Монашеский постриг

Как раз в это время на Дмитрия Брянчанинова обратил внимание Вологодский архиепископ Стефан. Сочувствуя неприкаянности молодого послушника и не понаслышке зная о его тяжелых семейных обстоятельствах, Владыка благословил ему поселиться в Семигородской Успенской обители. Местность этой обители благоприятствовала восстановлению его здоровья; он с новою ревностью предался своим обычным духовным занятиям: богомыслию и молитве в тишине келейного уединения. Подвизаясь там, он сблизился с инспектором Вологодской семинарии – иеромонахом Софронием. Там он написал свое первое духовное сочинение «Плач мой».

Но из-за близости к родительскому дому Дмитрию Брянчанинову и в Семигородской обители не было покоя. Время от времени навещая сына, Александр Семенович требовал, чтобы сын вернулся к мирской жизни и поступил на государственную службу. Тогда Дмитрий Брянчанинов обратился за помощью к Владыке Стефану. Он просил архиерея, во-первых, перевести его в более отдаленную обитель, а во-вторых, постричь в монашество.

Владыка выполнил его просьбу: 20 февраля 1831 года он был переведен в более уединенный, пустынный Глушицкий Диониси ев монастырь, где и зачислен послушником. Но и в Глушицком монастыре отец не оставил его в покое. Тогда, вопреки существовавшим тогда правилам, архиепископ Стефан подает в Святейший Синод прошение о немедленном пострижении послушника Брянчанинова. Получив разрешение Священного Синода, он вызвал Дмитрия Брянчанинова из Глушицкого монастыря в Вологду и велел готовиться к пострижению; вместе с тем он приказал ему хранить это в тайне от родных и знакомых. Это было очень неудобно, так как готовящийся к пострижению вынужден был остановиться на постоялом дворе и среди мирской суеты приготовляться к великому обряду.

28 июня 1831 года преосвященный Стефан постриг Брянчанинова в монашество в кафедральном Воскресенском соборе и нарек Игнатием, в честь священномученика Игнатия Богоносца. Родные Брянчанинова, прибывшие 28 июня в собор к богослужению, были крайне изумлены всем увиденным. После пострига Владыка Стефан не отпустил инока Игнатия в обитель.

Родители новопостриженного с неудовольствием отнеслись к этому событию, особенно Александр Семенович был поражен им; его воля, на которой он так упорно настаивал, не состоялась: все планы относительно светской карьеры сына рушились, мечты о его блестящей будущности исчезли. Сын в глазах отца сделался бесполезным членом общества, утратившим все, что отец доставил ему воспитанием. Софья Афанасьевна благосклоннее смотрела на поступок сына, но духовная сторона была также чужда ей, и она сожалела о том, что сын так нелепо распорядился своей жизнью. Из-за таких отношений с родителями инок Игнатий после пострига вынужден был поселиться в загородном доме своего дяди и крестного отца Дмитрия Ивановича Самарина и принять денежную помощь от одной из своих родственниц – Воейковой.

4 июля того же года инок Игнатий был рукоположен преосвященным Стефаном в иеродиакона. Его дьяконское служение проходило под руководством известного своим благочестием дьякона Александра Воскресенского.

25-го числа того же месяца иеродьякон Игнатий был рукоположен во иеромонаха и оставлен при архиерейском доме, который в Вологде находится при кафедральном соборе, в одной с ним ограде. Для обучения священнослужению о. Игнатий был приставлен к городской церкви Спаса обыденного под руководство священника Василия Нордова, впоследствии протоиерея и настоятеля Вологодского кафедрального собора. Вот что писал об этом времени сам святитель Игнатий: «Совершилось! Я пострижен и посвящен во иеромонаха. Когда меня постригали, казалось мне, что я умер; когда посвятили, казалось – воскрес. Живу какой-то новою жизнью, весьма спокоен, не тревожит меня никакое желание, во время каждой обедни ощущаю, что достиг конца желаний, что получил более, нежели сколько бы мне пожелать. Не хочу описывать вам наружных обстоятельств, сопровождающих мое пострижение и посвящение, предполагаю, другие расскажут. Сказываю всем о себе то, что другие о мне знать и сказать не могут: я счастлив!»

