Развязка сюжетной линии, основанной на конфликте Чацкого с фамусовским обществом, – последний монолог Чацкого, направленный против «толпы гонителей». Чацкий заявляет о своем окончательном разрыве и с Софией, и с Фамусовым, и со всем московским обществом (д. IV, явл. 14): «Вон из Москвы! сюда я больше не ездок».

В системе персонажей комедии Чацкий, связывающий обе сюжетные линии, занимает центральное место. Подчеркнем, однако, что для самого героя первостепенное значение имеет не общественно-идеологический, а любовный конфликт. Чацкий прекрасно понимает, в какое общество он попал, у него нет иллюзий относительно Фамусова и «всех московских». Причина бурного обличительного красноречия Чацкого не политическая или просветительская, а психологическая. Источник его страстных монологов и метких язвительных реплик – любовные переживания, «нетерпение сердца», которое ощущается с первой до последней сцены с его участием. Конечно, искренний, эмоциональный, открытый Чацкий не может не пойти на столкновение с чуждыми ему людьми. Он не в силах утаить своих оценок и чувств, особенно если его откровенно провоцируют – и Фамусов, и Молчалин, и Скалозуб, но важно помнить, что именно любовь как бы открывает все «шлюзы», делая поток красноречия Чацкого буквально неудержимым.

Чацкий приехал в Москву с единственной целью – увидеть Софию, найти подтверждение прежней любви и, вероятно, посвататься. Его гонит любовный пыл. Оживление и «говорливость» Чацкого вначале вызваны радостью свидания с возлюбленной, но, вопреки ожиданиям, София встречает его очень холодно: герой словно наталкивается на глухую стену отчуждения и плохо скрытой досады. Бывшая возлюбленная, о которой с трогательной нежностью вспоминает Чацкий, полностью переменилась к нему. С помощью привычных шуток и эпиграмм он пытается найти с ней общий язык, «перебирает» московских знакомых, однако его остроты только раздражают Софию – она отвечает ему колкостями. Странное поведение возлюбленной вызывает ревнивые подозрения Чацкого: «Нет ли впрямь тут жениха какого?».

Поступки и слова умного и чуткого к людям Чацкого кажутся непоследовательными, нелогичными: у него явно «ум с сердцем не в ладу». Понимая, что София его не любит, он не хочет смириться с этим и предпринимает настоящую «осаду» охладевшей к нему возлюбленной. Любовное чувство и желание выяснить, кто же стал новым избранником Софии, удерживают его в доме Фамусова: «Дождусь ее и вынужу признанье: / Кто наконец ей мил? Молчалин! Скалозуб!».

Он надоедает Софии, пытаясь вызвать ее на откровенность, задавая ей бестактные вопросы: «Дознаться мне нельзя ли, /… Кого вы любите?».

Ночная сцена в доме Фамусова открыла «прозревшему» Чацкому всю правду. Но теперь он впадает в другую крайность: не может простить Софии своего любовного ослепления, упрекает ее в том, что она его «надеждой завлекла». Развязка любовного конфликта не остудила пыл Чацкого. Вместо любовной страсти героем овладели другие сильные чувства – бешенство и озлобление. В пылу ярости он перекладывает на других ответственность за свои «бесплодные усилия любви». Чацкого оскорбила не только «измена», но и то, что София предпочла ему ничтожного Молчалина, которого он так презирал («Когда подумаю, кого вы предпочли!»). Он гордо заявляет о своем «разрыве» с ней и думает, что теперь-то «отрезвился… сполна», собираясь в то же время «на весь мир излить всю желчь и всю досаду».

Интересно проследить, как любовные переживания обостряют идейное противостояние Чацкого фамусовскому обществу. Вначале Чацкий спокойно относится к московскому обществу, почти не замечает его привычных пороков, видит в нем только комические стороны: «Я в чудаках иному чуду / Раз посмеюсь, потом забуду…».

Но когда Чацкий убеждается, что София его не любит, все в Москве начинает раздражать его. Реплики и монологи становятся дерзкими, язвительными – он гневно обличает то, над чем ранее беззлобно смеялся.

В своих монологах Чацкий затрагивает актуальные проблемы современной эпохи: вопрос о том, что такое настоящая служба, проблемы просвещения и образования, крепостного права, национальной самобытности. Но, находясь в возбужденном состоянии, герой, как тонко заметил И. А. Гончаров, «впадает в преувеличения, почти в нетрезвость речи… Он ударяется и в патриотический пафос, договаривается до того, что находит фрак противным «рассудку и стихиям», сердится, что madame и mademoiselle… не переведены на русский язык…».

