Радиоконцерт, посвященный лауреатам Сталинской премии

Вчера вечером по радиостанции имени Коминтерна передавали большой концерт, посвященный присуждению Сталинских премий выдающимся деятелям искусства и литературы.

В концерте участвовали лауреаты Сталинских премий: народные артисты СССР А. К. Тарасова, Н. П. Хмелев, И. С. Козловский, народная артистка РСФСР В. О. Массалитинова, заслуженный артист РСФСР Б. П. Чирков, солистка Академического большого театра Н. Д. Шпиллер, и другие. Большинство выступавших исполняли произведения советских композиторов, удостоенных Сталинских премий.

Перед микрофоном выступили также лауреаты Сталинских премий народный артист РСФСР Ю. Ф. Файер, драматург К. А. Тренёв, кинорежиссер Г. В. Александров, композитор Ю. А. Шапорин.

Концерт продолжался два с половиной часа.

«Правда», 1 7.03.1941

Вручение дипломов деятелям искусства – лауреатам Сталинской премии

Крупнейшие актеры, художники, режиссеры, музыканты, скульпторы, архитекторы, писатели и поэты собрались вчера в Художественном театре имени Горького. Все они – лауреаты Сталинских премий, наиболее выдающиеся мастера литературы и искусств. Им вчера вручены дипломы.

Председатель Комитета по Сталинским премиям В. И. Немирович-Данченко поздравил всех лауреатов с высоким званием, пожелал им дальнейших успехов в творчестве. Речь старейшего мастера советского театра была полна горячей любви к искусству и уверенности в его дальнейшем расцвете.

В. И. Немирович-Данченко говорит о путях развития советского искусства, о синтезе искусств в нашей стране.

– История искусств всех времен и народов, – говорит он, – никогда не знала такого единения всех видов искусств, какое имеется в нашей стране, в наши дни. Это единение осуществлено благодаря мудрости наших вождей. И мы горячо благодарим товарищей Сталина и Молотова за их исключительное внимание к искусству.

Слова В. И. Немировича-Данченко вызывают овацию в зале, крупнейшие мастера советской культуры встают, долго аплодируют, как бывает с людьми,_: когда оратор выражает их чувства и мысли.

После вступительной речи начинается вручение дипломов. Народный артист СССР И. М. Москвин вызывает лауреатов Сталинских премий к столу. Там В. И. Немирович-Данченко вручает им дипломы и поздравляет. Первые дипломы получают композиторы – автор симфонии-кантаты «На поле Куликовом» Ю. А. Шапорин, автор знаменитого фортепианного квинтета Д. Д. Шостакович, автор оперы «В пущах Полесья» А. В. Богатырев. После этих и ряда других композиторов дипломы вручаются художникам, скульпторам и архитекторам.

К столу подходят театральные деятели. Это – актеры драмы, создавшие правдивые волнующие образы в спектаклях, воспитывающих советский народ в духе преданности родине. Актеров драмы сменяют выдающиеся советские певцы: В. В. Барсова, М. Д. Михайлов, М. О. Рейзен, И. С. Козловский, П. Д. Шпиллер, С. Я. Лемешев. Диплом вручается крупнейшему советскому дирижеру и постановщику С. А. Самосуду, дирижеру балетных спектаклей Ю. Ф. Файеру. Мастера хореографии сменяют оперных актеров. Дипломы получают Г. С. Уланова, О. В. Лепешинская, В. М. Чабукиани, Н. М. Дудинская, А. М. Мессерер. Затем подходит большая группа деятелей кинематографии, творцов замечательных кинокартин – «Чапаев», «Цирк», «Волга-Волга», трилогии о Максиме, «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году», «Петр I», «Минин и Пожарский», «Александр Невский», «Трактористы».