Однако пребывание в Вологде заставляло его часто вращаться в кругу родных и знакомых: многие из них стали его посещать и требовали от него взаимных посещений к себе. Молодой и привлекательный, он интересовал все вологодское общество, все о нем говорили, все желали сблизиться с ним. Это необходимо вовлекало его в мирскую рассеянность и прямо противоречило тем обетам, какие он только что произнес. Поняв, что пребывание в Вологде становится для него душевредным, он стал просить покровителя своего, преосвященного Стефана, отпустить его в Глушицкий монастырь. Но Владыка решил повременить с этим, намереваясь дать ему место, соответственное его способностям.

Служение в Вологодской епархии

В конце 1831 года скончался строитель Пельшемского Лопотова монастыря, иеромонах Иосиф. Обряд погребения поручено было совершить иеромонаху Игнатию. 6 января 1832 года он был назначен на место умершего, а 14-го ему было дано звание строителя. Лопотов монастырь, основанный преподобным Григорием Пельшемским, расположен в сорока верстах от Вологды, на бе регу реки Пельшмы, впадающей в Сухону, в местности лес ной и болотистой. Монастырь был почти в разрушенном состоянии, так что предположено было его упразднить: церковь и прочие здания крайне обветшали, доходы были скудные, недостаток в самом необходимом.

Новый настоятель принялся за дело с энергией. К нему сразу же собрались послушники, знавшие его еще до принятия им пострига. В нем уже чувствовали духовную опору и подлинную монашескую прочность. И, действительно, с приходом нового настоятеля богослужение в Лопотовом монастыре сразу же было приведено в надлежащий порядок. В этом ему очень помог его друг Михаил Чихачев, который, узнав о том, что его товарищ назначен строителем Лопотова монастыря, сразу же оставил все и приехал к о. Игнатию. Чихачев обладал отличным голосом, знал хорошо церковное пение и составил очень хороший монастырский хор, который немало содействовал к привлечению в обитель многих богомольцев. Строитель Игнатий постриг своего друга в рясофор и руководил в духовной жизни.

К тому же от своего отца иеромонах Игнатий унаследовал прекрасные хозяйственные способности, которые помогли ему в короткий срок значительно улучшить материальное состояние обители. Вскоре потекли пожертвования от жителей Вологды, видевших в новом настоятеле Лопотова монастыря и хозяйственника, и духовника. Благодаря этим пожертвованиям в обители были отремонтированы старые здания и построены новые, тут ему пригодилась учеба в Главном инженерном училище. Вскоре обитель и внешне, и внутренне обновилась, стала просто неузнаваема.

Благая деятельность святителя в возвышении нравов насельников Лопотова монастыря была засвидетельствована свыше. Благочестивый крестьянин Карп, проживавший рядом в поселке, увидел в видении, как некоторые иноки Лопотова монастыря (те, что были в монастыре еще до прихода святителя), стоя в водах реки Пельшмы, жаловались преподобному Григорию Пельшемскому, что новый игумен Игнатий делает им притеснения: в церковь не велит ходить с заплетенными волосами, на клиросе запрещает нюхать табак, не велит носить красных кушаков, запрещает ходить по деревням и прочее, тому подобное. Преподобный Григорий, обратившись к Карпу, сказал: «Ты слышишь их жалобы, могу ли их послушать? Настоятель делает как надо и, если пребудет в заповедях Божиих до конца, причтен будет с нами».

Слава о деятельности молодого строителя Лопотова монастыря дошла и до его родителей. Даже Александр Семенович Брянчанинов смягчился, надеясь если не на светскую, то на духовную карьеру и славу сына. Благодаря этому строитель Игнатий стал часто бывать в доме родителей. Но в основном он общался с матерью, которая часто болела и нуждалась в утешении. Вскоре, напутствованная молитвами священноинока – своего сына, Софья Афанасьевна скончалась 25 июля 1832 года. За несколько минут до смерти она произнесла: «Теперь, в этот час, у меня одно утешение: мой старший сын – в монастыре». Иеромонах Игнатий сам совершил отпевание в храме села Покровского.

