После смерти моего отца начались долгие споры с русским правительством о том, как распорядиться его собственностью и имениями.
Чиновникам оказалось сложно разобрать, что именно принадлежало самому отцу, а что являлось собственностью государства. В итоге пришли к соглашению, что мой старший брат Георгий станет получать 8 тысяч рублей в год, Михаил, мой второй брат, 7 тысяч рублей.
Я получала 3 тысячи рублей, а наш двоюродный брат Георгий Дмитриевич – 6 тысяч рублей.
Георгий Дмитриевич был внуком Хасан-бея, второго сына Келиш-бея, которого обошли вниманием в пользу его младшего брата, Сафар-бея. Одно время Хасан-бей был причиной беспорядков в Абхазии. Оставаясь мусульманином, он симпатизировал Турции. Из-за его непримиримого отношения к России его даже выслали на время в Сибирь[9].
После смерти моего отца и ссылки брата Георгия в Оренбург никому из нашей семьи не позволялось вернуться в Абхазию. Когда одна из моих сестер заболела туберкулезом, врачи сказали, что единственный способ спасти ее жизнь – вернуться в привычный климат. Но такого разрешения дано не было, несмотря на ходатайство жены адмирала Глазенапа перед великим князем Михаилом.
Адмирал Глазенап[10] был в то время командующим Черноморским флотом.
Обычно он жил в Николаеве, но на лето вместе с семьей перебирался в Крым, где останавливался в Ореанде.
Великий князь Михаил тоже проводил время в Ореанде. Между двумя мужчинами была большая дружба. Великий князь даже попросил адмирала, никогда не знавшего моего отца, чтобы он позаботился о моем младшем брате Михаиле. В тот момент мой брат Михаил находился в Ореанде вместе с Глазенапами.
И несмотря на все это, великий князь остался непреклонным в ситуации с моей сестрой и не дал разрешение на ее выезд в Абхазию. Через несколько месяцев она умерла в Пятигорске.
В то время я еще училась в «институте»[11] в Тифлисе. И так как никто со мной не говорил о моей родине (очевидно, желая, чтобы я совсем забыла о ней), то я решила, что моя страна находится так далеко, что туда почти невозможно добраться.
Моя сестра Тамара вышла замуж за князя Дадиани, когда я была еще совсем маленькой. Супруги жили в городе Сенаки в Мегрелии. Свою сестру первый раз я увидела, только когда мне исполнился 21 год. А ее муж приходил ко мне в школу. Их сын сейчас живет как беженец в Париже. Его дети останавливались у нас в Англии[12].
В школе чрезмерная забота со стороны классной дамы приводила к тому, что я еще больше чувствовала свое одиночество. Так, эта женщина считала своим долгом постоянно указывать ученицам на мое превосходство перед ними. Она говорила, что в будущем я, возможно, даже не соблаговолю поздороваться с ними при встрече.
Как-то вместе с одноклассницей мы несли глобус, который упал и разбился. Когда я призналась, что это произошло по моей вине, классная дама не поверила. Она сказала, что этого не может быть и я просто взяла вину на себя, а на самом деле во всем виновата другая девочка. Ведь я родилась в такой «знатной семье»!
У меня хватило смелости ответить, что добро, которого классная дама желает мне, на самом деле приносит мне лишь несчастье и приводит к тому, что одноклассники дразнят меня. Каждый вечер девочки строем подходили ко мне и насмешливо приседали в реверансе со словами: «Спокойной ночи!»
Проведя шесть лет в «институте», я достигла возраста четырнадцати лет. По приказу великого князя Михаила меня отправили к княгине Гагариной, урожденной Орбелиани, в Ялту, в Крым. Имение ее называлось Кучук Ламбат. Княгиня была вдовой человека, убитого сванским князем Дадешкелиани на дуэли из-за политических разногласий.
До этого я никогда не встречалась с княгиней. В Ялту меня доставили под присмотром директрисы института мадам Жульчинской.
Забавное совпадение имело место, когда я прибыла в Крым. Мой брат Георгий направлялся в Тифлис, и наши корабли пришли в Ялту одновременно.
Кузен княгини Гагариной князь Орбелиани прибыл из Одессы на корабле вместе с Георгием. Увидев меня, он сказал: «Ваш брат находится на другом корабле. Он помолвлен и едет в Тифлис, чтобы все устроить и подыскать дом, где будет жить с женой».
Княгиня Гагарина тут же посадила меня в маленькую лодку, и мы поплыли к пароходу, на котором находился Георгий. Вместе с нами в лодку сел и князь Орбелиани. Когда мы причалили, мой брат узнал князя Орбелиани и закричал ему: «Видел ли ты княгиню Гагарину?» Тот ответил: «Видел, вот она сидит в лодке. Она привезла к тебе твою сестру».
