Я предлагаю то же самое средство, к которому я сама прибегала в детстве в случае возникновения разногласий с товарищами по играм. Тогда я была очень чувствительна и легко ранима, в особенности когда меня обижали те из друзей, с которыми я была всегда приветлива и добра. Обычно я говорила себе: «Почему я должна расстраиваться? Если они правы, то мне следует быть благодарной за тот урок, что они мне преподали, и постараться исправиться, если же нет, то мне и вовсе не о чем беспокоиться – они сами должны сожалеть о своих ошибках. И в том и в другом случае самое лучшее и достойное – это оставаться сильной, сохранять спокойствие и никак не отвечать». Вот чему я учила себя в восьмилетнем возрасте, и это средство до сих пор помогает мне в схожих ситуациях.19
Вот один случай, рассказанный Матерью Чампаклалу. Это произошло, когда Матери было лет двенадцать-тринадцать и она гостила у своей бабушки.
У бабушки были в гостях двое ее родственников, молодые люди – юноша и девушка. И в какой-то момент я увидела, что девушка сидит на коленях у молодого человека, и они увлеченно целуются. Я говорю «целуются», но тогда я впервые видела подобную сцену и мне было не совсем понятно, что происходит. Тогда я еще ничего не знала о подобной любви. Я лишь наблюдала за тем, как они увлеклись друг другом и были, очевидно, на верху блаженства. Для меня это было просто новым наблюдением. (Моя бабушка придерживалась строгих правил).
И вдруг в меня что-то вошло, словно искра. Я пережила радость, которую они испытывали в тот момент, и даже еще более сильную. 20
Когда мне было лет двенадцать, я любила прогуливаться в одиночестве в знаменитом лесу Фонтенбло под Парижем. Это очень старый лес, там встречались деревья, которым было по две тысячи лет. Обычно я усаживалась под деревом и погружалась в глубокую медитацию. У меня часто возникало ощущение тесной связи с деревьями, что приносило мне большую радость. Мое сознание сливалось с ними, так что даже птицы и белки спускались вниз и начинали резвиться рядом, не испытывая ни малейшего страха и с озорством пробегая по мне. Вы тоже можете получить подобный опыт, если будете заниматься этим регулярно. Найдите уединенное место, сядьте под дерево, обопритесь спиной о его ствол и какое-то время побудьте в покое. Постепенно вы начнете ощущать жизнь, которой вибрирует дерево, соприкоснетесь с его сознанием. И вы обнаружите, что деревья тянутся к дружбе с человеком, что у них есть свои привязанности, симпатии, что они приветливы и открыты и потому дают нам приют под своими кронами. И очевидно, они чувствуют и воспринимают мир по-своему. Однажды, отдыхая под старым деревом, которое собирались срубить, я ясно почувствовала, что дерево осознавало грозящую ему опасность и призывало меня вступиться за него. 21
Уже в возрасте двенадцати лет я занималась оккультизмом. Но, должна сказать, у меня не было страха – я ничего не боялась. Когда происходит выход из тела, связь с телом поддерживается благодаря своеобразной, почти невидимой нити; если эта нить разрывается, то все кончено – жизнь обрывается. Так вот, выйдя из тела, можно начать видеть мир, в котором оказался. И первое, что человек там видит, как я уже говорила, обычно повергает в ужас. Вам кажется, что воздух пуст, что в нем ничего нет: синева небес, белоснежные облака, солнечные лучи – все это очень красиво, но когда открывается другое видение, вы обнаруживаете, что воздух наполнен множеством мелких образований – остатками желаний и ментальных искажений, и эта кишащая масса далеко не всегда являет собой приятное зрелище. Порой это выглядит чрезвычайно безобразно. И вся эта масса набрасывается на вас – приближается, давит, нападает. И если вы боитесь, она принимает совершенно устрашающие формы. Однако если вы не дрогнете, если сможете смотреть на все это, не утратив чувства здорового любопытства, то вы, естественно, обнаружите, что все это не так уж и страшно – может, не очень-то и приятно, но совсем не страшно.22
Ночью во сне можно очень интересно проводить время. Вы как будто начинаете писать рассказ на чистом листе бумаги, а затем, когда приходит время просыпаться, ставите точку в конце последнего предложения и возвращаетесь в тело. На следующую ночь вы вновь открываете незаконченную страницу и продолжаете свою историю с того места, на котором остановились. Вы расставляете все по своим местам – все должно находиться на своих местах и представлять собой прекрасную картину. Ставя в очередной раз точку, вы обращаетесь к своему творению и говорите ему: «Замри и жди меня – я приду снова!» И возвращаетесь в тело. Так вы продолжаете каждую ночь и пишете свою книгу чудесных сказок, только вы должны помнить их при пробуждении…
