В принципе, 75 человек за 70 лет – весьма существенный показатель эффективности работы спецслужбы. Но надо понимать, что тайная война Аламута была лишь элементом общей войны в Европе и на Ближнем Востоке (не стоит забывать и о Крестовых походах). Часто действия низаритов были возмездием за преследования и публичное поношение. Однако нередко низариты подкупали своих идеологических оппонентов. У Рашид ад-Дина сохранился рассказ о том, как настоятель по имени Фахр ад-Дин, известный своей ученостью, однажды в своей проповеди проклял исмаилитов. Тогда по распоряжению Кийа Мухаммада к нему был послан фидай, напавший с ножом на имама в его собственном доме. Тот взмолился о пощаде и поклялся никогда впредь не говорить об исмаилитах худого. Тогда фидай, который не собирался его убивать, поклонился имаму, передал ему 365 золотых динаров и объявил, что в случае соблюдения клятвы такая сумма будет передаваться ему ежегодно, а иначе его ждет смерть. Через некоторое время в ответ на вопрос одного из учеников, почему он перестал обличать приверженцев исмаилизма, Фахр ад-Дин ответил: «О друг, они имеют неоспоримые аргументы. Неразумно их проклинать». В течение 45 лет до самой своей смерти Фахр ад-Дин продолжал получать ежегодное содержание от низаритов.

Но с легкой руки оборотистого венецианца и австрийского востоковеда XVIII в. Йозефа фон Хаммер-Пургшталя, принявшего россказни Марко Поло о наркотическом рае Хасана ибн ас-Саббаха за чистую монету, легенда об убийцах-наркоманах отправилась гулять по Европе.

Окончательно в общественном сознании ее закрепили европейские писатели-романисты XIX века (сами не чуждые наркотическим грезам) во главе с Дюма-отцом, живописавшим действие гашиша в романе «Граф Монте-Кристо». Ни один источник никогда не упоминал о связи хашишинов с гашишем или другими наркотиками, хотя психологической и религиозной обработке фидаины «старца» подвергались самой серьезной. Напрашивающаяся ассоциация, как обычно и бывает, с легкостью завладела умами неспециалистов.

На самом деле название «хашишины» (хашишийа) – скорее всего, уничижительная кличка, использованная сельджуками по отношению к своим противникам-исмаилитам. Означает она «травоеды», то есть низшие, парии, чернь. Впрочем, можно предположить, что это слово произошло от арабского хасанийун – последователь Хасана или «ищущий истину». Вполне вероятно и то, что исмаилиты ибн ас-Саббаха с гордостью восприняли кличку, которую дали им враги, облагородив ее содержание.

По большей же части легенды об ассасинах остаются легендами, распространению которых в свое время активно способствовали они сами, ведь это способствовало укреплению их репутации – как политической, так и профессиональной. Остальное доделывали (и продолжают доделывать) досужие толкователи.

Вот как сегодня, например, излагается история убийства одного из выдающихся полководцев Европы маркграфа Конрада Монферратского: «Хашишины долго и безрезультатно охотились за одним из могущественных европейских князей. Охрана европейского вельможи была организована настолько тщательно и скрупулезно, что все попытки убийц приблизиться к жертве неизменно терпели неудачу. Во избежание отравления или иных «коварных восточных ухищрений» ни один чужак не мог не только подойти к князю, но и приблизиться ко всему, чего могла коснуться его рука. Пища, которую принимал князь, предварительно опробовалась специальным человеком. День и ночь возле него находились вооруженные телохранители. Охрана была неподкупна…

Тогда «Горный старец» отправил в Европу двух молодых людей, которые по его приказу обратились в христианство, благо принятая среди шиитов практика «такыйя» позволяла им совершить обряд крещения для достижения священной цели. В глазах всех окружающих они стали «истинными католиками», ревностно соблюдавшими все католические посты. В течение двух лет они каждый день посещали местный католический собор, проводя долгие часы в молитвах, стоя на коленях. Ведя строго канонический образ жизни, молодые люди регулярно отпускали собору щедрые пожертвования. Их дом был круглые сутки открыт для любого страждущего. Хашишины понимали, что единственную узкую брешь в охране вельможи можно найти во время воскресного посещения им местного католического собора.

Убедив всех окружающих в своей «истинной христианской добродетели», новообращенные псевдокатолики стали чем-то само собой разумеющимся, неотъемлемой частью собора. Охрана перестала обращать на них должное внимание, чем незамедлительно и воспользовались убийцы. Однажды, во время очередного воскресного служения, одному из них удалось приблизиться к князю и неожиданно нанести несколько ударов кинжалом. К счастью жертвы, охрана среагировала молниеносно, и удары пришлись в руку и плечо, не причинив вельможе серьезных ранений. Однако второй убийца, находящийся в противоположном конце зала, воспользовавшись суматохой и вызванной первым покушением всеобщей паникой, подбежал к жертве и нанес ему смертельный удар отравленным кинжалом в самое сердце».

