Цитаты из книги «Тайные записки А. С. Пушкина. 1836-1837»

Я не желаю уносить в могилу мои грехи, ошибки, терзания – слишком они велики, чтобы не стать частью моего памятника.

Судьба сбывается – я вызвал Дантеса на дуэль. Не это ли насильственная смерть от светловолосого, которую предсказала мне немка. И я чувствую власть судьбы – я вижу, как она сбывается, но ее нельзя предотвратить, ибо бесчестие страшнее смерти.

Литературная репутация Пушкина настолько крепка, что его личная репутация пошатнуть ее не может, но зато обещает стать замечательным пособием для изучения человеческой природы, которая благодаря своей неизменности роднит нас как с прошлым, так и с будущим.

– Заблуждаетесь, молодой человек, – возразил мне Николай Павлович, – вне зависимости от того, сколько веков прошло, кумир – если он все еще кумир – остается неприкосновенным.

А тема действительно непростая. Не Советская власть запретила публичное – устное и письменное – обсуждение интимных вопросов, в частности аспектов чувственности и телесных удовольствий. К сожалению, в стране, некогда принявшей христианство византийского толка, склонной ко всяческому умерщвлению плоти (даже вступать в дозволенный сексуальный союз – венчаться – в период Великого поста запрещалось), вся эта сторона человеческой жизни сводилась в лучшем случае к формулировке «беса тешить», а в худшем – именовалась «блудодеянием». Оттого и литература, прямо скажем, не уделяла сколь-нибудь доброжелательного внимания столь естественным человеческим потребностям, считая все это низким, постыдным и недостойным. Даже конкретных примеров приводить не надо – каждый человек, мало-мальски знакомый хотя бы лишь с хрестоматийными произведениями отечественной словесности, знает, что чувственность всемерно ею осуждалась.

По недоброй русской традиции, в России (как и ранее в СССР) эту книгу ругали не читая.

и на Солнце бывают пятна, но на «солнце русской поэзии» – ни-ни; и вообще, Пушкин испытывал лишь «души прекрасные порывы», души, а не плоти).

И вообще – чей он, Пушкин? Общий. Так и должно быть, Пушкин – «наше все», и весь – наш, Пушкин общий и у каждого свой, каждый имеет право воспринимать великого поэта с той стороны, с какой он воспринимающему ближе.

Наконец, время от времени обнаруживаются ранее неизвестные документы и материалы, проливающие новый свет на жизнь и окружение Пушкина, и каждое следующее поколение по-своему перетолковывает пушкинский миф.

из тех женщин, чье желание никогда полностью не удовлетворяется, а лишь приспосабливается к возможностям любовника.