Жизнь Никона была непростой. В разговорах с навещавшими его друзьями и приятелями вспоминал события прошлых лет, тревожные и суматошные дни бодайбинской жизни, известных людей того времени, силачей и бегунов, о себе тоже рассказывал.
Однажды в третий или четвертый поход в Бодайбо с Никоном пошел Сергей Зверев-Кыыл Уола.
Старец вспоминал: «По пути нас приглашали богатые люди, потому как один шаманил, а другой пел, и устраивали замечательные приемы». И продолжал: «Сергей был неважный ходок, из-за этого иногда в дороге возникали трудности».
Когда в конце 60-х годов ему рассказали о большой популярности С.А. Зверева, он отозвался так: «Ок-се, как же быстро человек может прославиться, а ведь в прошлом мы с ним вместе пели во время своих странствий». Затем добавил: «Сергею будет плохо, если он станет подражать тому, чего не умеет».
Сам С.А. Зверев говорил об этом так: «Надо признавать такое понятие, как сила слова, еще надо разбираться в традиционных узорах, иметь веру. Мне печально, что ухожу несколько раньше, должен был еще пожить. Я совершил в своей жизни непоправимую ошибку, меня довели до этого, заставив при съемках последнего ысыаха изображать шамана перед приезжими. Раньше я был человеком совсем здоровым. И горло мое никогда не болело. А в тот раз, как только закончил действо шамана, у меня заболело горло, и с тех пор становится все хуже… Так что к вере, к слову следует относиться крайне осторожно… Надо придерживаться своих обычаев».
За год до смерти С.А. Зверев приезжал к Никону. Неизвестно, о чем тогда говорили два выдающихся человека нашего народа. Позже, когда я расспрашивал старика об этой встрече, ничего особенного он не сказал.
Когда началась Великая Отечественная война, наступило голодное время. В ту пору Никон, чтобы накормить свою семью – жену и детей, по совету родственника забил собственную кобылу, за что был приговорен сначала к расстрелу, затем по удовлетворенной кассационной жалобе – к десяти годам тюрьмы.
Как-то бежал с дезертиром и был пойман. Об этом случае старик рассказывал следующее. Он с товарищем по фамилии Николаев шел из леса со связкой дров. Вдруг послышался голос: «Сдавайтесь!» – и сразу последовали выстрелы. Его спутник тут же упал. Увидев это, Никон подумал: «Раз стреляют в безоружного, пусть уж лучше убьют при побеге», – и дал деру.
Он бежал по дороге зигзагами – от дерева к дереву. Пули густо свистели над головой. Вскоре он добежал до большого озера и увидел впереди на пригорке Дениса Кривошапкина, который сразу помчался на него. Старик увильнул от него в последний момент, успев заметить, как тот присел на колено и прицелился в него. Пуля лишь порвала одежду на его плече. Промелькнула мысль, что второй выстрел тоже будет мимо. Между тем старик, миновав озеро, скрылся в лесу. Некоторое время шел по дороге, затем, использовав молодое деревце как катапульту, перемахнул через сложенную поленницу дров и спрятался за ней.
Вскоре показались всадники и, остановившись недалеко от места, где укрывался Никон, стали совещаться, как и где будут искать беглеца. Он разобрал слова одного из всадников: «Далеко ли уйдет легко одетый человек? Наверняка он даже не взлетит на небо». И они умчались прочь.
Старик вышел на дорогу и пошел вслед за ними. Шел всю ночь, страшно замерз и проголодался. Утром вдалеке услышал стук топора. Крадучись подошел поближе и увидел сына Егора Канаева, валившего дерево. Взяв у парня ремень, попросил завязать себе руки за спиной и, дойдя до дома Канаевых, лег на кровать, стоявшую за ширмой.
Вскоре в дом шумно ввалились 5—6 человек и спросили у хозяйки: «Не был тут у вас шаман Никон?» Она не ответила. Тогда один из них отодвинул ширму. Увидев старика, стянул его на пол. Все стали его избивать. В это время в дом вбежал их старшой Денис Кривошапкин, который остановил своих подчиненных: «Почему человека со связанными руками бьете прикладами? За свой поступок он ответит на суде».
В 70-е годы Денис Кривошапкин не раз приходил к старику лечиться. Те же, кто обижал старика в вилюйской тюрьме, плохо кончили. Когда я расспрашивал старика о подробностях, он не отвечал на вопросы. Лишь однажды упомянул о том, что у одного надзирателя пистолет оказался в баке с водой.
Затем Никона с другими заключенными этапировали из Вилюйска в Якутск.
