Начало старческого служения

Примерно в это же время о. Алексий, следуя совету о. Иоанна Кронштадтского, вступает на путь старческого служения, к которому он был подготовлен всей своей жизнью. Переживания о смерти супруги ослабили его здоровье – у о. Алексия стала развиваться болезнь сердца.

Отец Алексий принимал всех искавших в маросейском храме помощи, надломленных тяжелыми обстоятельствами жизни, взаимной неприязнью, погрязших в грехах, забывших о Боге – всех батюшка встречал с сердечной приветливостью, любовью и состраданием. В душу их вселялись радость и мир Христов, появлялась надежда на милость Божию, на возможность обновления души. Проявляемая по отношению к ним любовь вызывала у каждого ощущение, что его больше всех полюбили, пожалели, утешили.

Известны случаи, когда о. Алексий своей любовью наставлял на путь истинный даже атеистов. Дело обстояло следующим образом: обычно о. Алексий старался держаться как можно дальше от политики. Но однажды его пригласили отслужить молебен в филиале Союза Русского Народа. Не считая себя вправе отказать людям в молитве, о. Алексий отслужил молебен. Информация об этом попала в газеты. В результате несколько дней спустя в храм на Маросейке перед началом литургии ворвалась толпа студентов – они заиграли плясовую. Перепуганный псаломщик предложил о. Алексию, находящемуся в алтаре, вызвать полицию, но батюшка, как ни в чем не бывало, продолжил молитву. Один из студентов, желая устроить скандал, вошел в алтарь. Отец Алексий, стоявший у жертвенника, обернулся и сказал: «Как приятно видеть, что молодые люди начинают свой день молитвой. Вы пришли помянуть родителей?»[1, с. 47] Студент был шокирован приветливым обращением о. Алексия.

По окончании утрени о. Алексий обратился к студентам со словом, в котором напомнил о семье, о родителях, которые любят их и возлагают на них большие надежды, напомнил им об их обязанностях перед самыми близкими людьми. Его речь растрогала их, многие остались на литургию. Впоследствии они стали духовными детьми о. Алексия и прихожанами храма на Маросейке. Таких случаев было несколько. После них, по словам о. Алексия, учащаяся молодежь стала посещать Никольский храм.

Отец Алексий Мечев получил от Бога благодатный дар прозорливости. Приходившие к нему могли видеть, что ему известна вся их жизнь, как ее внешние события, так и их душевные устремления, мысли. Раскрывал он себя людям в разной степени. По своему глубокому смирению всегда стремился не показывать полноты этого дара. О каких-либо подробностях, деталях еще неизвестной собеседнику ситуации он обычно говорил не напрямик, а рассказывая об имевшем якобы недавно место аналогичном случае. Указание, как поступить в конкретном деле, батюшка высказывал только раз. Враг всякого насилия, батюшка никогда не возлагал бремени тяжелого послушания. Если пришедший возражал, настаивал на своем, то отец Алексий устранялся от дальнейшего разговора, не объяснял, к чему приведет неразумное желание, даже не повторял первоначально сказанного. Мог иногда дать и требуемое от него благословение. Лицам же, пришедшим с покаянным чувством и преисполненным доверия, он оказывал молитвенную помощь, предстательствуя за них перед Господом об избавлении от трудностей и бед.

Наставляя обращавшихся к нему за помощью, о. Алексий постоянно подчеркивал необходимость внешнего подвига, хотя бы самого малого, указывал, что прежде всего следует взвесить силы и возможности. Но на что уж решился, то нужно выполнять во что бы то ни стало, невзирая на усталость и другие обстоятельства. Иначе цель не достигается. И неизменно требовал хорошего отношения к родным и близким.