К В. И. Немировичу-Данченко подходит Юрий Щукин, сын покойного народного артиста СССР Б. В. Щукина. Он получает диплом лауреата Сталинской премии первой степени, которым отмечена выдающаяся работа его отца, создавшего впервые в советской кинематографии образ В. И. Ленина.

Далее дипломы вручаются писателям, поэтам, драматургам, получившим Сталинские премии за свои выдающиеся произведения.

В. И. Немирович-Данченко вновь желает всем лауреатам Сталинских премий успехов в труде. Долго длится овация в честь лучших мастеров советской культуры, в честь партии Ленина – Сталина, которая воспитала прекрасную плеяду деятелей литературы и искусства, создавших произведения, вдохновляющие советский народ, мобилизующие его на борьбу за процветание и укрепление могущества советского государства.

«Правда», 22.04.1941

Сумбур вместо музыки
Об опере «Леди Макбет Мценского уезда»

Вместе с общим культурным ростом в нашей стране выросла и потребность в хорошей музыке. Никогда и нигде композиторы не имели перед собой такой благодарной аудитории. Народные массы ждут хороших песен, но также и хороших инструментальных произведений, хороших опер.

Некоторые театры как новинку, как достижение преподносят новой, выросшей культурно советской публике оперу Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда». Услужливая музыкальная критика превозносит до небес оперу, создает ей громкую славу. Молодой композитор вместо деловой и серьезной критики, которая могла бы помочь ему в дальнейшей работе, выслушивает только восторженные комплименты. Слушателя с первой же минуты ошарашивает в опере нарочито нестройный, сумбурный поток звуков. Обрывки мелодии, зачатки музыкальной фразы тонут, вырываются, снова исчезают в грохоте, скрежете и визге. Следить за этой «музыкой» трудно, запомнить ее невозможно.

Так в течение почти всей оперы. На сцене пение заменено криком. Если композитору случается попасть на дорожку простой и понятной мелодии, то он немедленно, словно испугавшись такой беды, бросается в дебри музыкального сумбура, местами превращающегося в какофонию. Выразительность, которой требует слушатель, заменена бешеным ритмом. Музыкальный шум должен выразить страсть.

Это все не от бездарности композитора, не от его неумения в музыке выразить простые и сильные чувства. Это музыка, умышленно сделанная «шиворот навыворот», – так, чтобы ничего не напоминало классическую оперную музыку, ничего не было общего с симфоническими звучаниями, с простой, общедоступной музыкальной речью. Это музыка, которая построена по тому же принципу отрицания оперы, по какому левацкое искусство вообще отрицает в театре простоту, реализм, понятность образа, естественное звучание слова. Это – перенесение в оперу, в музыку наиболее отрицательных черт «мейерхольдовщины» в умноженном виде. Это левацкий сумбур вместо естественной, человеческой музыки. Способность хорошей музыки захватывать массы приносится в жертву мелкобуржуазным формалистическим потугам, претензиям создать оригинальность приемами дешевого оригинальничания. Это игра в заумные вещи, которая может кончиться очень плохо. Опасность такого направления в советской музыке ясна. Левацкое уродство в опере растет из того же источника, что и левацкое уродство в живописи, в поэзии, в педагогике, в науке. Мелкобуржуазное «новаторство» ведет к отрыву от подлинного искусства, от подлинной науки, от подлинной литературы.

Автору «Леди Макбет Мценского уезда» пришлось заимствовать у рассказа его нервозную, судорожную, припадочную музыку, чтобы придать «страсть» своим героям.

В то время как наша критика – в том числе и музыкальная – клянется именем социалистического реализма, сцена преподносит нам в творении Шостаковича грубейший натурализм. Однотонно, в зверином обличии представлены все – и купцы и народ. Хищница-купчиха, дорвавшаяся путем убийств к богатству и власти, представлена в виде какой-то «жертвы» буржуазного общества. Бытовой повести Лескова навязан смысл, какого в ней нет.