Как только прибыли в Якутск, тамошние заключенные стали избивать вновь прибывших и отбирать у них приглянувшуюся им одежду. Началась потасовка, переросшая в яростную драку. Остановили их выстрелами в воздух. Старик вспоминал: «Мы не сдавались, если бы потасовка продолжилась, может быть, даже победили».
Спустя некоторое время осужденных из вилюйских районов препроводили в Алдан. Там их заставили работать на самом дальнем прииске на черной работе, в основном на долблении каменной породы. От тяжелой работы, плохого питания многие умирали. Старик был «ударником», но при всем старании выполнить норму «стахановца» ему не удавалось. Незадолго до окончания войны лучших работников стали привозить в Алдан, и они целый месяц могли хорошо питаться. Многие не выдерживали поездки более ста километров в открытой машине и умирали от холода.
Десять лет, проведенные на каторжных работах и скудное питание, не сломили доброго нрава Никона, он не утратил надежды на светлое будущее, веры в собственные силы. Однако он с огорчением и сожалением рассказывал, как некоторые его земляки, пользуясь случаем, проходя мимо ударяли или пинали его, беззащитного. Впоследствии все те люди имели несчастливую судьбу.
О том, как Никон перед освобождением ездил на работы с бригадой лесозаготовителей, рассказал жителю Вилюйска Афанасию Алексееву один русский из Якутска.
Ближе к весне бригаду из 20 человек, у которых заканчивался срок, повезли на лесоповал, причем без какой-либо охраны. Помощником бригадира был назначен Никон. Работа не шла, зато хорошо отдохнули. Перед приходом комиссии создали видимость работы. Многие были напуганы и ожидали неминуемого наказания, лишь старик был очень спокоен. Он предупредил своих товарищей: «Вы должны только сказать, что работали хорошо, а с комиссией схожу я сам». И старик на самом деле сходил с комиссией. Начальники их похвалили, добавили норму питания, определили предстоящее задание и уехали. Перед распутицей приехали вновь, приняли работу и увезли бригаду с лесоповала. А зимой ни одной поленницы дров там не обнаружили.
Необходимо упомянуть о взаимоотношениях между стариком Никоном и известным в свое время шаманом Егором Герасимовым-Бадыл, когда оба проживали на Тюнге (1967—1970 годы).
Когда Никон проживал на Тюнге у подножья горы Логлор, больные в большом количестве приезжали к нему лечиться. По спискам, которыми занимался старший сын старика, за лето приезжало к нему свыше 600 человек. Некоторых больных Никон отправлял к Герасимову, а некоторые, чтобы оправдать свой приезд, сами шли к нему. Говорили, что он лечит якутским алгысом – благословением.
Когда осенью, осматривая сети, жена Никона Мария утонула, я решил зиму провести с оставшимся в одиночестве стариком. Поехал в Логлор. Каждый день мы занимались заготовкой дров для камелька, хозяйственными делами в усадьбе и по дому, в свободное время разговаривали, изредка приходили больные. В одно утро я, затопив печь и вскипятив чайник, сидел в ожидании подъема старика. Старик не спеша поднялся, сходил на улицу, затем подошел к печи погреться, держа руки за спиной. Почему-то, как бывало обычно, не шутил, не задавал разных вопросов.
По пугающе строгому выражению лица, по резким движениям я понял, что он чем-то рассержен. Но не мог понять чем. И вот старик заговорил: «Наконец-то замолчал соперничавший со мной. Уж теперь-то, думаю, не поднимется он больше. Сколько пыжился, а конец оказался скорым». Сижу, стараясь понять, кого он имеет в виду, ведь он никогда ни на кого не серчал. Решил прояснить ситуацию и спросил напрямик: «На кого ты так ругаешься? И когда мы сядем пить чай? Ведь он уже остывает». Старик мой быстро умылся, и мы молча сели пить чай. Затем он, поглаживая свои усы, сказал: «Коля, нохо, жизнь тюнгского старика наконец-то пошатнулась. Наверное, окончательно им распорядились».
Догадавшись, о ком идет речь, я спросил: «Кто тебе сказал?» Тогда мой старик наконец засмеялся. И сразу у нас обоих поднялось настроение.
Позже, придя в Тылгыны, я узнал, что из Якутска прибыла бригада из 8 человек и отняла у старика Герасимова право на занятие целительством. Место жительства ему с семьей определили в селе Мангас Верхневилюйского района. Тогда же пошел слух о том, что один из врачей той бригады, обладающий ясновидением, якобы сказал Герасимову: «Проживешь еще года полтора. Ты болен раком». Говорили, что той весной старика Герасимова судили в Верхневилюйске. После этого он недолго прожил.