Менее чем через два года после назначения о. Игнатия строителем Лопотова монастыря честолюбивые надежды отца его начали сбываться. Владыка Вологодский Стефан, видя неутомимые труды строителя Игнатия по возобновлению и благоустройству Лопотовой обители, возвел его в сан игумена 28 мая 1833 года.

Но болотистая местность Лопотова монастыря уносила последние силы игумена Игнатия и наконец совсем расстроила его здоровье. Чихачев, переживая за своего друга и настоятеля и не видя никакого другого выхода, предложил ему свою мысль – переселиться из Лопотова монастыря куда-либо в другое место.

Перевод в Сергиеву Пустынь

Получив благословение настоятеля, Михаил Чихачев направился в Петербург, к графине Анне Алексеевне Орловой-Чесменской. Графиня радушно приняла Чихачева, дала помещение в своем доме, снабдила всем нужным и деятельно стала хлопотать о перемещении игумена Игнатия из Лопотова монастыря. Она же посоветовала ему представиться Московскому митрополиту святителю Филарету, который тогда находился в Петербурге.

Святитель Филарет принял Чихачева на Троицком подворье и сказал: «Мне не безызвестны жизнь и качества игумена Игнатия». Московский митрополит готов был предложить игумену Игнатию место настоятеля в Николо-Угрешском третье классном монастыре. Чихачев поблагодарил Владыку Филарета и сказал, что игумену Игнатию неудобно будет самому проситься из вологодской епархии, так как он пострижен лично вологодским архиереем, который может оскорбиться таким поступком своего постриженца. «Хорошо, – сказал митрополит, – я сделаю предложение об этом в Синоде и надеюсь, что мне не откажут». На другой день был послан из Синода указ в Вологду к преосвященному Стефану о перемещении игумена Лопотова монастыря Игнатия в Николо-Угрешский монастырь, куда, по сдаче своего монастыря, и предписывалось его немедленно отправить.

Вопреки опасениям, владыка Стефан доброжелательно отнесся к этому событию. Напутствовав игумена Игнатия своим благословением на новое служебное место, он сделал следующий отзыв о нем в своем отношении к митрополиту Московскому от 28 ноября 1833 года: «Игумен Игнатий, по пострижении в 1831 году, по указу Святейшего Правительствующего Синода, в монашество, состоя в числе братии третьеклассного Глушицкого монастыря, похвальными своими качествами и образованностью своей в науках всегда обращал на себя особое мое внимание, почему взят был в вологодский архиерейский дом и, по рукоположении во иеродиакона, а потом в иеромонаха, употребляем был для соборного священнослужения, где более и более замечая в нем отличные способности, украшаемые похвальным поведением, в 1832 году января 6, я определил его, Игнатия, на место умершего в Лопотове монастыре строителя иеромонаха Иосифа – строителем, и он, будучи в сей новой, возложенной на него должности, образом примерной своей жизни, учреждением в монастыре порядка, согласно правилам и уставам монастырским, точным наблюдением должного в монастыре благоприличия, обращая на себя от публики особенное внимание, успел возродить в почитателях святой обители усердие и тем достиг возможности Лопотов монастырь, пришедший уже в совершенный упадок и расстройство, привести ныне в короткое время в наилучшее состояние, как то: 1) заведением многоценных серебряных святых сосудов, Евангелия, и облачений, и многих других, для благолепия церковного служащих вещей, и 2) устроением настоятельских и братских келий, а потом поправ кою многих ветхих монастырских строений, каковая его, Игнатия, полезная для обители святой служба, а притом и отзывы публики о похвальных его качествах убедили меня сего года мая 28-го дня, для поощрения его к дальнейшей таковой же службе, произвести в игумена, с оставлением в том же заштатном Лопотове монастыре настоятелем, о каковой его, игумена Игнатия, отлично-похвальной службе за нужное почел довести при сем до сведения Вашего Высоко преосвященства».