Эта история расползлась по Интернету во многом благодаря культовой компьютерной игре «Assassins’s Creed», вышедшей в 2007 году. Хотя ее оригинал тоже вполне драматичен. 28 апреля 1192 года несколькими днями ранее получивший известие о том, что его прочат на престол Иерусалимского королевства, Конрад ехал верхом в сопровождении личной охраны по одной из улиц Тира. Внезапно двое бедно одетых людей набросились на него с кинжалами. Одного из нападавших стража убила на месте, второй же успел укрыться в ближайшей церкви, где попросил убежища, которое ему и было предоставлено.

Когда по городу прошел слух, что маркиз остался жив, хотя и получил несколько ранений, второй ассасин, тайно покинув церковь, сумел проникнуть в дом Конрада Монферратского и там добил свою жертву. После этого преступник умер под самыми изощренными пытками, не сказав ни слова. Убийцами все посчитали именно хашишинов, а в организации убийства обвиняли… Ричарда Львиное Сердце – во всяком случае, так утверждал известный романист, Вальтер Скотт.

Во всяком случае, шпионаж в Европе продолжал оставаться занятием в целом почетным и одновременно романтичным. И прибыльным. Его не стеснялись ни Бомарше, ни Дефо, ни Казанова.

Панъевропейская и ближневосточная финансово-кредитная сеть автоматически делала тамплиеров в XIII веке самой мощной спецслужбой своего времени. Таким же образом сильнейшая миссионерская служба вкупе с беспрепятственным доступом к сильным мира сего (благодаря покровительству папы Павла III) сделала таковыми иезуитов в XVI веке, перехвативших эту славу у венецианского «Совета десяти», двумя сотнями лет ранее наводнившего континент своими агентами.

Примерно тогда и появилось, похоже, выражение «рыцари плаща и кинжала». То было время итальянских войн, когда в уличных боях в городах Северной и Центральной Италии сходились остатки блестящего европейского рыцарства и итальянские горожане, воспитанные в духе «Ragione di adoprar sicuramente l’Arme» – трактата о фехтовании Джакомо ди Грасси 1570 года. Один из его разделов описывал технику работы с плащом в одной руке и с рапирой (или кинжалом) в другой. Плащ использовался и для обороны (намотанный на руку, он служил щитом), и для отвлечения внимания противника, и для нападения (его можно было, например, набросить противнику на голову).

Подобная «бесчестная» тактика боя воспринималась европейскими рыцарями как низкое коварство простолюдинов, и словосочетание «плащ и кинжал» начало приобретать уничижительное значение. Между тем в Италии воцарились Медичи, любимым способом разрешения политических вопросов у которых считался кинжал или яд в руках наемного убийцы. По престижу профессии шпиона был нанесен серьезный удар.

Второй удар был нанесен – уже традиционно – литераторами. Вслед за Генри Лонгфеллоу, снисходительно похваливавшим испанские комедии в стиле «плаща и шпаги», где карикатурные кабальеро картинно бряцали реквизитом и кутались в него, Чарльз Диккенс саркастически «проехался» по этому жанру, описав в романе «Барнеби Радж» архетипического шпиона в плаще и с кинжалом. Пожалуй, именно Диккенсу принадлежат лавры главного популяризатора этого термина.

Но все это случилось лишь в XIX веке. К тому же складывавшийся столетиями героико-романтический флер шпионажа поколебать было все же достаточно сложно. Тем более, когда его поддерживали такие выдающиеся личности, как, например, монах-капуцин отец Жозеф (он же – глава секретной службы кардинала Ришелье) или шевалье Д’Эон, известный многим российским читателям по роману Валентина Пикуля «Пером и шпагой».

Отцу Жозефу мы обязаны устойчивыми словосочетаниями «серый кардинал» (самого Ришелье прозвали «красным кардиналом») и «черный кабинет» (так назывались специальные секретные покои в Лувре, где перлюстрировалась почта). А вот Шарль де Бомон (полное имя – Шарль-Женевьева-Луи-Огюст-Андре-Тимоте д’Эон де Бомон; его «однофамильцем» был герой Жан-Поля Бельмондо капитан Жослен Бомон в пронзительном шпионском боевике «Профессионал»), агент тайной разведки французского короля Людовика XV «Королевский секрет», стал настоящим символом великосветского европейского шпионажа XVIII века.

Первым его поручением была поездка в Россию, где он должен был войти в доверие к императрице Елизавете, с тем чтобы расстроить русско-австрийский альянс. Как раз этот период жизни д’Эона лег в основу романа Пикуля, хотя на самом деле достоверной информации о нем мало.