Когда у сына старика Герасимова Петра, проживающего в Тылгыны Вилюйского улуса, спросили, каковы были взаимоотношения старцев, он ответил: «Плохие были. А разве такие люди когда-нибудь жили в согласии и дружбе?» Представители старших поколений действительно не помнят, чтобы даровитые ладили друг с другом.
С самых древних времен шаманы и удаганки поистине спасали и оберегали свой народ от вымирания. Это одно из удивительных явлений, уникальных фактов нашей истории.
Как в старину, так и сейчас могущественный шаман, хороший целитель надолго остается в памяти народной. Шаманами не становятся, подражая другим. Настоящими шаманами и удаганками становятся люди, которым свыше даны сверхъестественные способности, которых к особой миссии определенным способом готовили Великие. Это, как правило, физически здоровые и очень выносливые люди. Несомненно, длительное, до нескольких дней, камлание требует большой выдержки, физической подготовки и выносливости. Как бы стремительно ни развивались жизнь и наука, они не дадут ответа на вопрос, кто и почему становится шаманом или удаганкой.
Выдающиеся люди, уходя навсегда из этой жизни, уносят с собой свою тайну. Бывало, старец Никон говорил: «Из болезней не поддается лечению рак. Хотя, если обращаются вовремя, то и он излечим. А если обращаются слишком поздно, тогда я бессилен. Жизнь могу продлить самое большее на три года».
Помню, в 1978 году, когда прибыло очень много больных, тяжело печатая шаг, вошел в дом на вид довольно крепкого телосложения мужчина из Сунтара. Старик обратился к нему: «Я сказал тебе вернуться на родину. Зачем пришел повторно?» Больной попросил: «Дедушка, теперь-то мне все равно. Скажи только для успокоения, сколько осталось?»
Старик усадил его прямо в одежде на стул и, положив на грудь больного четыре сложенных вместе пальца, ответил: «Вот такое отверстие осталось. Сейчас, должно быть, проходит только жидкость. Проживешь еще 1,5—2 месяца». Мужчина встал, поблагодарил и вышел. В доме было полно народа, но в тот миг повисла гробовая тишина. И только когда кто-то из вилюйских начал рассказывать старику новости, прошло общее оцепенение. При постановке диагноза такие случаи бывали далеко не единичными.
Никон очень умело проводил кровопускание и считал, что тем самым устраняет причину большинства заболеваний. Проделывал эту процедуру он обычно летом. Люди с повышенным давлением после кровопускания уходили радостные, с чувством большого физического облегчения.
Он спасал от слепоты тех, у кого вследствие простуды в затылочной части головы напрягался сосуд и давил на глазной нерв.
У женщин, страдающих ожирением, он брал целую банку сгустков крови, и они избавлялись от лишнего веса.
А находящихся при смерти от пневмонии людей он излечивал, выпуская кровь, накопившуюся между ребрами.
Женщинам, приходившим к нему с диагнозом «рак матки», он делал массаж и выпускал омертвевшую кровь. Они начинали выздоравливать. Как только такие женщины переступали порог его дома, старик говорил: «Вы явились сюда подтвердить свой диагноз, и диагнозом непременно должен быть рак». Этим одновременно и удивлял, и смущал женщин.
Из дальних мест больные отправляли свою ношеную одежду, чтобы он заговорил ее, просили выслать лекарства. Чью-то одежду перед сном он клал себе под подушку, а чью-то просто заговаривал.
У него были уникальные способности определять причину возникновения недуга – когда и при каких обстоятельствах это произошло. Некоторым людям он ставил диагноз и тут же излечивал, некоторых исцелял через несколько дней. Мог остановить любое кровотечение.
Он знал, что происходит на любом от него расстоянии, о том же, кто к нему едет, всегда знал точно. «Какая хорошая, милая женщина едет к нам. Как ты ее встретишь, куда уложишь?» – подшучивал он надо мной. И через несколько дней те, о ком он говорил, действительно приходили. Поскольку избушка была маленькой, большинство укладывалось спать на полу. Я же, топивший по утрам печь, ложился спать возле камелька.
Безусловно, то видимое и невидимое воздействие, которое оказал своим целительством Никон на тысячи людей, не пропало и приносит свои плоды вот уже более полувека.
Исцеление каждого человека имеет свои особенности. Когда будут собраны воедино воспоминания излеченных старцем Никоном людей, начнут раскрываться и методы его лечения.
В этих заметках я без какого бы то ни было преувеличения вспомнил все то, что узнал от него самого во время наших бесед и лечения. И вместе с тем, как бы он сказал, не написал ничего существенного.