За импульсивной, нервной словесной оболочкой монологов Чацкого скрываются серьезные, выстраданные убеждения. Чацкий – человек со сложившимся мировоззрением, системой жизненных ценностей и моралью. Высший критерий оценки человека для него – «ум, алчущий познаний», стремление «к искусствам творческим, высоким и прекрасным». Представление Чацкого о службе – о ней его буквально вынуждают говорить Фамусов, Скалозуб и Молчалин – связано с его идеалом «свободной жизни». Один из ее важнейших аспектов – свобода выбора: ведь, по мнению героя, каждый человек должен иметь право служить или отказаться от службы. Сам Чацкий, по словам Фамусова, «не служит, то есть в том он пользы не находит», но у него есть четкие представления о том, какой должна быть служба. По мнению Чацкого, служить следует «делу, а не лицам», не смешивать личный, корыстный интерес и «веселья» с «делами». Кроме того, службу он связывает с представлениями людей о чести и достоинстве, поэтому в разговоре с Фамусовым намеренно подчеркивает разницу между словами «служить» и «прислуживаться»: «Служить бы рад, прислуживаться тошно».

Жизненная философия ставит его вне общества, собравшегося в доме Фамусова. Чацкий – человек не признающий авторитетов, не разделяющий общепринятых мнений. Выше всего он ценит свою независимость, вызывая ужас у идеологических оппонентов, которым мерещится призрак революционера, «карбонария». «Он вольность хочет проповедать!» – восклицает Фамусов. С точки зрения консервативного большинства, поведение Чацкого нетипично, а значит, предосудительно, ведь он не служит, путешествует, «с министрами знаком», но не использует свои связи, не делает карьеры. Не случайно Фамусов – идейный наставник всех собравшихся в его доме, законодатель идеологической «моды», – требует от Чацкого жить «как все», как принято в обществе: «Сказал бы я, во-первых: не блажи, / Именьем, брат, не управляй оплошно, / А главное, поди-тка послужи».

Хотя Чацкий отвергает общепринятые представления о морали и общественном долге, едва ли можно считать его революционером, радикалом или даже «декабристом»: в высказываниях Чацкого нет ничего революционного. Чацкий – просвещенный человек, предлагающий обществу вернуться к простым и ясным жизненным идеалам, очистить от посторонних наслоений то, о чем много говорят в фамусовском обществе, но о чем, по мнению Чацкого, не имеют правильного представления, – службу. Следует различать объективный смысл весьма умеренных просветительских суждений героя и тот эффект, который они производят в обществе консерваторов. Малейшее инакомыслие расценивается здесь не только как отрицание привычных, освященных «отцами», «старшими» идеалов и образа жизни, но и как угроза общественного переворота: ведь Чацкий, по словам Фамусова, «властей не признает». На фоне косного и непоколебимо консервативного большинства Чацкий производит впечатление героя-одиночки, отважного «безумца», бросившегося на штурм мощной твердыни, хотя в кругу вольнодумцев его высказывания не шокировали бы никого своим радикализмом.

София – основной сюжетный партнер Чацкого – занимает особое место в системе персонажей «Горя от ума». Любовный конфликт с Софией вовлек героя в конфликт со всем обществом, послужил, по словам Гончарова, «мотивом, поводом к раздражениям, к тому «мильону терзаний», под влиянием которых он только и мог сыграть указанную ему Грибоедовым роль». София не принимает сторону Чацкого, но не принадлежит и к единомышленникам Фамусова, хотя жила и воспитывалась в его доме. Она человек замкнутый, скрытный, к ней трудно подступиться. Даже отец ее слегка побаивается.

В характере Софии есть качества, резко выделяющие ее среди людей фамусовского круга. Это прежде всего независимость суждений, которая выражается в ее пренебрежительном отношении к пересудам и сплетням («Что мне молва? Кто хочет, так и судит…»). Тем не менее София знает «законы» фамусовского общества и не прочь воспользоваться ими. Например, она ловко подключает «общественное мненье», чтобы отомстить бывшему возлюбленному.

В характере Софии есть не только положительные, но и отрицательные черты. «Смесь хороших инстинктов с ложью» увидел в ней Гончаров. Своеволие, упрямство, капризность, дополненные размытыми представлениями о морали, делают ее одинаково способной и на хорошие, и на дурные поступки. Ведь, оклеветав Чацкого, София поступила безнравственно, хотя и осталась, единственная среди собравшихся, убежденной в том, что Чацкий – совершенно «нормальный» человек. Он же окончательно разочаровался в Софии именно тогда, когда узнал, что ей обязан «этим вымыслом».