Согласно легенде, именно д’Эон «обнаружил» в Петербурге и вывез во Францию так называемое завещание Петра Великого; ряд историков считает, что агент «Королевского секрета» мог быть действительно причастен к фабрикации первоначальной версии этой знаменитой подделки. По другой версии, именно в Петербурге д’Эон стал носить женское платье и настолько преуспел в своей роли, что был допущен в число фрейлин престарелой самодержицы, ежедневно читая ей на сон грядущий.

После смерти Елизаветы Петровны д’Эон был отозван во Францию и успел принять участие в последних битвах Семилетней войны под командованием маршала де Брольи. Он был ранен и получил за храбрость орден св. Людовика.

В 1763 году д’Эон, вновь в мужском платье, получил назначение в Лондон. В его задачи входило установление контактов с британской аристократией путем кредитования их французским вином и разработка плана вторжения французов в Уэльс, для чего он ездил осматривать западное побережье страны.

Деятельность д’Эона была прервана назначением нового посла, графа де Герши, с которым шевалье не сошелся характерами. В 1764 году посол добился отстранения д’Эона от дел, однако последний, вступив в связь с другим экс-шпионом, Тевено де Морандом, написал королю письмо, в котором обвинял посла в попытке подстроить свое отравление. По-видимому, не без его участия лондонские издатели опубликовали в 1764 году переписку между агентами «Королевского секрета».

ПОСОЛЬСТВО СТАЛО РАСПУСКАТЬ СЛУХИ О ТОМ, ЧТО ОТСТАВНОЙ ФРАНЦУЗСКИЙ ДРАГУН НА САМОМ ДЕЛЕ – ЖЕНЩИНА. ДОШЛО ДО ТОГО, ЧТО СТАВКИ О ТОМ, КАКОГО ШЕВАЛЬЕ ПОЛА, СТАЛИ ТОРГОВАТЬСЯ НА ЛОНДОНСКОЙ ФОНДОВОЙ БИРЖЕ.

По всей вероятности, именно во время этого конфликта посольство стало распускать слухи о том, что отставной французский драгун на самом деле – женщина. Дело получило широкую огласку, и в печати стали появляться карикатуры на д’Эона. Дошло до того, что ставки о том, какого шевалье пола, стали торговаться на Лондонской фондовой бирже. По другой версии, д’Эона вынудили «признать» себя женщиной, чтобы у родственников графа Герши не было возможности бросить ему вызов. Так как д’Эон считался одним из лучших фехтовальщиков Европы, то ни у кого не возникало сомнений в исходе поединка.

Прошло десять лет, прежде чем смерть короля и роспуск «Королевского секрета» открыли д’Эону возможность вернуться на континент. В ходе переговоров с Бомарше (представлявшим интересы французского правительства) д’Эон потребовал, чтобы его признали женщиной и позволили носить женское платье. Получив от короля средства на соответствующее обновление гардероба, д’Эон в 1777 году вернулся на родину. С тех пор и до конца жизни шевалье звался мадемуазель де Бомон, а в 1779 году опубликовал под чужим именем мемуары под названием «Военная, общественная и частная жизнь мадемуазель д’Эон».

Ко времени д’Эона относится и возникновение промышленного шпионажа в более или менее современной форме. Так, иезуитский миссионер Пьер д’Энтреколь, проповедуя в Китае, не забывал попутно собирать информацию о технологии изготовления фарфора. Свои методы иезуит описывал так: «Помимо того, что я видел своими глазами, я многое узнал от моих вновь обращенных, из которых некоторые работали с фарфором, а некоторые торговали им. Правдивость их сообщений я подтвердил изучением китайских трактатов по данному вопросу, так что я многое почерпнул из этих книг, посвященных изумительному искусству фарфора». Помимо вербовки путем обращения в христианство ничего не подозревавших китайцев и изучения технической литературы, находившейся в открытом доступе, святой отец несколько раз проникал на императорские фарфоровые фабрики, куда чужакам был вход заказан. Несмотря на то что д’Энтреколь кое-что напутал в своих описаниях, информация, присланная им во Францию, оказалась бесценной. Вскоре французы приступили к производству собственного фарфора и даже превзошли немцев, которые к тому времени самостоятельно научились производить фарфор. Затем секрет фарфора стал известен в Англии и в других европейских странах, что пагубно сказывалось на многовековой китайской монополии, но отвечало интересам потребителей и бизнесменов.

Военный же шпионаж особенно широко распространился по Европе во время Наполеоновских войн, когда противники французского императора на собственном опыте убедились, что главный шпион Наполеона Карл Шульмейстер помогал французской армии выигрывать сражения не хуже, чем ее доблестные маршалы. Шульмейстер не только выведывал планы противников Наполеона, но и передавал им неверные сведения о планах французов, приводившие австрийские и русские войска к сокрушительным поражениям. Массовый шпионаж наблюдался и во время Русско-турецкой войны 1877–1878 годов.

