Сделай что-нибудь

ЕВГЕНИЯ САВИНА, г. ПЕРМЬ

Если Ты существуешь

Когда мне было шесть лет, от нас с мамой ушел отец. По его словам, мать была эгоисткой и думала только о себе. По рассказам бабули, отец изменял маме. Мать очень переживала, часто плакала и нередко плохо выглядела. С отцом я виделась всегда, когда мне хотелось. Чуть позже мать познакомилась с мужчиной старше ее на пятнадцать лет. Солидный, обеспеченный, интеллигентный мужчина. Они и сейчас вместе.

В школе я училась плохо. Я многого не понимала. За плохие отметки мать могла меня избить. И руками, и ногами, и табуреткой. Однажды я пришла домой с очередной двойкой. Я показываю дневник – и темнота, хруст. Открываю глаза и понимаю, что у меня сломан нос. Я подошла к зеркалу, чтобы понять, и вижу, что у меня нос искривлен.

Дважды, опять же за плохие отметки, мать отправляла меня в лес. Мы жили рядом с лесом. Она говорила, что ей такая дочь не нужна и она хочет оставить меня в лесу. Первый раз она отвела меня в лес, когда мне было восемь лет. Я это точно помню, я была во втором классе. Второй раз меня отводили в лес – это был, кажется, третий класс. От частного сектора до леса около полутора километров. Мать отводила меня за частный сектор и говорила идти в лес, а сама возвращалась домой. Надеюсь, не нужно описывать, что чувствовала я тогда, будучи восьмилетним ребенком. Я садилась в снег и плакала. Когда мать подходила ближе к домам, она кричала мне: «Иди домой».

Даже сейчас вспоминать и писать не могу без слез. Это я к тому, чтобы объяснить мое будущее поведение. Мне сложно жилось с мамой. Времени она мне никогда не уделяла. Но она старалась всегда, чтобы у нас было дома покушать и я не нуждалась в одежде и учебниках. Играла я всегда одна, сама с собой. Настоящих друзей или подруг у меня не было. Общалась больше с мальчиками, чем с девочками.

В результате – рано (в восемнадцать лет) вышла замуж… Без любви, скорее, побоялась отказать. Мучилась сама, мучила мужа. Изменяла. Запуталась, не в силах была выбрать, с кем быть. К маме вернуться тоже боялась: она не понимала, как я могла отказаться от «хорошей партии» – первого мужа. В конце концов, не в силах больше ему врать, я ушла к другому парню, который тогда еще служил в армии. Жила у его родителей…

Был октябрь. Ужасный октябрь. Я работала за восемь тысяч рублей в месяц. Жила с незнакомыми людьми. Это были мать, отчим солдата и два младших брата. Мне было так больно за все, что я натворила, и этого было не вернуть. Я работала днем. Плакала ночью. Солдат приезжал еще пару раз. Возникло подозрение беременности – это вконец испугало меня. Мать мне звонила и материла меня. С родителями солдата были постоянные недопонимания. Я совершенно не представляла, куда я пойду, никому не нужная, да еще и беременная.

«Господи, если Ты существуешь, сделай что-нибудь!» – вскоре после этого крика Богу начались «женские дни». Пришло облегчение. Но меня не покидала мысль о том, чтобы просить Бога о помощи. И когда я мылась в душе, я всегда молилась и плакала на коленях, чтобы Бог что-то сделал в моей жизни.

Наконец, вернувшись из армии, Виталий (так звали моего солдата) сказал, что мы идем в гости к его бывшей учительнице. Мы посидели, поговорили, она рассказывала что-то о Боге. Так рассказывала, как будто Он живой и находится в другой комнате. Я сильно не вникала в их разговор, но поняла, что его это заинтересовало.

Спустя пару дней нас пригласили на «домашнюю группу». Как это звучит ужасающе! Что за домашняя группа? Меня мама всегда учила: «Не пить. Не курить. Наркотики не употреблять. С незнакомыми не разговаривать. Секта – это плохо». А вдруг «домашняя группа» – это и есть секта?

С Виталием мы договорились о «правилах»: никто в руках ничего не держит (вдруг будут вводить в гипноз «штукой», как в фильмах показывают), не кушать и не пить то, что предложат. Разговаривать будет только Виталик. Я категорично сказала, что разговаривать с ними не буду.

Однако все прошло без эксцессов. Разве что когда одна женщина ела чупа-чупс, ей сделали замечание, что у нее в руках палочка. «Запрещено!» – подумала я. Но в целом все были очень гостеприимны, доброжелательны. Через три такие встречи мы осмелились сходить и в церковь.

Тогда я поняла, что, когда я, рыдая в ванной комнате и держа тест на беременность, молилась: «Боже, если Ты существуешь, сделай что-нибудь!» – Он меня услышал. И Он сделал. И продолжает делать.

Мири нас

«Ты такая же, как твой отец. Тот изменял, и ты изменщица. Из-за таких, как ты, разводятся мужья с женами. Рушатся семьи…» – наши с мамой отношения и так были несладкими, а тут стали еще хуже. Хотя, кажется, хуже и быть не могло.