София умна, наблюдательна, рациональна в своих поступках, но любовь к Молчалину, одновременно эгоистическая и безрассудная, ставит ее в нелепое, комическое положение. В разговоре с Чацким София до небес превозносит душевные качества Молчалина, но настолько ослеплена своим чувством, что не замечает, «как портрет выходит пошл» (Гончаров). Ее похвалы Молчалину («Целый день играет!», «Молчит, когда его бранят!») дают совершенно противоположный эффект: Чацкий отказывается понимать все сказанное Софией буквально и приходит к выводу, что «она его не уважает». София преувеличивает опасность, грозившую Молчалину при падении с лошади, – и ничтожное событие разрастается в ее глазах до размеров трагедии, заставляя продекламировать:

 
Молчалин! Как во мне рассудок цел остался!
Ведь знаете, как жизнь мне ваша дорога!
Зачем же ей играть, и так неосторожно?
 

(Д. II, явл. 11).

София, любительница французских романов, очень сентиментальна. Вероятно, как и пушкинские героини из «Евгения Онегина», она мечтает о «Грандисоне», но вместо «гвардии сержанта» находит другой «совершенства образец» – воплощение «умеренности и аккуратности». София идеализирует Молчалина, даже не пытаясь узнать, каков он на самом деле, не замечая его «пошлости» и притворства. «Бог нас свел» – этой «романической» формулой исчерпывается смысл любви Софии к Молчалину. Он сумел понравиться ей прежде всего тем, что ведет себя словно живая иллюстрация к только что прочитанному роману: «Возьмет он руку, к сердцу жмет, / Из глубины души вздохнет…».

Отношение Софии к Чацкому совершенно иное: ведь она не любит его, поэтому не желает выслушать, не стремится понять, избегает объяснений. София несправедлива к нему, считая черствым и бессердечным («Не человек, змея!»), приписывая ему злобное желание «унизить» и «кольнуть» всякого, и даже не пытается скрыть свое безразличие к нему: «На что вы мне?» В отношениях с Чацким героиня столь же «слепа» и «глуха», как и в отношениях с Молчалиным: ее представление о бывшем возлюбленном далеко от реальности.

София, главная виновница душевных терзаний Чацкого, сама вызывает сочувствие. По-своему искренняя и страстная, она полностью отдается любви, не замечая, что Молчалин лицемерит. Даже забвение приличий (ночные свидания, неумение скрывать от окружающих свою любовь) – свидетельство силы ее чувства. Любовь к «безродному» секретарю отца выводит Софию за пределы фамусовского круга, ведь она сознательно рискует своей репутацией. При всей книжности и очевидном комизме эта любовь – своеобразный вызов героини и отцу, который озабочен тем, чтобы приискать ей богатого жениха-карьериста, и обществу, которое извиняет только открытый, ничем не камуфлированный разврат. Высота чувств, не свойственная фамусовцам, делает ее внутренне свободной. Она настолько счастлива своей любовью, что не боится разоблачения и возможного наказания: «Счастливые часов не наблюдают». Не случайно Гончаров сравнил Софию с пушкинской Татьяной: «… Она в любви своей точно так же готова выдать себя, как Татьяна: обе, как в лунатизме, бродят в увлечении с детской простотой. И София, как Татьяна же, сама начинает роман, не находя в этом ничего предосудительного».

София обладает сильным характером и развитым чувством собственного достоинства. Она самолюбива, горда, умеет внушить уважение к себе. В финале комедии героиня прозревает, понимая, что была несправедлива к Чацкому и любила человека недостойного ее любви. Любовь сменяется презрением к Молчалину: «Упреков, жалоб, слез моих / Не смейте ожидать, не стоите вы их…».

Хотя, по мнению Софии, свидетелей унизительной сцены с Молчалиным не было, ее мучит чувство стыда: «Себя я, стен стыжусь». София осознает свой самообман, винит только себя и искренне раскаивается. «Вся в слезах», она произносит свою последнюю реплику: «Я виню себя кругом». В последних сценах «Горя от ума» от прежней капризной и самоуверенной Софьи не остается и следа – «оптический обман» раскрылся, и в ее облике отчетливо проступают черты трагической героини. Судьба Софии, на первый взгляд, неожиданно, но в полном соответствии с логикой ее характера сближается с трагической судьбой отвергнутого ею Чацкого. Действительно, как тонко заметил И. А. Гончаров, в финале комедии ей приходится «тяжелее всех, тяжелее даже Чацкого, и ей достается «мильон терзаний»». Развязка любовного сюжета комедии обернулась для умной Софии «горем», жизненной катастрофой.