Неожиданно слухи об этом деле дошли до императора. Вспомнив любимого воспитанника инженерного училища, он приказал митрополиту Московскому вызвать игумена Игнатия не в Москву, а в Петербург. Святитель Филарет, исполняя волю императора, официальным письмом от 15 ноября 1833 года на имя вологодского Владыки Стефана просил его как можно скорее отправить игумена Игнатия прямо в Петербург, а частным письмом своим к игумену Игнатию требовал, чтобы он, нисколько немедля, прибыл к нему в Петербург на Троицкое подворье. «Это распоряжение должно быть исполнено безотлагательно, – писал Московский владыка, – потому что это воля не моя».

27 ноября игумен Игнатий сдал Лопотов монастырь своему казначею, а 30 ноября выехал в Петербург. Приехав в столицу, игумен Игнатий немедля отправился к митрополиту Филарету, который приютил его на своем Троицком подворье.

Через несколько дней состоялась его встреча с императором Николаем I. Вот как сам святитель Игнатий описывал ее: «12 числа сего месяца, вечером в шесть часов представлялся я государю императору наедине в его кабинете. Трогательно было и интересно сие представление. Государь обнял меня, я его; он повторял: «Друг мой! Друг мой!» – я кричал: «Отец мой! Отец мой!» Изволил подробно расспрашивать о обстоятельствах моей жизни в монашестве… Наконец, объявил мне свою волю, чтобы я оставался близ Петербурга в Сергиевой пустыни. При этом государь сказал: «Ты мне нравишься, как и прежде! Ты у меня в долгу за воспитание, которое я тебе дал, и за мою любовь к тебе. Ты не хотел служить мне там, где я предполагал тебя поставить, избрал по своему произволу путь, – на нем ты и уплати мне долг твой. Я тебе даю Сергиеву пустынь, хочу, чтоб ты жил в ней и сделал бы из нее монастырь, который в глазах столицы был бы образцом монастырей»». Затем император повел игумена на половину к императрице Александре Федоровне. Войдя к ней, спросил ее: «Узнает ли она этого монаха?» На отрицательный ответ он назвал игумена по фамилии. Она очень милостиво отнеслась к своему бывшему пансионеру и просила благословить всех ее детей.

Вскоре – 1 января 1834 года, в Казанском соборе, игумена Игнатия возвели в сан архимандрита – ему было неполных 27 лет. А 5 января архимандрит Игнатий выехал в свою обитель в сопровождении Чихачева и только что принятого в келейники юноши Иоанна Малышева, который впоследствии, через двадцать три года, сделался преемником своего старца.

Начало настоятельства в Сергиевой пустыни

Желание о. Игнатия переселиться из Лопотова монастыря имело в основании чисто физическую причину. Его болезненному организму нужен был климат если не южный, то, по крайней мере, сухой, а не болотистый. Местность Сергиевой пустыни в климатическом отношении был даже хуже, чем Лопотов монастырь. Береговая сторона Финского залива, волны которого разливаются в виду самой обители, никак не могла служить к восстановлению физических сил.

К столетию своего существования Сергиева пустынь была совершенно запущенной, как в духовном, так и в материальном отношении. Вот как сам святитель Игнатий писал о вверенной ему обители: «Непостижимыми судьбами Промысла я помещен в ту обитель, соседнюю северной столице, которую, когда жил в столице, не хотел даже видеть, считая ее по всему несоответствующею моим целям духовным».

К моменту назначения архимандрита Игнатия настоятелем Сергиевой пустыни здания монастырские, начиная с церкви преподобного Сергия, были давно запущены. Из-за разрухи келейных корпусов вся братия помещалась в инвалидном доме, устроенном при монастыре на иждивение графов Зубовых и состоящем на их содержании. В Троице-Сергиевой пустыни не было никакого монастырского хозяйства и даже земля, на которой был расположен монастырь, не имела ни одного межевого столба. Не лучше обстояло дело и с вверенной архимандриту монастырской братией – все братство обители состояло из тринадцати человек: восьми монашествующих, трех послушников и двух подначальных. И несмотря на такое незначительное число братии, в среде их не было порядка.