Впервые о шамане Никоне я написал в 1992 году в газете «Саха сирэ». После этого о нем вышел ряд публикаций. В небольшую книжку «Якутские шаманы», которая была издана в 1993 году, вошли короткие заметки К.Д. Уткина под названием «Шаман Никон». Если бы известный писатель собрал больше необходимого материала, воспоминания людей, наверняка вышла бы добротная книга, которая могла стать замечательным подарком якутскому народу.
Детство Никон провел в местечке Кётёрдёх села Ботулу Верхневилюйского района. Говорят, он созывал сайылычных детей, садил их в круг на полянке и, взяв в руки берестяной чабычах (вид посуды) как шаманский бубен, подражал шаманскому камланию. Как вспоминал один из его ровесников, присутствовавший при этом, действо длилось довольно долго.
Никон был очень непоседливым и бойким, храбрым и метким в играх мальчишкой. Рассказывают, что в отместку своим обидчикам он перебивал косой задние ноги их скотине. Потом убегал и прятался у своей тети Бабылы (Павлы) – моей бабушки, которую очень любил и уважал. И тот факт, что выйдя на свободу из тюрьмы и приехав из Алдана, он первым делом пошел на ее могилу, ярко свидетельствует об этом.
Никон рассказывал мне, как однажды случайно встретил на дороге шамана Джадабыла, когда тот ездил по верховьям речки Тюнг. У шамана были больные ноги и потому он ездил, лежа на турку (оленьих нартах). Никон был поражен впечатляющими телесами старика и его чрезмерным аппетитом. Шамана перевозила его жена Мария Кёдел. Никон восхищался ее распорядительностью, ловкостью и сноровкой.
Еще он рассказывал, что сблизился и подружился с одним из двух великих шаманов, вылечив его жену. «Тот старец предложил мне примерить его шаманский костюм. Но он был такой тяжелый, что я не решился в нем камлать», – вспоминал Никон.
Он помогал не только людям, но и животным. Когда возникали проблемы во время отела оленей, по словам Никона, он брал круглую, металлическую с наточенными краями пластину и соскребал оставшийся послед, чем спасал олениху.
Он вспоминал, что во время больших праздников северных народов богатые семьи украшали главный стол золотыми слитками. По четырем углам стола клали крупные, с кулак, слитки. Сразу можно было определить, насколько семья богата.
По обычаю все гости непременно должны были показать свои таланты.
Праздник длился несколько дней, сопровождался играми, весельем и шутками. В эти дни определялись лучшие из лучших, самые сильные и быстрые, кроме того, оценивалась красота девушек. Обилие еды и разнообразные угощения поражали воображение.
Известно, что в вилюйскую глушь старик Никон пришел с Севера через Нюрбу. Как-то летом он решил навестить своего давнего друга Кюстях Софрона (сына Кэрэ киси). Вошел неслышно и увидел Софрона, сидящего без рубашки. Тот, увидев Никона, стал торопливо натягивать на себя рубаху. Но быстро надеть ее не получилось, так что Никон успел хорошо разглядеть тело своего друга. «Тогда меня буквально поразило то, что у человека могут быть такие великолепные мускулы. Внешние мышцы его предплечий были широкими и крепкими. Сколько земель обошел и на севере, и на юге, но такого, как Софрон, не встречал», – с восхищением вспоминал Никон.
Кровопускание как лечебный метод используется у многих народов. Но у каждого целителя свой подход, свои инструменты. Старец Никон отворял кровь при помощи приспособления, изготовленного из коровьего рога. В те годы, когда он жил в местечке Логлор Тылгынинского наслега и активно лечил, студенты – будущие медики учились под чутким руководством старика кровопусканию. Однако не знавшие, сколько крови брать или как остановить кровотечение, студенты доставляли ему немало хлопот. Иногда старик бурчал: «Чему вы там учитесь, не умеете справиться с таким малым делом. Как людей-то будете лечить?» Как-то во время общего разговора, узнав, как умер Сталин, он сказал: «Как же так? Не сумели спасти такого великого человека! Я многих подобных больных спасал, такая болезнь мне под силу».
В том месте, откуда Никон выпускал сгустившуюся кровь, она больше не накапливалась. Именно в этом была особенность и спасительность его кровопускания. «Кости больших хищных зверей целебны. Может быть, тебе, работающему под землей, попадутся. Тогда не забудь их взять», – просил он меня. А еще он говорил: «Глина с шестка камелька родного балагана очень целебна».
Старец утверждал, что перед лечением человеку следует поднять настроение. Больной же должен без утайки, не стыдясь рассказать целителю все.
О проекте
О подписке