23 мая С-13 ошвартовалась в Турку. С этого момента события начали развиваться со всё возрастающей скоростью и, к сожалению, не в пользу Александра Ивановича. Всё выглядело так, словно он стремился «наверстать» всё упущенное в феврале, марте и апреле. В документах занудно перечисляются его многочисленные прегрешения: самовольно отсутствовал на корабле с 22 часа 26 мая до 8 часов 27 мая, затем с 16 часов 30 мая до 11 часов 31 мая, неоднократно выпивал на борту. В тот же день А. Е. Орёл был вынужден написать рапорт (док. № 6.28), обозначивший весьма важную веху в жизни нашего героя.

Во-первых, в этом рапорте четко указывалось на то, что за самовольную отлучку в ночь с 26 на 27 мая комдив предлагал отставить Маринеско от представления к награждению. Поскольку за последний поход Александра Ивановича награждать было не за что, да и итоги его не могли быть подведены столь быстро, становится ясно, что речь велась о представлении к присвоению звания Герой Советского Союза. То, что идея наградить Маринеско была похоронена только в конце мая 1945 года, подтверждается и письмом бывшего комфлота В. Ф. Трибуца отставному наркому Н. Г. Кузнецову, написанному в июле 1967 г. (док. № 8.2). При этом Трибуц указывает в качестве причины не на поведение «подводника № 1», а именно на безуспешность его последнего похода.

В то же время будет нелишне заметить, что и для самого Маринеско не была секретом причина, по которой его представлению к высокой награде в 1945 году не был дан ход. Много позже, в декабре 1952 года, на партсобрании в Ленинградском институте переливания крови его напрямую спросили об этом. «За пьянку», – ответил Александр Иванович. Но добавил: «Звания Героя Советского Союза мне не присвоили, а дали лишь орден Ленина и выговор по партлинии» (док. № 7.15). Такой комментарий все ставил с ног на голову. Орденом Ленина Маринеско был награжден ещё в 1942 году, и это событие не имело никакого отношения к представлению его к званию Героя Советского Союза, а выговор по партийной линии был объявлен только в августе 1945 года, речь об этом пойдет ниже.

Во-вторых, в рапорте Орла впервые в отношении Маринеско прозвучало предложение уволить в запас. Хотя на тот момент Л. А. Курников, назначенный к тому времени уже полновластным командиром бригады ПЛ, не поддержал этого предложения, оно не было забыто и о нём могли в любой момент вспомнить при возникновении очередной подобной ситуации.

Что же было поводом для многочисленных выпивок? Радость за долгожданную Победу, желание расслабиться после продолжительного напряжения военных лет или обида за несостоявшееся награждение? Возможно и то, и другое и третье, хотя логика подсказывает, что начиналось всё «за здравие», а кончалось «за упокой». Но именно третью причину в качестве основной упоминают, по крайней мере, А. А. Крон и Н. Г. Кузнецов. Но разве это достойно настоящего командира и патриота – воевать не за долг защитника Отечества, а за награды? Не радоваться за общую Победу, а смаковать личную обиду?

Следует признать, что Александр Иванович был не единственным, кто «расслаблялся» в те дни (док. № 6.27) – количество самовольных отлучек в мае на БПЛ выросло до 21, – но так получилось, что его имя снова оказалось в «передовиках» среди нарушителей. И снова, как и в декабре 1944 года, перед командованием и политотделом бригады встал непростой вопрос по части выбора мер к недисциплинированным воинам. Впрочем, по сравнению с концом 1944 года ситуация упрощалась тем, что необходимость ходить в боевые походы отпала, и такие факторы, как падение боеспособности экипажа в связи со сменой командира теперь не играли былой роли. А значит, командование могло себе позволить поступать по отношению к нарушителям так, как того требовали дисциплинарный устав и уголовный кодекс, невзирая на предыдущие заслуги. Справедлив ли был такой подход по отношению к подчиненным, включая тех, кто имел боевые заслуги? С нашей точки зрения, в целом да. Ибо армия, состоящая из бойцов, нарушающих дисциплину, перестает быть армией, а личный пример командира – а Маринеско был не просто военнослужащим, а командиром корабля, – не может не влиять на подчиненных и дисциплину в подразделении.

Кроме того, Маринеско своим примером оказывал влияние не только на поведение команды, но и на поступки офицеров всей бригады. За собутыльничество с ним пострадали несколько командиров подлодок и его друг В. С. Лобанов (док. № 6.29-6.31), до того уже получивший приговор трибунала, но обещавший исправиться и пытавшийся встать на путь исправления. Все они получили дисциплинарные взыскания с учетом тяжести и частоты своих поступков.