…В детстве я называла это «рассказывать себе сказки». Но при этом вы не сочиняете что-то в своей голове, а на самом деле отправляетесь в чистое и светлое место и… создаете там прекрасную сказку. И если вы знаете, как рассказать себе такую сказку, если она получится действительно красивой, действительно гармоничной, связной, полной силы, то она непременно воплотится в вашей жизни – возможно, не совсем в том виде, в котором вы ее создали, но как более или менее приближенное ее отражение на физическом плане.23
Когда и как ко мне пришло осознание миссии, которую мне предстоит выполнить на Земле?.. Трудно сказать, когда именно оно ко мне пришло. Мне кажется, что я родилась с этим осознанием, и, по мере роста и развития ума и мозга, оно становилось все точнее и полнее. Во время ряда психических и духовных переживаний, которые были у меня в возрасте одиннадцати-тринадцати лет, мне открылось не только существование Бога, но также и то, что человек может достичь единения с Ним, осознать Его всем своим существом, жить Им и, действуя из этого осознания, проявить Его на Земле, превратив жизнь здесь в божественную жизнь. Это знание вместе с практическими методами его воплощения было дано мне во сне несколькими учителями; некоторых из них я впоследствии встретила на физическом плане. По мере дальнейшего внутреннего и внешнего развития встречи с одним из этих существ стали происходить все чаще, а духовное и психическое общение с ним приобрело все более ясный характер. И хотя в то время я мало знала об индийской философии и религии, я по наитию называла его Кришной. Тогда я уже осознавала, что именно вместе с ним (а я знала, что однажды встречу его) нам предстоит совершить божественную работу.[5]24
Когда мне было около тринадцати лет, в течение года каждую ночь, ложась спать, я выходила из тела, поднималась над домом, над городом и еще выше. Я видела себя одетой в великолепное, очень длинное золотое платье. И по мере того, как я поднималась, оно становилось все больше и больше, накрывая весь город словно огромным золотым куполом. Я видела, как мужчины и женщины, дети и старики, больные и несчастные стекались со всех сторон, собирались под этим покровом и взывали о помощи, рассказывая о своих бедах, страданиях и невзгодах. В ответ на это моя золотая одежда, живая и мягкая, прикасалась к каждому из них, и они тут же получали душевный покой и исцеление, после чего, счастливые и окрепшие, возвращались в свои тела. Ничто не казалось мне прекраснее и ничто не доставляло мне большего счастья. В сравнении с этим все события дня казались мне скучными и бесцветными, лишенными настоящей жизни. А эти ночные опыты как раз и были для меня подлинной жизнью. Часто, поднимаясь над городом, слева от себя я видела старца, неподвижного и молчаливого, который смотрел на меня с добротой и любовью и своим присутствием поддерживал меня. Позже я узнала, что этот старец в длинном темно-пурпурном одеянии был воплощением того, кого называют Утешителем скорбящих[6] .25
В начале моего нынешнего земного существования я часто встречала людей, сетовавших на то, что прежде они ощущали в себе огромную внутреннюю устремленность, тягу к чему-то более глубокому и истинному. Однако необходимость заботиться о хлебе насущном связывала их по рукам и ногам и делала рабами обыденной жизни, бремя забот настолько угнетало их, отнимало столько времени и сил, что ничем другим ни во внутренней сфере, ни во внешней они уже заниматься не могли. Мне очень часто приходилось слышать подобные жалобы, я видела много таких бедолаг – я называю их бедолагами не потому, что они были бедны, а потому, что они были порабощены тупой и омертвляющей необходимостью заботы о материальных вещах.
В то время я была совсем юной и часто повторяла себе, что если я когда-нибудь смогу, то постараюсь создать маленький мирок – совсем небольшой, но все же… такое место, где люди смогут жить без бремени забот о пропитании, крыше над головой, одежде, насущных жизненных потребностях. И тогда благодаря уверенности в том, что их материальное существование обеспечено, их силы высвободятся и естественным образом будут направлены на осознание своего истинного «я» и божественную жизнь.
И вот, ближе к середине своей жизни, по крайней мере, к тому, что называют серединой человеческой жизни, мне была предоставлена такая возможность: я смогла осуществить свою мечту и создать такие условия. И я пришла к выводу, что посвятить себя внутренней реализации мешает отнюдь не материальная нужда, а лень и тамас, недостаточная устремленность, непростительная расхлябанность и безразличие, тогда как зачастую те, кто находится в тяжелейших жизненных условиях, обладают сильнейшей устремленностью и открытостью.