Во времена Наполеона была создана знаменитая курьерская служба банкирского дома братьев Ротшильдов. Вкупе с сетью торговых агентов (читай: шпионов) дома она являлась, возможно, самой эффективной частной разведкой своего времени. Курьер банкиров почти на сутки опередил курьера герцога Веллингтона с известием о победе над Наполеоном при Ватерлоо. Ротшильды узнали об исходе битвы первыми, на рассвете 20 июня 1815 года. Первое, что сделал Натан Ротшильд – сообщил о поражении Наполеона главе государства (именно Натану Ротшильду приписывают авторство фразы «Кто владеет информацией – тот владеет миром»)…

Настоящий расцвет шпионского ремесла совпал с усовершенствованием военной техники. Если раньше прежде всего требовалось выведывать все о количестве войск противника и его диспозиции, то с появлением дальнобойных пушек и скорострельных ружей важнейшей информацией стали сведения о характеристиках этого оружия и способности промышленности выпускать его. Государства принялись защищать свои военно-промышленные тайны, и потому для проникновения в них потребовалось весьма значительное шпионское сообщество.

Некоторые шпионы действовали на свой страх и риск, предлагая добытые результаты представителям заинтересованных в информации держав. Но многие страны создавали обширные профессиональные разведывательные сети, занимавшиеся тотальным сбором любых мало-мальски ценных сведений. Параллельно, разумеется, создавались службы, призванные противодействовать этому. Разведка и контрразведка шли, что называется, рука об руку. Зачастую вместе с криминальной полицией – задачи и методы «контор» имели много общего.

Разведкой и контрразведкой, в частности, занимался и Аллан Пинкертон, создатель и глава легендарного американского сыскного агентства Pinkerton, Inc. Легендарным оно стало хотя бы потому, что за 150 лет существования агентства легенды о нем настолько переплелись с реальностью, что порой уже трудно понять, где заканчивается правда и начинается вымысел. В любом случае, правда то, что Аллан Пинкертон и его бюро не однажды становились ключевыми фигурами поворотных моментов американской истории.

А ведь американская карьера выходца из Глазго могла сложиться совсем по-другому – начинал он как бондарь и даже прослыл в округе городка Данди лучшим специалистом-бочкоделом. Но как-то Аллан обнаружил тайное убежище фальшивомонетчиков и сдал их местному шерифу, потом – практически в одиночку – поймал известного мошенника и забросил бочки ради карьеры борца с преступностью.

Поначалу она была вполне успешной – Аллан получил место помощника шерифа в Чикаго. Но на государственной службе Пинкертон продержался недолго. И не потому, что не оправдал надежд полицейских начальников. Это начальники не оправдали его надежд – они оказались слишком уж зависимыми от местных властей, магнатов и даже преступных авторитетов. И Аллан Пинкертон решил стать первым в Чикаго частным детективом.

В 1850 году он основал собственную компанию с громким названием Национальное детективное агентство Пинкертона. В штате состояло 11 человек, включая самого Пинкертона (их стали называть «пинками»).

А в январе 1861 года Сэмюэль Фелтон, президент Wilmington amp; Baltimore Railroad, уже не раз прибегавший к услугам Пинкертона, срочно вызвал сыщика в Балтимор. Америка стояла на пороге гражданской войны, и Фелтон опасался возможного саботажа на железных дорогах со стороны сотрудников, сочувствующих южанам. Аллан Пинкертон, его правая рука Тимоти Вебстер, левая – Кейт Уорн и еще несколько агентов срочно прибыли на место. «Пинки» поселились в городе под вымышленными именами и начали слежку за предполагаемыми активистами. Опасения Сэмюэля Фелтона оказались не напрасными – саботаж действительно готовился.

ВЫЯСНИЛОСЬ, ЧТО ПЛАНЫ ЗАГОВОРЩИКОВ ГОРАЗДО ШИРЕ – ОНИ ГОТОВИЛИ ПОКУШЕНИЕ НА ПРЕЗИДЕНТА ЛИНКОЛЬНА.

Попутно выяснилось, что планы заговорщиков гораздо шире – они готовили покушение на президента Линкольна, который собирался остановиться в Балтиморе по пути из Филадельфии в Вашингтон. Пинкертон и Фелтон отправились к нему, чтобы предупредить об опасности. Обычно пренебрегавший подобными сообщениями Линкольн на этот раз прислушался. Было решено, что его поезд проедет Балтимор ночью, а не утром, как планировалось ранее, и вообще без остановки. Всю дорогу Пинкертон находился при президенте и не смыкал глаз. Когда поезд благополучно прибыл в Вашингтон, телохранитель отправил Фелтону телеграмму: «Сливы доставили в сохранности вместе с косточками».