Нелепы ссылки некоторых апологетов Маринеско на то, что наказания по отношению к нему осуществлялись в особом порядке, с какой-то изощренной жестокостью. Ближайший к «подводнику № 1» по уровню дисциплинированности среди командиров подлодок – командир К-56 И. П. Попов – 28 февраля был исключен из ВКП(б), а после самовольной отлучки 17 мая командование бригады возбудило ходатайство перед Военным советом КБФ о снятии его с должности командира подлодки, списании с бригады и снижении в звании. Военный совет удовлетворил прошение бригады лишь частично – данный офицер был переведен на преподавательскую работу в ВМУ имени Фрунзе, но без понижения в звании. При этом следует отметить, что по результатам последнего похода в апреле 1945 года Попов доложил о потоплении легкого крейсера и тральщика противника, за что 26 мая был награжден орденом Красного Знамени, но этот факт не стал в глазах командования индульгенцией, искупающей пьянство и развратное поведение на берегу.

Находятся и те, кто педалируют тему зависти к народному герою, в частности, озлобление командования за то, что при переводе С-13 из Турку в Лиепаю в начале июля 1945 года купленный, якобы, в Финляндии «форд» не был брошен или продан Маринеско по дешевке, как об этом мечтали завистники, а был перевезен на новую базу на палубе подводной лодки (в некоторых вариантах легенды «эска» буксировала его за собой на специально для этой цели построенном плотике). Тут мы полностью согласны с капитаном 1 ранга В. Д. Доценко, который в своей книге «Мифы и легенды Российского флота» дал по данному поводу следующий комментарий: «…это действительно несовместимо с морской культурой, а точнее, это несоблюдение элементарных правил службы на подводных лодках. Уважающий себя командир подводной лодки никогда бы не допустил такой выходки, ведь это противоречит требованиям Корабельного устава – важнейшего на флоте документа. Командир обязан не только сам его соблюдать, но и требовать этого от своих подчиненных». И действительно, такая перевозка – если она имело место на самом деле – резко меняла дифферентовку, характеристики остойчивости и маневренности корабля. В условиях недавно окончившихся на Балтике военных действий и сложной минной обстановки это был ничем не оправданный риск, не только собой, но и экипажем, за который так сильно переживал наш герой. Интересно отметить, что в своих рассказах Крону Маринеско обошел тему транспортировки автомобиля в Лиепаю молчанием. Что это – косвенное признание того, что на самом деле никакого «форда» он не приобретал, или подспудное понимание того, что таких поступков стоит стыдиться, а не хвастаться ими?

Наказание за реальные, а не вымышленные проступки последовало сразу вслед за трехсуточным загулом, длившимся с 30 июля по 1 августа (док. № 6.33, 6.35). Уже через три дня решением Военного совета КБФ Александр Иванович был временно отстранен от должности командира подлодки, а на заседании парткомиссии получил строгий выговор с предупреждением и занесением в учетную карточку (док. № 6.34). За этим последовали подготовленные в штабе бригады представление на демобилизацию и досрочная аттестация (док. № 6.36, 6.37). Но и после этого командующий КБФ адмирал В. Ф. Трибуц, которому имя Маринеско к тому времени, несомненно, уже было хорошо известно, не стал увольнять его с флота, а ограничился лишь понижением в воинском звании и переводом в другое соединение (примечание к док. № 6.36).

Следовало ли проявить к офицеру какой-то особый подход с учетом былых заслуг? Да, следовало, и с нашей точки зрения он и был проявлен – ведь Маринеско могли просто уволить со службы и отдать под суд, поскольку совершенные им деяния четко подпадали под статьи тогдашнего Уголовного кодекса, тем более, что всё это совершалось не в первый и даже не во второй раз. Ничего этого сделано не было. Согласно рассказу Маринеско Крону, после всего этого он сгонял на «форде» из Либавы в Москву, где встречался с самим наркомом ВМФ Н. Г. Кузнецовым. Видимо, слухи об этом ещё в 1960-е годы, т. е. до публикации первого издания книги А. А. Крона, достигли ушей самого́ Николая Герасимовича, который в своей статье (док. № 7.4) прямо опроверг факт личной встречи с офицером. Да и что тот мог сказать наркому? Просить или требовать награждения его званием Героя? В очередной раз неискренне признать свои ошибки и дать заведомо невыполнимые обещания исправиться? Для чего? Чтобы прослужить лишних неделю – две до следующего крутого загула? В своей книге «Ты наша гордость, отец!» старшая дочь героя Леонора писала, что Александр Иванович был не согласен на службу на надводных кораблях и просил заместителя наркома по кадрам вице-адмирала П. С. Абанькина подыскать ему должность в подводном флоте, а когда тот отказал, подал рапорт на увольнение по собственному желанию, который с учетом его болезненного состояния был немедленно удовлетворен (док. № 6.40). По-видимому, Абанькин, встреча с которым подтверждается документально (док. № 7.2), не нашел оснований удерживать или отговаривать такого «ценного кадра» от принятия крайнего решения. Впрочем, добровольность сделанного Маринеско выбора нимало не мешает многим публицистам и журналистам до сегодняшнего дня утверждать, что Александр Иванович был незаслуженно уволен по чьей-то злой воле. Создатели снятого в 2008 г. документального фильма «Александр Маринеско» пошли ещё дальше, поставив в дикторский текст такую фразу: «В ноябре 1945 года его (Маринеско. – Прим. сост.) увольняют с Военно-Морского Флота за халатное отношение к службе и аморальное поведение, и понижают в звании до старшего лейтенанта, в должности – до командира тральщика». Правда, как можно понизить офицера в должности до командира тральщика, одновременно уволив с флота, авторы фильма не поясняют.