Через несколько месяцев, на протяжении которых я находилась у княгини Гагариной, мой только что женившийся брат написал мне письмо. В нем он предложил приехать в Петербург, где у него был дом, и поселиться с ним и его женой.
Мне, к сожалению, пришлось ответить, что я не могу принять приглашение, не спросив разрешения у великого князя. Это конечно же было невежливо. Но я не могла поступить иначе.
Вскоре вместе с княгиней Гагариной мы поехали в Тифлис, где провели зиму 1874 года. В 1875 году мы вернулись в Ялту и тогда – наконец! – мне было позволено поехать к моему брату и его жене в Петербург.
Мой второй брат Михаил приехал проводить меня. Я не видела его семь лет. Все это время он находился в Николаеве, и мы не имели права встретиться друг с другом.
На Николаевском вокзале Петербурга нас встречали мадам Глазенап и Георгий с женой. Моя невестка была очень милой, с зелеными-зелеными глазами. Я запомнила ее шляпку «Бертран»[13], которая потрясла меня своей необычностью.
Мой брат был в гражданской одежде, так как после женитьбы вышел в отставку.
Кажется, во время пребывания брата в ссылке в Оренбурге командующим там был генерал Коцебу. Генерал до этого служил на Кавказе и знал нашего отца. Поэтому он очень сердечно принял Георгия и зачислил его в свой штаб, где брат и оставался до самой женитьбы.
Брат познакомился со своей женой в Одессе в доме ее родителей, Андреевских[14].
Андреевские были очень гостеприимными людьми, и вся грузинская молодежь Одессы, среди которой было много студентов университета, посещала их дом.
У Андреевских было две дочери. Младшая, Эло, очень красивая девушка, пользовалась большим успехом у всех молодых мужчин. Мой брат Георгий, тоже очень приятный внешне и к тому же очень остроумный, стал тем, на кого пал ее выбор. В 1873 году состоялась их свадьба.
У молодых было много общего. Эло сочиняла очаровательные истории. Правда, несмотря на свое чувство юмора, она не была хорошим рассказчиком.
Георгий же не знал себе равных ни в беседе, ни в остроумии. На протяжении всей своей жизни он довольно успешно занимался литературой, работая над историческими драмами, комедиями и лирическими стихами.
Самая известная его работа на грузинском языке – «Исчезающие виды». Хотя с литературной точки зрения самой важной является драма «Георгий Третий».
С Николаевского вокзала мы все отправились в Петергоф, где у моего брата и его жены была маленькая дача. Они жили очень тихо и размеренно.
Моя невестка настояла на том, чтобы я распустила волосы, отказавшись от прически, и носила простое хлопковое платье. Это показалось мне странным, так как в свои 14 лет я уже выезжала в свет и бывала на придворном балу в Тифлисе. Поэтому не могу сказать, что пришла в восторг от пожеланий невестки. Но, в конце концов, они теперь были для меня главными, и мне пришлось подчиниться.
Нашим излюбленным развлечением во время жизни в Петергофе были походы на концерты, которые давали придворный или военный оркестры.
Мой брат Михаил, который теперь был кадетом Николаевской кавалеристской школы, приходил навестить нас. Он очень хотел поступить в университет. Но великий князь Михаил Николаевич не дал на это своего согласия, так как в то время сыновья дворян очень редко учились в университете.
Зимой великая княгиня Мария Александровна, единственная дочь Александра Второго, вышла замуж за герцога Эдинбургского. Но моя невестка, не желая посещать торжества, связанные с этим событием, отказывалась даже просто поехать в Петербург.
В тот редкий день, когда она отправилась в театр, из партера ее увидал двоюродный брат, Михаил Аркадьевич Андреевский, профессор математики Варшавского университета. Он зашел в ложу, где она сидела, и спросил, не кузина ли Эло Андреевская перед ним? Получив утвердительный ответ, он пригласил ее вместе со всей семьей в Варшаву.
Таким образом, мы с ней поехали в Варшаву, где поселились в отеле на Медовой улице. Георгий в тот раз не смог составить нам компанию и остался в Петербурге.
Елена (Эло) и я были очень счастливы в Варшаве. У нас завязались дружеские отношения с нашими соседями, которые жили в трех четвертях часа езды от нас, – фельдмаршалом Александром Барятинским и его женой.
Это был тот самый Барятинский[15], который взял в плен знаменитого Шамиля – имама Чечни и Дагестана, гражданского и духовного лидера этих стран.
Фельдмаршал был женат на грузинке, урожденной княжне Орбелиани. Она приходилась родственницей моей невестке, чья бабушка тоже была Орбелиани.
Когда князь Орбелиани-старший, отец княгини Барятинской, узнал, что мы в Варшаве, он пришел повидать нас и сказал, что его дочь приглашает нас навестить их с мужем. Барятинские тогда только остановились в царском дворце в Лазенках в Варшаве. Мы конечно же поехали и нанесли им визит.
