу управленцев могучий удар! Завтра приём в университеты менеджмента резко упадёт.
– Профессии приходят и уходят – такова жизнь. Кому сейчас нужны каюры собачьих упряжек?
Тимоти удивлённо покрутил головой.
– Теперь расскажите, Никки, что за войну вы объявили патентам? Про неё все шумят, но из этого шума понять ничего нельзя.
– Патентное право душит прогресс, как хорошая удавка. Шагу нельзя ступить, чтобы не попасть в чей-то патент, как в капкан. Разработчики новых конструкций, технологий и программ связаны по рукам и ногам. Я считаю, что систему патентов нужно ликвидировать.
– Сломать?
– Опять вы про топор! Надо не ломать старые системы, а плавно вытеснять более новыми и эффективными. Поэтому Независимая академия и научные центры династии Гринвич учредили Конвенцию открытого авторского права.
– И в чём оно заключается, это открытое право?
– Оно разрешает использовать все опубликованные работы наших учёных и изобретателей совершенно свободно. Каждый сможет продолжать наши теории, создавать на их основе свои конструкции и выходить с ними на рынок – без всяких согласований с нами.
– И какая вам от этого выгода?
– Если вы сумели заработать деньги на наших идеях, то в конце года вы должны перечислить Академии или научному Гринвич-центру один процент того дохода, который вы получили от продажи товаров на основе наших технологий.
– Всего один процент?
– Да. Для предпринимателей – мелочь, а для учёных – немалая сумма. В результате наука удвоит, а то и утроит своё финансирование и сделает новый рывок вперёд – которым снова все смогут воспользоваться.
– То есть вы считаете, что, разрушая патентное право, вы двигаете прогресс?
– Посчитайте сами. Критерии прогрессивности просты: если для решения своих творческих, культурных и научных задач человек может свободно использовать накопленную человечеством информацию – это прогрессивно. Если он должен за неё платить – это застой. Если за использование мировой информации человек может быть наказан – это регресс. А вот после решения личных коммерческих задач на основе мировой информации за неё можно и заплатить научный сбор в один процент.
– Если я не захочу платить вам этот процент, хотя пользуюсь вашими идеями, что тогда?
– Тогда вы скоро узнаете, что честность – лучшая политика, а обман экономически невыгоден. Например, вы попадёте в «чёрный список» компаний, чьи товары мы, участники Конвенции, покупать не рекомендуем. И вы потеряете на этом гораздо больше, чем один процент.
– Дайте мне сформулировать кратко. Обычно для производства своего товара я должен купить чью-то запатентованную технологию. Но покупка технологии не оправдается, если товар не понравится покупателю. Вы предлагаете мне пользоваться вашими работами совершенно свободно и заплатить только в том случае, если я сумею продать свой товар. Причём заплатить заметно меньшую сумму, чем собственно стоит патент.
– Совершенно верно.
– Но тогда вам самим оформлять патенты выгоднее, чем открыто раздавать свои идеи!
– Нет. Патенты краткосрочны, дороги в оформлении, трудно продаются и охватывают только часть прикладной науки. Открытое авторское право реализуется бесплатно для всех учёных и на долгий срок. В результате мы выигрываем в деньгах для конкретных авторов и в общем прогрессе.
– И вы верите, что сможете победить патентную систему, существующую столько веков?
– Нет, конечно. Никакой веры! Я знаю, что через пять лет патентное право станет телегой, едущей по скоростному шоссе среди современных автомобилей.
– Сомневаюсь.
– Перестанете, как только узнаете, что скоро все Северные династии присоединятся к Конвенции. Значит, они будут стараться покупать товары и оборудование только у участников Конвенции, игнорируя аналогичные продукты, произведённые в рамках патентного права.
– Мощный ход! Но тогда Южные встанут в оппозицию и сгруппируются вокруг патентной крепости.
– Каждый вправе выбирать тот вид защиты своих авторских прав, который его больше устраивает. Если Южные привяжут себя к морально устаревшей и громоздкой конструкции патентного права… хм… Это было бы слишком хорошо. Я боюсь поверить в такую удачу.
– А Южные могут присоединиться к Конвенции?
– Да, как любые династии и государства, организации и отдельные люди.
– И что получит обычный человек от присоединения к такой Конвенции, если он не учёный и не предприниматель?
– Он согласится отдавать предпочтение товарам, произведённым в рамках открытого авторского права, а не патентов. Значит, он своими покупками поддержит независимую науку, а она в ответ даст ему очень многое – отличные вещи, крепкое здоровье и даже бессмертие.
– Вы умеете убеждать!
– Я не убеждаю, а говорю лишь то, во что верю.
– Именно это и убеждает. Итак, дорогие телезрители, вы можете поддержать Конвенцию открытого авторского права и независимую науку очень просто – стараясь покупать те товары, где есть значок КОАП.
– А вот это уже реклама! – удивилась Никки. – Вы отступили от своего принципа отсутствия рекламы на вашем Независимом канале, Тим!
– Ничего, иногда я разрешаю себе это. Есть вещи, которые стоят принципов. – Тим задумался. – И всё-таки найдётся немало фирм, которые не испугаются вашего «чёрного списка» и не захотят платить новый сбор. Как быстро к вашей Конвенции открытого права присоединятся остальные компании и государства?
– Очень быстро. В течение года.
– Так-так. И это вы называете не «сломать», а «плавно вытеснить»… Почему же они так дружно бросятся к вам, чтобы заплатить эти деньги?
– Вы, наверное, редко читаете бюллетень Конституционного суда ООН?