И все это грубо, примитивно, вульгарно. Музыка крякает, ухает, пыхтит, задыхается, чтобы как можно натуральнее изобразить любовные сцены. И «любовь» размазана по всей опере в самой вульгарной форме. Купеческая двуспальная кровать занимает центральное место в оформлении. На ней разрешаются все «проблемы». В таком же грубо-натуралистическом стиле показана смерть от отравления, сечение почти на самой сцене.

Композитор, видимо, не поставил перед собой задачи прислушаться к тому, чего ждет, чего ищет в музыке советская аудитория. Он словно нарочно зашифровал свою музыку, перепутал все звучания в ней так, чтобы дошла его музыка только до потерявших здоровый вкус эстетов-формалистов. Он прошел мимо требований советской культуры изгнать грубость и дикость из всех углов советского быта. Это воспевание купеческой похотливости некоторые критики называют сатирой. Ни о какой сатире здесь и речи не может быть. Всеми средствами и музыкальной и драматической выразительности автор старается привлечь симпатии публики к грубым и вульгарным стремлениям и поступкам купчихи Катерины Измайловой.

«Леди Макбет» имеет успех у буржуазной публики за границей. Не потому ли похваливает ее буржуазная публика, что опера эта сумбурна и абсолютно аполитична? Не потому ли, что она щекочет извращенные вкусы буржуазной аудитории своей дергающейся, крикливой, неврастенической музыкой?

Наши театры приложили немало труда, чтобы тщательно поставить оперу Шостаковича. Актеры обнаружили значительный талант в преодолении шума, крика и скрежета оркестра. Драматической игрой они старались возместить мелодийное убожество оперы. К сожалению, от этого еще ярче выступили ее грубо-натуралистические черты. Талантливая игра заслуживает признательности, затраченные усилия – сожаления.

«Правда», 28.01.1936

«Балетная фальшь»
О балете «Светлый Ручей» (либретто Ф. Лопухова и Пиотровского, музыка Д. Шостаковича. Постановка Большого театра)

«Светлый Ручей» – это название колхоза. Либретто услужливо указывает точный адрес этого колхоза: Кубань. Перед нами новый балет, все действие которого авторы и постановщики пытались взять из нынешней колхозной жизни. Изображаются в музыке и танцах завершение уборочных работ и праздник урожая. По замыслу авторов балета, все трудности позади. На сцене все счастливы, веселы, радостны. Балет должен быть пронизан светом, праздничным восторгом, молодостью.

Нельзя возражать против попытки балета приобщиться к колхозной жизни. Балет – это один из наиболее у нас консервативных видов искусства. Ему всего труднее переломить традиции условности, привитые вкусами дореволюционной публики. Самая старая из этих традиций – кукольное, фальшивое отношение к жизни. В балете, построенном на этих традициях, действуют не люди, а куклы. Их страсти – кукольные страсти. Основная трудность в советском балете заключается в том, что тут куклы невозможны. Они выглядели бы нестерпимо, резали бы глаза фальшью.

Это налагало на авторов балета, на постановщиков, на театр серьезные обязательства. Если они хотели представить колхоз на сцене, надо изучить колхоз, его людей, его быт. Если они задались целью представить именно кубанский колхоз, надо было познакомиться с тем, что именно характерного в колхозах Кубани. Серьезная тема требует серьезного отношения, большого и добросовестного труда. Перед авторами балета, перед композитором открылись бы богатейшие источники творчества в народных песнях, в народных плясках, играх.

Жизнь колхоза, его новый, еще только складывающийся быт, его праздники – это ведь очень значительная, важная, большая тема. Нельзя подходить к этому с налета, с кондачка, – все равно, в драме ли, в опере, в балете. Тот, кому действительно дороги и близки новые отношения, новые люди в колхозе, не позволит себе превратить это в игру с куклами. Никто не подгоняет наше балетное и музыкальное искусство. Если вы не знаете колхоза, если не знаете, в частности, колхоза на Кубани, не спешите, поработайте, но не превращайте ваше искусство в издевательство над зрителями и слушателями, не опошляйте жизни, полной радости творческого труда.