«Путь ко спасению, – постоянно повторял о. Алексий, – заключается в любви к Богу и ближним. Любовь к ближним должна не декларироваться как якобы направленная на все человечество, но начинаться в работе над собой в малом кругу своей семьи, в буднях повседневной жизни, во взаимоотношениях с теми, с кем Господь нас поставил. Нужно утеснять себя ради блага близких нам людей, перестраивать свою душу, переламывать свой характер так, чтобы ближним было легко с нами жить». [11]

Отец Алексий Мечев получил известность как добрый батюшка, к которому следует обращаться в трудных для семьи обстоятельствах. Не в правилах его было читать наставления, обличать, разбирать чьи-нибудь дурные поступки. Он умел говорить о моральных аспектах семейных ситуаций, не затрагивая болезненного самолюбия находящихся в конфликте сторон. И его приглашали на требы в критические моменты. Приезжая в готовую развалиться семью, батюшка приносил в нее мир, любовь и всепрощающее понимание всех и каждого. Он не порицал никого, не укорял, а старался, приводя яркие случаи ошибок и заблуждений, доводить слушающих до осознания своей вины, вызывать у них чувство раскаяния. Это рассеивало тучи злобы – и виноватые начинали чувствовать в своих поступках неправоту. Надлежащее понимание нередко наступало не сразу, но позже, когда человек, вспоминая слова о. Алексия и глубже заглядывая в свою смягчившуюся душу, мог, наконец, увидеть, что рассказы эти имели прямое к нему отношение, и понять, какой новый путь был для него намечен.

Эта возраставшая популярность о. Алексия по-разному настраивала к нему столичных жителей. Многие жившие духовной жизнью, познакомившись с ним, делались его друзьями и почитателями, другие, напротив, относились к о. Алексию с неприязнью и подозрительностью.

Духовно близкими к о. Алексию были современные ему оптинские подвижники – преподобный иеросхимонах Анатолий (Потапов), скитоначальник схиигумен Феодосий, преподобный иеросхимонах Нектарий (Тихонов). Они изумлялись подвигу московского старца «во граде, яко в пустыни».

Сам о. Алексий также с большим почитанием относился к старцу Анатолию: «Мы с ним одного духа» [1, с. 49], – говорил он. Несмотря на то, что виделись они всего один раз – когда о. Анатолий проездом был в Москве, между ними поддерживалось сообщение, которое близкие называли «беспроволочным телеграфом». Отец Анатолий обращавшихся к нему москвичей ча сто отсылал к о. Алексию.

С о. Феодосием у о. Алексия было более тесное общение. Отец Феодосий приехал как-то в Москву и посетил храм Николы в Кленниках. Он присутствовал за богослужением, видел, как идут вереницы исповедников, как истово и долго проходит служба, как подробно совершается поминовение, какие толпы народа ожидают приема, как долго длится этот прием. После о. Феодосий сказал о. Алексию: «На все это де ло, которое вы делаете один, у нас бы в Оптиной несколько человек понадобилось. Одному это сверх сил. Господь вам помогает». [1, с. 49]

А старец Нектарий (Тихонов) говорил, обращавшимся к нему москвичам: «Зачем вы ездите к нам? У вас есть отец Алексий». [1, с. 49] Были друзья у о. Алексия и среди московского духовенства. Одним из таких друзей был наместник Чудова монастыря в Кремле, архимандрит Арсений (Жадановский), с 1914 года – епископ Серпуховской. Он высоко ставил пастырскую деятельность батюшки, мудрого городского старца, «приносящего людям нисколько не менее пользы, чем какой-либо пустынник. Он в образе иерея был одним из тех подвижников, о которых пророчествовал преподобный Антоний Великий, говоря, что придет время, когда иноки, живя среди городов и суеты мирской, будут сами спасаться и других приводить к Богу». [11]

Но было много и недоброжелателей. Свидетельство этому – следующий случай. Как-то раз о. Алексий ехал в трамвае, направляясь на требу с одного конца города на другой. Впереди него сидели два священника. Они, не стесняясь в выражениях, обсуждали церковную жизнь Москвы. Разговор их коснулся и о. Алексия: «Вот тоже юродствует, старца из себя изображает, народ принимает, советы дает, уйму деньжищ загребает. Знаешь, у него доходу десять тысяч». [1, с. 49–50] Между тем, трамвай стал подходить к остановке, на которой батюшке нужно было выходить. Он прошел чуть вперед и сказал, сидящим там священникам: «Все, что вы говорили об о. Алексии, совершенно верно, он действительно таков; вы ошиблись только в одном: у него доходу не десять тысяч, а пятнадцать». [1, с. 50] После этого о. Алексий сошел с трамвая. На следующий день один из этих священников пришел к о. Алексию на квартиру и с глубоким раскаянием просил прощения.