После того как они вернулись во дворец в Скерневицах, мы отправились туда на обед. Мне запомнилось, что едва мы вместе с княжной Шаховской вошли в столовую, княгиня остановила нас и настояла на том, чтобы мы измерили, кто из нас выше ростом.
История того, как фельдмаршал Барятинский оказался в Скерневицах, такова. Он, руководствуясь своими донкихотскими принципами, отдал свое имение брату. И когда срок его службы на посту наместника на Кавказе истек, ему было некуда ехать. Пришлось вместе с женой отправиться за границу.
Там Барятинские встретились с императором Александром Вторым. Император был старым другом фельдмаршала.
Государь поинтересовался, почему князь не живет в России. А узнав причину, тут же предложил ему на выбор два дворца в Польше: Вышневицкий замок, который раньше принадлежал Марине Мнишек, и дворец в Скерневицах, который принадлежал Ловичам (титул Лович был дан морганатической супруге великого князя Константина, сына императора Павла Первого. После смерти княгини Лович, согласно ее воле, имение перешло к главе Императорского дома России, который являлся королем Польши).
Барятинский выбрал Скерневицы. Когда мы нанесли им первый визит, в замке еще вовсю шел ремонт.
Нас с невесткой часто приглашали остаться там на ночь. Позднее, когда мой брат присоединился к нам в Варшаве, мы все трое часто ездили в Скерневицы.
В имении часто устраивались состязания стрелков, организованные в английском стиле, поклонником которого был фельдмаршал, вообще англофил по натуре. Летом устраивались охоты на куропаток и фазанов, позднее – на оленей и, правда довольно редко, на диких кабанов.
Александр Второй каждый год приезжал в Варшаву на маневры и всегда проводил один день в Скерневицах. Фельдмаршал не только был адъютантом императора, но, кроме того, еще и его большим личным другом. К тому же они были примерно одного возраста.
В честь императора неизменно устраивался грандиозный обед, на котором присутствовало большое количество гостей: министры, офицеры и так далее.
На одном из обедов, гостями которого были и мы, фельдмаршал заметил Георгию, что был лично знаком с нашим отцом и потому хочет сделать что-нибудь для моего брата. И предложил Георгию стать его адъютантом. Вслед за этим фельдмаршал повернулся к императору и повторил то, что только что сказал Георгию. Император тут же поздравил моего брата с назначением.
Правда, потом оказалось, что брат не вступал в должность еще около года. Поддавшись сомнениям своей жены, у которой были более высокие устремления, он отказывался от военной службы у князя.
За тем обедом также присутствовали князь Витгенштейн, юная княгиня Орбелиани и старый адъютант фельдмаршала Кузнецов. Князь Витгенштейн также был адъютантом фельдмаршала. А его жена, урожденная княжна Дадиани, была нашей кузиной. Я их знала еще со времен своей учебы в тифлисской школе. Они тогда были только помолвлены.
Княгиня была очень красива. У нее было двое сыновей – Саша и Грицко. Когда они выросли, то стали офицерами императорского эскорта.
О Грицко в своей книге «Его час» пишет миссис Элионор Глин. А Саша был убит на дуэли в Петербурге, защищая, словно Дон Кихот, едва знакомую ему даму.
Княжна Орбелиани была удочерена князьями Орбелиани – родителями княгини Барятинской, которые, с позволения императора, дали ей свое имя. На самом деле она была дочерью священника Арджаванадзе, убитого Шамилем во время службы, которую он вел в одной из церквей в Кахетии.
Орбелиани дали этой девочке образование и приставили к ней гувернантку, мадам Бертини, которая до этого жила при дворе королевы Англии Виктории и являлась гувернанткой ее дочери, принцессы Алисы.
Позднее княжна Орбелиани вышла замуж за Василия Нарышкина.
Полковник Кузнецов был повышен в своем звании, до этого он был простым писарем (переписчиком документов). Фельдьмаршал иногда поддразнивал своего старого адъютанта насчет его возраста, так как Кузнецов никогда не признавал, что ему больше 44 лет. Когда наступал день рождения адъютанта, князь Барятинский начинал смеяться и спрашивал: «Ну и сколько же тебе лет исполнилось в этот раз?», зная прекрасно, что ответом будут слова: «Сорок четыре, ваше превосходительство».
Барятинский очень часто бывал в Англии. Однажды, описывая какую-то домашнюю сценку из английской жизни, он вставлял в свою речь разговорный английский, в котором то и дело встречались фразы: «I say» и «Look here».
Кузнецов внимательно слушал рассказ, хотя и не понимал английского языка. А потом заметил с серьезным видом, что поражен английскими слугами, которых через одного зовут «Моисей» и «Лука».
Фельдмаршал был другом нашего отца и любил рассказывать, что первым сообщил ему известие о смерти императора Николая Первого.
О проекте
О подписке