Послевоенная жизнь Александра Ивановича не имеет прямого отношения к его боевой карьере, но с точки зрения раскрытия индивидуальных качеств его личности представляет несомненный интерес. Кроме того, описание послевоенных злоключений для апологетов Маринеско уже давно стало неотъемлемой частью формирования образа «униженного и оскорбленного» народного героя, который верой и правдой служил своей стране, но подвергся лишь многочисленным незаслуженным притеснениям и унижениям. Желание восстановить справедливость близко и понятно любому нормальному человеку, и на нём неоднократно пытались сыграть во имя достижения различных целей. Попытаемся с опорой на документы проверить достоверность вышеуказанных утверждений в отношении нашего героя.

Маринеско был уволен из рядов ВМФ по собственному желанию приказом от 20 ноября 1945 года, а с 6 декабря стал числиться в запасе. В этот же момент он, согласно воспоминаниям старшей дочери, окончательно порвал с первой семьей, уйдя жить к той женщине, с которой встречался в период блокады Ленинграда. Параллельно с семейными требовалось решить вопросы трудоустройства. Уже 16 января 1946 года он написал заявление о приеме на работу в Балтийское государственное морское пароходство (БГМП; док. № 7.1). Такая хронология событий ясно показывает, что все предложения о лечении Александра Ивановича до увольнения из рядов Вооруженных сил так и остались благими пожеланиями. К сожалению, не удалось обнаружить никаких медицинских документов о состоянии его здоровья, которое в документах, шедших по командной линии, оценивалось как весьма плохое (док. № 6.28, 6.36, 6.37). Впрочем, требования к гражданским служащим не настолько строги, как к комсоставу флота. Это ясно проявилось при приеме Маринеско на работу – сразу же в день подачи заявления, без какого-либо медицинского освидетельствования, проверки профессиональных знаний и изучения характеристик по предыдущему месту службы он был принят на работу и ни кем-нибудь, а на должность старшего помощника капитана (док. № 7.1)! Несомненно, этому способствовало то обстоятельство, что в анкете Маринеско скрыл своё разжалование и понижение в звании и должности, а для личного дела предоставил свою фотокарточку в форме капитана 3 ранга. Авторитет профессиональных военных в то время был велик, хотя, с другой стороны, народное хозяйство ощущало большой дефицит рабочих рук и просто не могло выжить без бывших фронтовиков. Как же обошелся наш герой с предоставленным ему кредитом доверия?

К сожалению, приходится констатировать, что личное дело Маринеско А. И. за период работы в БГМП, ныне хранящееся в Центральном государственном архиве Санкт-Петербурга, было оформлено крайне небрежно. Ряд важных документов в нём отсутствует, другие содержат многочисленные исправления от руки, иногда поверх старых записей, вплоть до полной невозможности разобрать текст. В связи с этим многих подробностей работы Александра Ивановича в данной организации установить не удалось, и мы изложим лишь то, в чём уверены на 100 %. Это рисует нам следующую картину.

31 января 1946 года Маринеско получил диплом капитана малого плавания, а в марте, в Ленторгпорте – мореходную книжку. После трехмесячного нахождения в резерве, что вряд ли могло его устраивать в связи с отсутствием многочисленных надбавок, которые моряки торгового флота получают, работая на судах загранплавания, наш герой был направлен в служебную командировку для приема судов для Северо-Западного речного пароходства. Как офицер запаса Маринеско получал и пенсию (док. № 7.2), но объемы выплат по ней были не настолько велики, чтобы прокормиться, тем более, содержать семью. Конкретное место командировки не указано, но с большой долей вероятности можно предположить, что речь шла о получении судов в Финляндии, которая должна была предоставить их по репарациям в соответствии со статьями Московского перемирия и дополнительного протокола к нему. В качестве репараций Финляндия передала СССР около двух третей (по тоннажу) своего флота и построила новых кораблей на сумму в 66 млн долларов США. Общее количество финских судов, полученных по репарациям, составило 619 единиц. Впрочем, Александру Ивановичу не удалось сыграть значительную роль в этом процессе, поскольку менее чем через две недели с момента начала командировки он был отправлен назад в Ленинград в отдел кадров БГМП с формулировкой «за невозможностью использования». В чем именно выразилась эта «невозможность» неизвестно. Сразу после возвращения, 26 апреля 1946 года (с момента отправки в командировку прошло всего 13 суток!) недавно принятый на работу Маринеско был уволен. И опять же нет никаких сведений о том, по какой статье и в связи с чем это было сделано. В личном деле сохранилось лишь заявление Александра Ивановича, где он просил выплатить ему денежную компенсацию за не использованный очередной отпуск.