Вот так. Жду доказательств обратного.26
Я слышала об этом с самого детства, и, наверное, это внушали еще нашим прадедам, и так, видно, повелось с незапамятных времен: если хочешь добиться успеха в каком-то деле, нужно только им и заниматься. А на мою долю постоянно выпадали упреки в том, что я делаю слишком много дел одновременно. И мне всегда говорили, что я так ни в чем и не преуспею. Я получала образование, занималась рисованием, музыкой, и помимо этого было еще множество разных занятий. Мне говорили, что музыка моя будет бездарной, картины будут ни на что не годны, а мои познания в науках будут неполными. Возможно, так оно и есть, но все же я нахожу преимущества в таком подходе, те самые преимущества, о которых я упоминаю в статье: расширение умственного кругозора, понимания, придание уму гибкости. Если бы я захотела стать первоклассным музыкантом и давать концерты, то мне действительно нужно было бы последовать совету старших. Или, если бы я захотела оказаться в числе знаменитых художников своего времени, я должна была бы только рисовать – это вполне понятно. Но это всего лишь одна из возможных точек зрения. Я не вижу для себя никакой необходимости становиться великим художником или великим музыкантом – это всегда казалось мне проявлением тщеславия. К тому же в оценке таланта никогда не бывает единого мнения.27
Когда тело раскрывается высшему сознанию, оно способно творить чудеса. Однажды, когда мне было четырнадцать лет, мне захотелось проверить, смогу ли я пересечь большой зал в три прыжка? И я смогла это сделать: первым прыжком я преодолела одну треть пространства, вторым – вторую треть, и с последним прыжком я оказалась на другой стороне помещения. 28
В шестнадцать лет Мать поступила в художественную студию учиться рисунку и живописи. Это была одна из самых известных художественных студий в Париже. Мать оказалась там самой юной из учениц. Обычно на занятиях было шумно: все разговаривали, спорили, но Мать никогда не принимала в этом участия. Она всегда была серьезна и сосредоточена на работе, за что получила прозвище «Сфинкс». Все обращались к ней как к третейскому судье за разрешением разногласий и споров. Для Матери были открыты все мысли окружающих, поэтому чаще она отвечала не на конкретные вопросы спорщиков, а на то, что читала в их мыслях, от чего люди чувствовали себя очень неловко. И даже если дело касалось старших, ее решения были бескомпромиссны. Однажды одна из учениц, бывшая в то время старостой, попала в немилость к директрисе студии, и та решила исключить ее из школы. Девушка попросила Сфинкса вступиться за нее. Мать сочувствовала девушке: та была очень бедна и в случае отчисления не смогла бы больше заниматься живописью. Так что директрисе пришлось столкнуться с решительной юной защитницей. Сначала Мать прибегла к уговорам, но когда это не помогло, пришлось действовать по-другому: она крепко и решительно схватила директрису за руку и сжала ее так, что, казалось, вот-вот затрещат кости. И в итоге ученице было позволено остаться в школе. Так еще раз проявила себя Махакали.
Сфинкс художественной студии оставался таким же серьезным и дома. Она редко улыбалась или смеялась, за что однажды, когда ей было лет двадцать, получила выговор от своей матери. На это она просто ответила, что ей приходится нести на своих плечах все тяготы и скорби мира. Услышав такое, мать подумала, что ее дочь сошла с ума. В другой раз последовал упрек, что она не слушает и не делает то, что ей велят. Она ответила, что никакая земная сила не может заставить ее подчиниться. 29
Для сознания Природы, или материального сознания, все физические формы, в том числе и люди – не более чем муравьи… Ступая по земле, вы можете случайно раздавить пару сотен муравьев, и здесь ничего не поделаешь! Точно так же и Природа может случайно раздавить, уничтожить своей поступью пару тысяч человек. Для нее это не столь важно, ведь она с легкостью способна сотворить еще пару миллионов!
Это напоминает мне о том, что произошло в Париже, когда мне было лет семнадцать или восемнадцать. Проходил благотворительный базар, на котором люди из разных стран продавали и покупали всякую всячину, а вырученные средства шли на благотворительные нужды, хотя, конечно, само мероприятие, на котором собралось самое изысканное общество, организовывалось скорее просто ради забавы и развлечения. Все сооружения базара были очень красивыми, но предназначались для использования в течение трех-четырех дней и поэтому не отличались прочностью. Под раскрашенным брезентовым навесом сияли электрические огни. Подвешено все было аккуратно, но из расчета на трехдневный срок использования. И вдруг совершенно неожиданно где-то произошло короткое замыкание, и все вспыхнуло, навес загорелся и рухнул на людей. Как я сказала, там была собрана вся элита общества, и для них – с человеческой точки зрения – это была ужасная катастрофа. Те, кто находился ближе к выходу, пытались спастись бегством, другие, объятые пламенем, тоже пытались добраться до выхода. Началась настоящая потасовка! Все эти элегантно одетые люди из высшего общества, отличавшиеся своими изысканными манерами, дрались не хуже уличных хулиганов. В толпе даже оказался какой-то известный граф, поэт, обычно отличавшийся безупречными манерами. Как и все остальные, он пытался спастись: в руках у него была трость с серебряным набалдашником, которой он бил по головам женщин, прокладывая себе путь к выходу. Это было поистине «изысканное» зрелище! Результатом стали пышные похоронные процессии, оплакивание и выражение соболезнований. Один известный оратор, доминиканский монах, произнося речь над могилами погибших в огне, сказал, обращаясь к собравшимся: «Это послужит всем вам уроком. Поправ законы Бога, вы навлекли на себя Его гнев, и Он наслал на вас огонь».
В дальнейшем его слова вспоминали всякий раз, когда случалось какое-нибудь бедствие. Разумеется, многие не соглашались с этим и говорили, что такой бог им не нужен. Но подобные идеи очень характерны для большинства людей.30
О проекте
О подписке