По либретто Лопухова и Пиотровского на сцене изображен колхоз на Кубани. Но в действительности здесь нет ни Кубани, ни колхоза. Есть соскочившие с дореволюционной кондитерской коробки сусальные «пейзане», которые изображают «радость» в танцах, ничего общего не имеющих с народными плясками ни на Кубани, ни где бы то ни было. На этой же сцене Большого театра, где ломаются куклы, раскрашенные «под колхозника», подлинные колхозники с Северного Кавказа еще недавно показывали изумительное искусство народного танца. В нем была характерная именно для народов Северного Кавказа индивидуальность. Нет нужды непосредственно воспроизводить эти пляски и игры в искусстве балета, но только взяв их в основу, и можно построить народный, колхозный балет.

Либреттисты, впрочем, всего меньше думали о правдоподобии. В первом акте фигурируют кукольные «колхозники». В прочих актах исчезают всякие следы и такого, с позволения сказать, колхоза. Нет никакого осмысленного содержания. Балетные танцовщицы исполняют ничем между собой не связанные номера. Какие-то люди в одежде, не имеющей ничего общего с одеждой кубанских казаков, прыгают по сцене, неистовствуют. Балетная бессмыслица в самом скверном смысле этого слова господствует на сцене.

Под видом колхозного балета преподносится противоестественная смесь ложно-народных плясок с номерами танцовщиц в «пачках». Пейзан не раз показывал балет в разные времена. Выходили принаряженные кукольные «крестьяне» и «крестьянки», пастухи и пастушки и исполняли танцы, которые назывались «народными». Это не был обман в прямом смысле. Это было кукольное искусство своего времени. Иногда эти балетные крестьяне старались сохранить этнографическую верность в своих костюмах. Некрасов писал иронически в 1866 году:

 
Но явилась в рубахе крестьянской
Петипа – и театр застонал!..
Все – до ластовиц белых в рубахе –
Было верно: на шляпе цветы,
Удаль русская в каждом размахе…»
 

Именно в этом и была невыносимая фальшь балета, и Некрасов обращался с просьбой к балерине:

 
… Гурия рая!
Ты мила, ты воздушно легка,
Так танцуй же ты «Деву Дуная»,
И в покое оставь мужика!
 

Наши художники, мастера танца, мастера музыки безусловно могут в реалистических художественных образах показать современную жизнь советского народа, используя его творчество, песни, пляски, игры. Но для этого надо упорно работать, добросовестно изучать новый быт людей нашей страны, избегая в своих произведениях, постановках и грубого натурализма, и эстетствующего формализма.

Музыка Д. Шостаковича подстать всему балету. В «Светлом ручье», правда, меньше фокусничанья, меньше странных и диких созвучий, чем в опере «Леди Макбет Мценского уезда». В балете музыка проще, но и она решительно ничего общего не имеет ни с колхозами, ни с Кубанью. Композитор так же наплевательски отнесся к народным песянм Кубани, как авторы либретто и постановщики к народным танцам. Музыка поэтому бесхарактерна. Она бренчит и ничего не выражает. Из либретто мы узнаем, что она частично перенесена в колхозный балет из неудавшегося композитору «индустриального» балета «Болт». Ясно, что получается, когда одна и та же музыка должна, выразить разные явления. В действительности она выражает только равнодушное отношение композитора к теме.

Авторы балета – и постановщики и композитор – по-видимому, рассчитывают, что публика наша нетребовательна, что она примет все, что ей состряпают проворные и бесцеремонные люди.

В действительности нетребовательна лишь наша музыкальная и художественная критика. Она нередко захваливает произведения, которые этого не заслуживают.

«Правда», 6.02.1936

От редакции журнала «Советская музыка», 1936, № 2.