Прибытие Ермолова. Поход в Дагестан

В 1816 году приехал на Кавказ Ермилов, один из славнейших русских генералов. Он сразу отличил наш полк, полюбил ого, как родной отец, и впоследствии за подвиги его назвал: «десятым римским легионом»^[2].

И ширванцы любили его крепко, называя между собой не иначе как «наш дедушка Алексей Петрович». Не было для них ничего священнее его желания, тем более приказания. С ним совершали они почти все походы вплоть до 1826 года, переносясь с одного края Кавказа на другой и всюду одерживая блестящие победы.

Но не одним штыком и пулей давались, нам эти победы. Надо было закреплять уже завоеванные позиции, вырубать просеки в лесах, проводить дорога, строить крепости; много приходилось работать и топором и лопатой.

В 1818 году 1-й и 2-й баталионы нашего полка перешли из Грузии в Чечню, где находился Ермолов, и здесь принимали участие в постройке крепостей Грозной и Внезапной. В то же время приходилось постоянно отбиваться от чеченцев, которые, пользуясь густыми лесами, беспрерывно тревожили нас своими нападениями.

Генерал А.П. Ермолов.

А в Дагестане в это время Аварский хан задумал поднять горцев и напасть на шамхала (князя) Тарковского за его преданность России.

Надо было спешить к нему на помощь, и Ермолов, несмотря на малочисленность отряда и глубокую ненастную осень, решил предпринять поход в Дагестан.

25-го октября с отрядом, в котором из пяти баталионов пехоты, два были нашего полка, он выступил из крепости Грозной. По дороге около большого торгового аула Андреева, заложил крепость Внезапную, и 3-го ноября подошел в Таркам. Успокоив преданное нам население, 11-го ноября Ермолов двинулся на Параул, лежавший за горным перевалом. Здесь сидел враж дебный нам Аварский хан.

Благодаря сильному ненастью и короткому дню, мы к вечеру подошли только к подошве высокого крутого хребта Аскарай. Здесь-то ожидал нас противник: все возвышенности кругом были усеяны лезгинами, в количестве 15 тысяч.

Едва войска наши подошли к подошве хребта, как горцы открыли огонь, а с горы Талганской посыпались на Ермолова дерзкие ругательства Солдаты, раздраженные, рвались в бой, но Ермолов остановил отряд и приказал варить пищу.

Горцы, видя, что мы расположились на ночлег и полагая, что Ермолов не решается атаковать их сильную позицию, еще смелее стали посылать в наш лагерь и пули, и брань.

Все были нсдовольны на Ермолова за бездействие. Но Ермолов не бездействовал. И когда, с наступлением холодной, ненастной ночи, в лагере все успокоились, не спал только сам Ермолов.

Он предвидел, что при открытом штурме этой, действительно очень сильной позиции, отряд его понесет большие потери, так как и без того крутые подъемы на гору были все перекопаны и заняты сильнейшим противником.

Об отступлении не могло быть и речи: наши войска впервые появились в Дагестане; все со вниманием следили за событиями, и малейшая неудача с нашей стороны могла надолго поколебать веру в силу русского оружии. Оставалось одно средство – обход. Верный проводник сказал Ермолову, что он знает одну тропу, такую трудную, что ее забросили даже сами туземцы и что «если русские солдаты могут пройти по такой дороге», то он берется вывести их в самый тыл неприятеля.

И русские солдаты прошли; это были кабардинцы.

Ермолов потребовал к себе майора Швецова, приказал ему взять второй баталион нашего полка с двумя орудиями, обходными тропами, без выстрела, взобраться на гору, покрытую дремучим лесом и на рассвете ударить на неприятеля. «Да помни, – сказал Ермолов Швецову, – оттуда тебе нет дороги назад, и я должен найти тебя на горе живым или мертвым».

