У меня есть одна особенность, которая может показаться отрицательной чертой. Я не могу заставить кого-то что-то сделать. Часто это приводит к задержкам, но работа выполняется в любом случае и завершается успехом. Я слежу, чтобы мои слова не создавали избыточное давление на людей и чтобы мои убеждения не становились агрессивными. Я был бы расстроен, если бы кто-либо принял мои идеи, не будучи убежденным в них. А если кто-либо убежден в некой идее, но всё же не принимает ее, я лелею надежду, что рано или поздно он придет к тому, чтобы её принять.

По Божьей милости, доводы, основанные на неправильном понимании, никогда не затрагивают меня. Я отдал себя в Его руки. Это Его работа – не моя. Это Он направляет меня, движет мной. Мне нет дела до пропаганды. Идеи, как свет, распространяются сквозь пространство. В сущности, пространство может ограничивать движение света, но оно никогда не ограничит распространение идей. Убежденный в этом, я продолжаю работать без каких-либо страхов и тревог. Я не ищу никаких заслуг, я не ищу ничего, кроме служения. Мне хотелось бы, чтобы за это служение я не получил никакого признания, так как это служение пришло ко мне совершенно естественно и является потребностью эпохи. Время сделало меня орудием этого служения. Так что мне не нужно признание. Ветка может перемещаться на мили по течению реки, это не ее заслуга. Если бы она проплыла несколько футов против течения, это было бы основанием для того, чтобы признать ее заслугу. Подобно этому, если бы моё служение шло против течения, это было бы моей заслугой. Таким образом, я доказал, что в этом служении нет моей заслуги. Служения и только служения я ищу.

В уме я держу цель, но я не думаю, что ответственность за ее осуществление лежит лишь на моих плечах. Это работа Господа, и поэтому она обязательно принесет плоды. Никто не может противостоять Истине. Может потребоваться время чтобы осознать ее, но ей невозможно пренебречь.

Поэтому я отдаю свои мысли на рассмотрение людям, а после отправляюсь спать на коленях у Господа. Каждый день для меня – это новое рождение, и с рассветом я погружаюсь в работу, за которую взялся.

Я часто говорю шутя, что мне редко представляется возможность взглянуть на себя в зеркало. В этом и нет необходимости. Я вижу себя во всех окружающих меня лицах. Так я всегда чувствовал во время пеших странствий.

В глубинке, где люди не понимали моего языка, им приходилось иметь дело с посредственным переводом моих наставлений. Но и там я чувствовал то же самое. И люди чувствовали то же в отношении меня. Нигде я не ощущал себя чужаком. Я получал ту же любовь и теплоту повсюду.

Я не смотрю на людей передо мной как на людей. Для меня они – олицетворение Господа. Я считаю, что Господь, который пребывает в моём сердце, принимает различные формы перед моими глазами.

Во многих отношениях я слаб, но у меня есть одна сила. Никто не знает, откуда она берёт начало, но все видят ее действенность. Даже несмотря на это, люди не желают ей завладеть. Без неё я был бы куском глины. В себе я не нахожу ничего, что поддерживало бы меня в моих пеших странствиях. У меня нет собственного могущества, которое позволило бы мне просить отдать в дар землю или побудить людей расстаться с их владениями. Я не располагаю полномочиями и не состою ни в какой организации. Это Господь движет мной. Это Его милость. На что бы я ни смотрел, я вижу глазами Господа.

Поэтому я не испытываю ничего, кроме любви, не только в отношении каждого человека, но и в отношении каждого существа. Это не просто отсутствие ненависти, а несомненная любовь. Я вижу Господа в каждом лице, и моё сердце переполняется любовью, а на глазах наворачиваются слёзы. Мне приходится прикладывать усилия, чтобы сдержать их.

Это было моей судьбой – выступать с наставлениями. Раньше перед друзьями и студентами, теперь перед народом. Будучи молодым человеком, я редко выбирал слова. Но мои друзья знали, что я ни к кому не испытываю злобы, так что их не задевали мои замечания. В компании Гандиджи я понял, что за языком нужно следить, по крайней мере в переломные времена. Постепенно это стало привычкой.

Иногда люди жаловались Гандиджи на неосторожное использование слов с моей стороны, но Гандиджи неизменно защищал меня. То, что ему приходилось вставать на мою защиту, стыдило меня, и я стал более бдительным.

Пешие странствия были для меня, выражаясь словами пандита Неру, «открытием Индии»^[10]. Не то чтобы я не знал Индию. Я был хорошо осведомлен о её прошлом и настоящем, хотя полностью узнать ее прошлое почти невозможно. Я прикладывал усилия к тому, чтобы узнать столько, сколько мог, и для этого представлялись возможности. Знакомство с литературой на почти всех языках Индии позволило мне почувствовать душу Индии, но странствия позволили взглянуть на неё по-новому и углубили мое понимание.