Тимоти засмеялся вместе с двумястами миллионами телезрителей прямого эфира:
– Я его вообще не читаю!
– Зря. Вчера в последнем бюллетене Конституционного суда были опубликованы два решения. Первое гласит, что организации, которые присоединятся к Конвенции открытого авторского права и будут выплачивать новый научный сбор конкретным собственникам идей или в бюджет полномочной научной организации, получают правовую амнистию и будут избавлены от всех претензий со стороны владельцев авторских прав.
Тимоти удивлённо поднял брови:
– Я не большой дока в юриспруденции, но что-то здесь не так. С чего это Конституционный суд – высший судебный орган Солнечной системы – занялся какой-то Конвенцией права и дал ей такие серьёзные полномочия? Хм… И частные компании должны радоваться этой амнистии?
– Ещё как! В следующем своём постановлении Конституционный суд подтвердил, что авторы научных текстов равны в своих правах авторам художественных текстов.
– Что это значит?
– Это значит гигантскую бомбу под задницей сразу всех правительств и частных компаний.
– Ой! Вот с этого места поподробнее!
– С настоящего времени все работы, опубликованные в научных журналах, начинают интерпретироваться в рамках тех же юридических норм, которым подчиняются художественные тексты. И, по общим положениям существующего авторского права, авторы научных работ уже в момент публикации оказываются собственниками всего своего интеллектуального продукта. Громоздкие патенты, оформление которых занимает много времени и денег, уже не нужны.
– А что, раньше авторы научных статей не владели своим интеллектуальным продуктом?
– До сегодняшнего дня научные идеи, открытия и формулы не были собственностью своих авторов. Исключение научных открытий, концепций и уравнений из авторского права было величайшей исторической несправедливостью – и мы его устранили с помощью наших юристов и международного Конституционного суда. Суд не мог не признать, что уравнения Максвелла являются не менее значимым интеллектуальным продуктом, чем, например, дизайн кофемолки.
– Но как можно сделать идею чьей-то собственностью? Или формулу?
– А как оказываются чьей-то собственностью художественные сюжеты, имена героев и изображения круглоухих мышек и толстозадых мишек? Так же и формулы с идеями будут принадлежать конкретным авторам. В науке прекрасно известны авторы всех идей, формул и открытий.
– То есть учёные, разработавшие дешёвые высокотемпературные сверхпроводники, гиперлазеры и квантовые компьютеры, сейчас получают право подать в суд на любое правительство и компанию, которая использует их идеи и не платит им долю дохода! Речь идёт о всех компьютерных, автомобильных и энергетических компаниях, о всех звуко– и видеозаписывающих фирмах… да практически обо всех компаниях вообще! А ведь эти учёные или их наследники могут потребовать платы за использование научных открытий в прошедшие десятилетия! Это будут просто… астрономические суммы!
– Совершенно верно. Срок действия авторского права придуман не нами, сейчас он просто распространился и на научные труды.
– Эти иски запросто смогут разорить всех и вся!
– Конечно. Именно из-за этой юридической бомбы Конституционный суд, признав полноту авторских прав учёных и понимая возможные последствия этого решения, был вынужден срочно, даже в режиме опережения, проголосовать за наше предложение по Конвенции открытого права и правовой амнистии.
– Вот теперь я всё понял! Значит, вы загнали в угол даже Конституционный суд и заставили его принять всё, что вы хотели!
– Их заставила не я, а логика защиты конституционных интересов всех людей.
– Да, да, понимаю… Этой логике защиты очень повезло с защитником. Теперь страх перед гигантскими исками и разорением заставит все государства и частные компании искать укрытие под сенью Конвенции и нового налога! «Ура, мы спасены всего за один процент!»
– Верно.
– Но как простой производитель, например, электронных часов разберётся – кто и что сделал в его устройстве?
– Пусть он отправит один процент своего дохода в Национальную академию наук и укажет, какой продукт он производит. Учёные дальше сами прекрасно разберутся. Мы над этим работаем.
Тимоти стёр салфеткой пот с шеи:
– О боги! Интервью с вами, ваше величество, всегда были… занимательными, но я не припомню такого взрывоопасного… Вы не боитесь слишком сильно потрясти земную цивилизацию и науку? Многие эксперты говорят, что финансировать фундаментальные науки – астрономию, математику, физику высоких энергий – могут только богатые государства, остальным это невыгодно. Перевод на новую систему финансирования всей науки – целой области человеческой деятельности – вещь очень непростая.
– Мы хорошо подготовились к такому переводу. Я уверена, что представления о медленной окупаемости фундаментальной науки устарели. При современных темпах развития цивилизации и уровне взаимосвязи научных разработок и технологий теоретическая физика и фундаментальная генетика становятся очень выгодным бизнесом! Кроме того, системы государственного и международного финансирования науки и фундаментальных исследований останутся. В первую очередь изменится сектор прикладной науки, где аппетиты акул частного бизнеса будут урезаны в пользу творческих людей, а учёные перестанут быть бесправными тружениками у богачей.
– Ой, зрителям и мне самому пора отдохнуть от этой непредсказуемой королевы! Я и так опасаюсь, что мировые биржи завтра будут биться в неожиданной истерике. Всего хорошего, дорогие телезрители!
И, действительно, наутро биржу одолела горячка, но называть её неожиданной было бы неправильно.
Маугли привыкла рассчитывать свои действия не на два, а на двадцать шагов вперёд, поэтому с этой биржевой лихорадки её династия тоже собрала обильный урожай.
О проекте
О подписке