Кабардинцы в точности выполнили приказ Алексея Петровича. Преодолев все препятствия, они под покровом бурной ночи пробрались в тыл противнику. На рассвете грянула пушка, и наш баталион с криком «ура»! бросился на горцев в штыки. Те едва успели схватиться за оружие, и, кто не пал под ударами пггыка, – в паническом страхе бежал врассыпную: 15-ти тысячного скопища не стало.

Сводный баталион из рот Троицкого и 8-го егерского полков бегом был двинут на поддержку Швецова; но помощь оказалась лишней: гора была занята одним нашим баталионом. Весь день войска поднимались на гору и только к вечеру заняли позицию.

Так умел Ермолов согласовать отвагу с разумною осторожностью. То, что вчера стоило бы нам сотни жизней, сегодня мы получили, не потеряв ни одного человека.

Вот за это-то славное дело Ермолов и назвал наш полк «Десятым легионом», и с этих пор во всех реляциях имя Кабардинскаго полка упоминается с прибавлением слова «храбрый».

В своем донесении государю Ермолов пишет: «баталион не мог ни храбрее, ни удачнее исполнить поручение».

Селения Параул, Большой и Малый Дженгутай были взяты; жители бежали. Ермолов объявил им прощение от имени Государя и разрешил возвратиться в аулы.

Десятый легион

 
В тумане древности глубокой,
Сияньем славы озарен.
Гремел известностью широкой
Десятый Римский Легион.
 
 
Не звал он срама поражений,
Не ведал натиску препон
В пылу безчисленных сражений
Десятый Римский Легион.
 
 
И всюду, где ни появлялись
Его победные сыны,
Враги безропотно склонялись,
Иль были в прах обращены.
 
 
И так до дней последних Рима,
Разил врагов отчизны он,
Храня прославленное имя,
Десятый Римский Легион.
 
 
Но Рим погиб под гнетом славы,
И век его прошел, как сон…
Погиб и сын своей держаны,
Десятый Римский Легион –
 
 
Но прах остался лишь гробовой…
Нет! то не смерть была, а сон,
И блещет вновь красой суровой.
Десятый Римский Легион!
 
 
Как в фантастическом рассказе.
Фениксом возродился он
В полку Ширванском на Кавказе,
Десятый Римский Легион.
 
 
И старый дух орлов победных
Вновь ожил в юных знаменах,
Как мощь напевов заповедных
Во вновь натянутых струнах.
 
 
Геройских дел живая повесть
Гремит, как встарь на целый мир,
И славит, сказочную доблесть
И даль земли, и неба ширь!
 
 
На страх врагам отчизны милой.
Как неприступный бастион.
Будь славен ввек могучей силой,
Десятый славный Легион!
 

Эти стихи-приветствие были поднесены полку в день полкового праздника 15-го августа 1903 года подполковником Апшеронского полка Осиповым.

Битва при Болтугае и переименование полка

Аварский хан не унимался. В конце августа 1819 г. с новым скопищем горцев, он появился в 16-ти верстах от строившейся крепости Внезапной, пытаясь поднять соседние племена. Ермолов с отрядом, в составе которого было шесть рот Кабардинского полка, 29-го августа двинулся из кр. Внезапной к нему навстречу. При ауле Болтугае произошла битва, в которой наши две роты, в самую опасную минуту, решили участь боя в нашу пользу: без выстрела бросилась они в штыки на горцев и нанесли им жестокое поражение. Горцы бежали.

По дислокации 1819 года Кабардинский полк должен был перейти из Закавказья на северный Кавказ, на место Ширванского (ныне Казанского) полка, который, в свою очередь, должен был передвинуться в Грузию.

Ермолов не хотел расставаться со своими верными кабардинцами, которые ему были необходимы для окончательного водворения спокойствия в Грузия и Дагестане; а потому он, вопреки точному смыслу дислокации, решил, не перемещая полков, переменять их названиями.

С этой целью 4-го ноября 1819 г. последовал приказ о переименование нашего полка из Кабардинского в Ширванский.

Вследствие этого, бывшие у нас в полку Мальтийские знамена за сражение при реке Иоре были переданы в нынешний 80-й пехотный Кабардинский полк, а взамен их мы получили, как сказано выше, от старого Ширванского (ныне Казанского) полка Георгиевские знамена за сражение при Краоне.