Впрочем, логика последующих событий показывает, что в данном случае увольнение состоялось явно не по собственному желанию. Вероятно, наш герой предпринял какие-то шаги, и 24 мая на выписке из приказа о командировке, где уже была помета об увольнении, появляется резолюция, написанная красным карандашом и явно принадлежавшая одному из руководителей БГМП: «Восстановить». Как её следствие на следующий день выходит приказ по пароходству № 15, в соответствие с которым Маринеско А. И. назначался 2-м помощником капитана на пароход «Отто Шмидт». Интересно отметить, что уровень кадровой работы в БГМП был настолько низок, что с Александра Ивановича даже не взяли повторного заявления о приеме на работу – это было сделано задним числом лишь 11 ноября того же года. Однако обстоятельства могли сложиться так, что этого заявления и вовсе не потребовалось бы. В хранящейся в деле личной учетной карточке можно прочесть следующий текст, по-видимому, переписанный туда из очередного приказа по пароходству: «За невыход на общий аврал, связанный с буксировкой барж, а также за появление в пьяном виде на свою очередную вахту и покинул ее (Так в документе. – Прим. сост.) будучи не в состоянии нести её из-за чрезмерного опьянения – отстранить от должности 2-го ПК с доставкой в Ленинград в качестве пассажира в распоряжение отдела кадров». Запись датирована 28 июня, то есть это событие произошло всего через месяц с момента восстановления в пароходстве, когда работник находился ещё на испытательном сроке и, казалось бы, должен был всячески стремиться зарекомендовать себя положительно. Однако старые привычки оказались сильнее здравого смысла. Дело явно шло к повторному увольнению, но подобно тому, как это неоднократно происходило и в период службы в ВМФ до весны 1945 года, к Маринеско отнеслись снисходительно и ему удалось избежать увольнения. Вместо этого последовало двухмесячное нахождение в резерве со всеми связанными с этим материальными потерями.

Здесь нужно сделать небольшое отступление и описать материальное положение лиц, числящихся в резерве, по сравнению с теми, кто ходил в рейсы. В очередном приказе по БГМП на эту тему (№ 55 от 13 февраля 1948 г.) было написано следующее:

«п. 2. Зачисление в резерв производить:

а) на срок до 10 дней при возвращении из очередного отпуска, временной нетрудоспособности, военной переподготовки, демобилизации…

б) при списании за нарушение дисциплины и др. случаи. Общий срок – до 1 месяца.

п. 3. Все лица, зачисленные в резерв используются на временной работе по специальности с оплатой на местах… Во всех остальных случаях за резерв получают 50 % своих должностных окладов…

За время нахождения в резерве, вследствие вины самого работника зарплату не выплачивать»^[18].

В то же время те, кто ходил в рейсы, регулярно премировались. В качестве примера рассмотрим два судна, на которых Маринеско довелось поработать, хотя и в другие временные периоды. В феврале 1946 года пароход «Отто Шмидт» выполнил план по тоннам перевезенного груза на 114 %, а по тонно-милям на 115 %. За это капитан судна Ф. И. Воробьев получил премию в размере месячного оклада в 800 рублей, а для премирования экипажа было выделено ещё 3000 рублей. В апреле того же года Воробьев получил в виде премии уже 850 рублей, а экипажу были выплачены дополнительно еще 7120 рублей. Свой 13-й рейс за 1948 год, в июле месяце, пароход «Ялта» выполнил с 19,5 % экономией по времени, выполнив план перевозки на 105,7 %. Следующий рейс был выполнен с экономией по времени на 14 %. За оба рейса экипаж получил премию в размерах 7446 рублей и 6631 рубль соответственно. Иными словами в случае перевыполнения плана торговый моряк получал двойной оклад, а в случае нарушения, завершившегося переводом в резерв – ничего. Такая разница не могла не быть весьма ощутимой. Впрочем, как видно, подобный «удар по карману» действовал далеко не всегда и не на всех.