В «Йога-Васиштхе» мудрец Васиштха говорит Раме: «О, Рагхава! Сохраняй „присоединенность“ вовне и внутреннюю отрешенность. Здесь нет никакого противоречия. Мы должны знать, куда стремиться, чтобы быть на правильном пути. Если наши глаза устремлены на эту путеводную звезду, наш подход должен быть непрямым – и это будет подход ненасилия. Именно таким был мой подход.

Мои коллеги говорят, что мой метод представляется им загадочным и в то же время научным, в отличие от метода Гандиджи, чей метод представляется более простым и прозрачным. Это так, потому что у нас разное восприятие, а также потому, что времена тоже изменились. Гандиджи обычно легко сходился с людьми, а я остаюсь до некоторой степени отчужденным от них. И всё же я лучше понимал, в каких условиях живут простые люди, потому что вырос среди них, в отличие от Гандиджи, который родился в аристократической семье и имел больше друзей среди людей высших классов; и, таким образом, он смотрел на народные массы с этой позиции.

Я вырос в деревне. Моё мышление было созвучно с народным. Я изучал религиозную литературу в разных провинциях – литературу, которую вобрал в себя простой народ. Мои знания в мирских областях ограничены. Гандиджи был юристом – знатоком законов, о которых я знаю меньше всего. Всё это естественное следствие разницы в подходе.

Мой подход также отличается от подхода Шанкарачарьи^[11], который пытался убедить учёных и верил, что, как только они будут убеждены, они позаботятся об остальном. Мой подход скорее сродни подходу Кабира^[12], который взывал напрямую к народу.

Я не могу отрицать, что во мне есть мистическая составляющая. Поэтому, в то время как я хожу по земле, мой разум в других сферах. Не приди я к Гандиджи, я, наверное, последовал бы пути мистиков, пути медитации. Но я с детства был очарован «Гитой», а в «Гите» говорится, что путь медитации и путь действия – одно и то же. В связи с чем я осознал необходимость баланса в жизни, и в обществе Гандиджи мои внутренние противоречия были наконец-то разрешены. С тех пор я следовал его пути с исключительным сосредоточением. Однако до сих пор во мне есть нечто иное. Не то чтобы Гандиджи недоставало этой составляющей. Те, кто близко его знал, понимали, что, хоть он и выглядел увлеченным единственно работой, касающейся внешней деятельности, он стремился к чему-то еще.

Это вопрос позиции. Гандиджи, по существу, был активистом, но мистицизм присутствовал у него на втором плане. Вивекананда, с другой стороны, был очевидным мистиком, с активизмом на втором плане. Рамакришна Парамахамса был чистым мистиком. Соответственно, позиции разные. Я думаю, что нахожусь где-то посередине. Во всём, что казалось мне стоящим того, чтобы это сделать, я получал величайшую помощь (не считая Священных Писаний) от трех людей: Шанкары, Джнянадевы и Гандиджи. Что касается Гандиджи, я не только изучал его идеи и тексты, я жил в его обществе, я провёл всю свою молодость, практикуя формы служения, которым он положил начало.

Его общество, его идеи и возможность воплощать их в жизнь – всё это принесло мне пользу. Другими словами, я жил под крылом великого человека и получил от него поистине великий дар, за который я благодарен. Такой дар я получил и от первого Шанкарачарьи. Он помог мне главным образом в преодолении философских сомнений, которые естественным образом возникают в любом мыслящим уме, и я всегда буду оставаться у него в долгу в мире мысли. Что касается дара, который я получил от Святого Джнянадевы, у меня нет слов, чтобы его описать.

Он придал форму моим мыслям, вошёл в моё сердце, направлял мою деятельность и, кроме всего этого, я верю, что он оказал воздействие на моё тело. Его влияние было великим и разносторонним. По натуре я очень жесткий – кусок необработанного камня без формы. Шанкарачарья сделал этот камень крепким, Гандиджи обточил его и придал ему форму, но великая задача по пробитию камня и высвобождению потоков воды под ним и, таким образом, наполнения моей жизни и сердца сладостью – это была работа Святого Джнянадевы. Когда я думаю о себе, о том, кто я, и об удаче, выпавшей на мою долю, я вспоминаю множество благоприятствующих внешних обстоятельств. Люди знают, что у меня были необыкновенные родители. У моих братьев тоже есть свои достоинства. На пути у меня был наставник, которым, по общему признанию, является Махатма.

У меня были возлюбленные друзья, и все они, без исключения, снискали любовь народа. У меня были ученики, которыми я сам теперь восхищаюсь. Какая это великая удача! Кроме того, так как я знаю много языков, я имел и всё ещё имею возможность вкусить нектар мысли многих святых и религиозных людей. Кто-то может счесть и это великой удачей. Однако всё это блекнет рядом с самой потрясающей удачей из всех, которая принадлежит мне и вам, и всем нам – что все мы члены, части, конечности Господа; волны в этом Океане. Самая потрясающая, огромная удача в том, что мы пребываем в Господе. Как только мы почувствуем это, мы свободны.