Глубокой осенью 1810 года полк наш, уже под именем Ширванского, принимает участие в экспеднции Ермолова против горного общества Акуша, которое упорно не хотело покориться русскому оружию. В сражении под Левашами акушинцам было нанесено окончательное поражение, и старшины их приведены к присяге на верность русскому Царю.

Подвиг унтер-офицера Махонина

Покончив с акушинцами, полк переходит, из Дагестана опять в Чечню и здесь принимает участие в вырубке лесов и проведении дорог, в составе отряда генерала Грекова. Начались частые нападения чеченцев на наши отряды.

Так в апреле 1821 года, они в значительных силах бросились на Амир-Аджи-юртовский редут. Двадцать пять ширванцев, с унтер-офицером Махониным во главе, составляли весь гарнизон укрепления.

И вот горсть этих храбрецов в течении пяти часов выдерживают отчаянные атаки шестисот чеченцев. Сам Махонин был изрублен на валу укрепления, с ним погибло тринадцать ширванцсв, но остальные двенадцать отстояли редут, отбив все приступы и уложив на месте до 50 чеченцев; подоспевшая к вечеру помощь заставила остальных отступить.

Золотыми буквами должно быть начертано на страницах истории полка и в нашей памяти имя Махонина: верный долгу службы до конца, он сумел в надлежащую минуту воодушевить на подвиг и своих подчиненных.

Покорение Кабарды и переход через Баксанское ущелье

В 1822 году полк наш участвует в покорении Ермоловым Большой Кабарды. Тяжел был этот поход. И не так уж трудно было сражаться с горцами, побеждать которых нам было не вновь; тяжело было бороться с местностью. Чего стоил один переход через Баксанское ущелье.

Владелец этого ущелья Дау-Султан на одной из скал его написал: «Проходит только друг».

На этот раз прошел и недруг…

Вот что говорит генерал Потто: «Чтобы охарактеризовать деятельность ширванцсв, в этом, одном из труднейших кавказских походов, довольно упомянуть о переходе их через Баксанское ущелье. Отвесные каменные скалы обступают кругом эту местность; внизу ревет Баксан, ворочая вековые дубы и огромные камни, а единственная тропа, не шире полуарашна, по которой лепятся ширванцы, вдруг обрывается в глубокую пропасть. Далее дороги нет – и баталионы остановились. Тогда из рядов выходит старый ширванец и, обращаясь к баталионному командиру, говорит: «Как же это так, ваше высокоблагородие, – воля наша, а вернуться назад нам не приходится; еще и примера такого не было, чтобы мы не дошли туда, куда послал Алексей Петрович». И вот, по его слову, солдаты бросают в пропасть шинели и, перекрестясь, спрыгивают с двенадцатиаршинной высоты. Баталионы прошли и, гоня перед собою бегущих врагов, остановились только уже вблизи верховий Баксана, у самой подошвы снегового Эльбруса.

1823 г. – 1826 г.

После покорения Кабарды и вплоть до Персидской войны ширванцы, как сказочные богатыри, переносятся с одного края Кавказа на другой, появляясь то в Чечне, то в Дагестане, то на Кубани, то опять в Кабарде. Всюду, где возникало серьезное дело, Ермолов призывал свой храбрый «Десятый Легион».

В 1824 году вновь вспыхнуло восстание в Кабарде. Экстренно был вытребован туда с Кубани 2-й баталион ширванцев под командой подполковника Волжинского.

Через шесть дней он был уже в Нальчике, пройдя за это время 300 верст, т. е. по 60 верст в сутки. На что Ермолов привык к подвигам ширванцев, и тот изумился такой быстроте.

С именем подполковника Волжинского связаны лучшие страницы нашей полковой истории. Вот отзыв о нем одного из его современников, отзыв характерный, как для самого Волжинского, так и для полка: «безгранично храбрый, в этом славном полку, где храбрость уж не считалась достоинством личностей, но как бы принадлежностью мундира, Волжинский сумел так служить, что неустрашимость его значительно выделялась и в этой среде».