Не отдельные персонажи пьесы, а «коллективный» персонаж – многоликое фамусовское общество – главный идеологический оппонент Чацкого. Одинокому правдолюбцу и горячему защитнику «свободной жизни» противостоит большая группа действующих лиц и внесценических персонажей, объединенных консервативным мировоззрением и простейшей практической моралью, смысл которой в том, чтобы «и награжденья брать, и весело пожить». В жизненных идеалах и поведении героев комедии отразились нравы и жизненный уклад реального московского общества «послепожарной» эпохи – второй половины 1810-х гг.

Фамусовское общество по своему составу неоднородно: это не безликая толпа, в которой человек утрачивает свою индивидуальность. Напротив, убежденные московские консерваторы различаются между собой по уму, способностям, интересам, роду занятий и положению в общественной иерархии. Драматург обнаруживает в каждом из них и типические, и индивидуальные черты. Но в одном все единодушны: Чацкий и его единомышленники – «сумасшедшие», «безумцы», отщепенцы. Главная причина их «сумасшествия», по мнению фамусовцев, в избытке «ума», в излишней «учености», которую легко отождествляют с «вольнодумством». В свою очередь, Чацкий не скупится на критические оценки московского общества. Он убежден, что в «послепожарной» Москве ничего не изменилось («Дома новы, но предрассудки стары»), и осуждает косность, патриархальность московского общества, его приверженность отжившей морали века «покорности и страха». Новая, просветительская мораль пугает и озлобляет консерваторов – они глухи к любым доводам разума. Чацкий почти кричит в своих обличительных монологах, но каждый раз создается впечатление, что «глухота» фамусовцев прямо пропорциональна силе его голоса: чем громче «кричит» герой, тем прилежнее они «затыкают уши».

Изображая конфликт Чацкого с фамусовским обществом, Грибоедов широко использует авторские ремарки, в которых сообщается о реакции консерваторов на слова Чацкого. Ремарки дополняют реплики действующих лиц, усиливая комизм происходящего. Этот прием используется для создания основной комической ситуации пьесы – ситуации глухоты. Уже во время первого разговора с Чацким (д. II, явл. 2–3), в котором впервые обозначилось его противостояние консервативной морали, Фамусов «ничего не видит и не слышит». Он нарочно затыкает уши, чтобы не слышать крамольных, с его точки зрения, речей Чацкого: «Добро, заткнул я уши». Во время бала (д. 3, явл. 22), когда Чацкий произносит свой гневный монолог против «чужевластья мод» («В той комнате незначущая встреча…»), «все в вальсе кружатся с величайшим усердием. Старики разбрелись к карточным столам». Ситуация напускной «глухоты» персонажей позволяет автору передать взаимное непонимание и отчуждение между конфликтующими сторонами.

Фамусов – один из признанных столпов московского общества. Его служебное положение достаточно высоко: он «управляющий в казенном месте». Именно от него зависят материальное благосостояние и успех множества людей: распределение чинов и наград, «протекции» молодым чиновникам и пенсии старикам. Мировоззрение Фамусова крайне консервативно: он принимает в штыки все, что хотя бы чем-то отличается от его собственных убеждений и представлений о жизни, враждебен ко всему новому – даже к тому, что в Москве «дороги, тротуары, / Дома и всё на новый лад». Идеал Фамусова – прошлое, когда все было «не то, что ныне».

Фамусов – убежденный защитник морали «века минувшего». По его мнению, жить правильно – значит поступать во всем так, «как делали отцы», учиться, «на старших глядя». Чацкий же опирается на собственные «суждения», продиктованные здравым смыслом, поэтому представления этих героев-антиподов о «должном» и «недолжном» поведении не совпадают. Фамусову мерещится бунт и «разврат» в вольнодумных, но вполне безобидных высказываниях Чацкого, он предсказывает даже, что вольнодумца упекут «под суд». Но в собственных поступках он не видит ничего предосудительного. По его мнению, настоящие пороки людей – разврат, пьянство, лицемерие, ложь и угодничество – не представляют опасности. Фамусов говорит о себе, что он «монашеским известен повеленьем», несмотря на то, что перед этим пытался заигрывать с Лизой. Причину «сумасшествия» Чацкого общество вначале склонно приписать пьянству, но Фамусов авторитетно поправляет «судей»:

 
Ну вот! великая беда,
Что выпьет лишнее мужчина!
Ученье – вот чума, ученость – вот причина,
Что нынче пуще, чем когда,
Безумных развелось людей, и дел, и мнений.
 

(Д. III, явл. 21)