Славный поход 2-го баталиона отмечен следующей солдатской песней:

 
С одного конца Кавказа
На конец другой
Перешагнем силой указа
Твердою ногой.
 
 
Ни труды нам, ни заботы
Путь не преградят.
Барабаны наши песни
Хором загремят.
 
 
Полк наш славится на Кавказе,
Славно мы живем.
Мы турецкую пехоту
Словно зайцев бьем.
 
 
Офицеры удалые,
Хваты-молодцы,
Не смотря, что молодые,
В деле храбрецы.
 

Значительную часть 1825 и 1826 годов наши 1-й и 2-й баталионы провели опять в Чечне, где под наблюдением самого Ермолова продолжалась постройка новых и укрепление старых крепостей.

О работах, которые выпали здесь на долю войск, сам Ермолов так говорит в одном на своих приказов по корпусу: «Труды их были постоянны, ибо надлежало ежедневно или быть с топором на работе, или с ружьем для охраны рабочих. К подобным усилиям, без ропота, может возбуждать одна привязанность к своим начальникам, и сия справедливость принадлежит г. г. офицерам».

В конце ноября работы были окончены; отряд распущен по станицам, и чеченцы разошлись по домам.

Стояла суровая зима.

В декабре было получено известие, что чеченцы наняли за дорогую плату несколько тысяч лезгин и с ними вместе заняли ущелье Ханкала, через которое шла дорога в Чечню. Ермолов не спешил: он выждал пока чеченцы с лезгинами перессорились, и последние ушли домой; и тогда только предпринял поход для наказания восставших. Поход этот составляет одну из славных страниц в истории Кавказской войны.

Отряд, в котором были наши 1-й и 2-й баталионы, с командиром полка полковником Ковалевым, 22-го января 1826 года собрался у крепости Грозной и стал биваком. Солдатам приходилось разгребать глубокий снег и ложиться рядами, прижимаясь друг к другу; между ротами образовались снеговые горы, часовые сменялись каждые полчаса.

Чеченцы собрались встретить нас в ауле Большой Атаги, расположенном по обеим сторонам реки Аргуна.

25-го января подошел туда и Ермолов с отрядом.

В самом начале сражения аул загорелся, а ворвавшиеся туда баталионы 43-го егерского и 1-й баталион нашего полка начали резню. Огромный аул был полон чеченцев; завязался жестокий рукопашный бой.

Наши медленно подвигались вперед. Ермолов, чтобы скорее покончить с аулом, послал наш 2-й баталион по берегу Аргуна, на мост у мельницы, через который гнали скот. Проходившим ротам Ермолов говорил: «Дружно к мосту, ребята, мы скоро покончим с ними». Но ширванцам, – говорил очевидец, – не надо было ободрительных слов, – они глядели на Ермолова и улыбались, как бы говоря: «не беспокойся, все разметем!»

Аул был взят; нам досталось много баранты, нашлось и чем обогреться.

27-го числа раненые были отправлены в Грозную, а 28-го января чеченцы, воспользовавшись уменьшением наших сил, напали на наш лагерь, но были отбиты с уроном.

Верстах в 8-х от Атаги был аул Чахкери, жители которого, самые отъявленные разбойники, все участвовали в нападении на лагерь. Ермолов решил уничтожить этот аул.

Потто пишет: «Ермолов знал, что посылает отряд на опасное дело, почему и послал своих ширванцев».

В ночь на 80-е число два баталиона нашего, одна рота 41-го егерского полков, шесть орудий и 500 казаков, были отряжены под начальством командира полка полковника Ковалева 2-го. Когда, на рассвете, аул был истреблен, а жители была обращены в бегство, и отряд стал отступать по дороге к лагерю, то бой за обладание аулом, показался шуточным в сравнения с тем отчаянным нападением, которому подверглись наши при отступлении.