Познакомившись с Богом, мы с Виталием решили пожениться. Хотя бы просто расписаться (у нас даже колец не было). Я позвонила маме сказать, что мы идем подавать заявление, и предложила нам встретиться. Она отказалась. За пару дней до регистрации я снова позвонила маме и снова предложила встретиться, но ответ был прежний. Мы расписались.

Начались разные семейные бытовые проблемы… Наши отношения с мужем изначально строились неверно. Ведь я была замужем, стала изменять первому мужу. Развод. «Гражданский брак». В итоге мы просто расписались, потому что так было положено: если мы живем вместе – значит, муж и жена, либо расходимся и просто дружим. Мы выбрали первый вариант.

Одна верующая женщина дала мне книгу «Мой брак не будет браком», и, читая ее, я наткнулась на одну важную деталь. Там было сказано (дословно не помню), что каждый человек хочет быть любимым, нужным, чтобы его любили за просто так. И меня как будто осенило! Моя мама хочет, чтобы я ее любила! Она меня любит по-своему, а я ее – по-своему.

Я помолилась: «Боже, вот что хочешь делай, но мири меня с мамой. Хоть что делай, но помири».

Я звоню маме и говорю:

– Мама, я хочу приехать к тебе. Одна. С ночевкой. У меня разговор.

– Ну хорошо, приезжай. Вова (это мамин гражданский муж) как раз уезжает на выходные на рыбалку.

Я снова помолилась: «Боже, видишь, мама согласна, чтобы я к ней приехала, дай мне мужества сказать все, что я думаю. И не бояться ее, не бояться, что она скажет. Стоять на своем. Мири нас».

Я приехала, мама встретила гостеприимно (чай, пироги, первое, второе, салат…), но взгляд говорил: «Привет, бомжа безработная, голодная сектантка». Разговор был издалека: «Как добралась?» (я жила в Краснокамске, а мама – в Перми, ехать из одного города в другой примерно час и еще от автовокзала примерно час), «Что нового? Работаешь? Как учеба? Погода?». Общие темы для всех и каждого. Пили чай, совсем разговорились. Как живут родственники, что у кого нового… До позднего часа все сидели. Я смелости так и не набралась, а назавтра мне надо было уже уезжать обратно в Краснокамск. Мы легли спать поздно. Я помолилась и уснула. Утром встала рано и слышу как бы голос: «Поговори с мамой, расскажи, зачем ты приехала, скажи ей».

Фуууххх. Это так сложно – признаваться в чувствах человеку, который долгие годы не слушал тебя, не присматривался к тебе, не понимал. А сейчас за пару слов надо излить все свое нутро. Я встала с еще сонными глазами, даже не потерла их, чтобы ясно и четко видеть, зашла в спальню к маме и села рядом на кровать. Она тоже только-только открыла глаза.

– Мама, я вчера не решилась… Но мне нужно сказать, зачем я приехала.

Мама сосредоточилась, как смогла, села. Прищурилась и сделала вид «я вся внимание».

– Мама, я приехала мириться. Я читала книжку, и там было сказано, что ты хочешь, чтобы я тебя любила. А я тебя люблю, но я плохо тебя люблю. Я люблю, как умею. А умею я любить тебя не так, как ты меня любишь, а по-другому. И ты не понимаешь. И я вчера не решилась тебе сказать, но сегодня мне Бог сказал, чтобы я тебе сказала, зачем я приехала. Вот. Давай мириться?

Мама заплакала и обняла меня. Мы еще немного посидели, плакали обе и обнимали друг друга. Так мы еще никогда не обнимались и не плакали вместе. Затем мама сказала, что ей ночью снился сон, что она плакала очень сильно. Но не от горя, а от боли, что она не понимала чего-то, и от радости, что теперь она имеет.

Потом она достала подарки (она ездила в отпуск и напокупала разные подарки для меня и моего мужа), потом сели пить чай, и она стала расспрашивать про Виталика. Кто он, чем занимается, кем работает… Ведь она совсем ничего не знала о нем. День наступил совсем быстро. Мне пора было собираться домой. Мама сказала, чтобы я ей звонила почаще, и попросила пока бабушку с Виталей не знакомить, потому что ей нужно время привыкнуть. Я согласилась.

Сейчас я не скажу, что мы с мамой суперподружки, но наши отношения намного лучше, чем были раньше. Мы даже живем по соседству. Она по-прежнему скептически относится к моей вере. Ехидно подшучивает, но очень-очень редко. Мы и не говорим на эту тему. Но, несмотря на это, Бог нас помирил. Я очень рада. И с Виталиком она уже хорошо общается, мы ходим к ней в гости вместе. За все слава Богу.

Сумасшедший поступок

СЕРГЕЙ МАКСИМЕНЦЕВ, г. ЯСИНОВАТАЯ (УКРАИНА)

Декабрь 1998 года. Общежитие профучилища Донецка. Сегодня заехала группа новичков, человек тридцать. Два самоуверенных слегка поддатых парня делают обход по комнатам вновь поступивших, чувствуя себя хозяевами. Что бы вы почувствовали, если бы в день приезда к вам в комнату вошли два наглых пьяных «лица» и попросили «помочь материально»?

Я был одним из тех парней. Я видел, что чувствовали новенькие, глядя на нас: немного страха, больше неприязни и отвращения. Не скрою, я чувствовал то же по отношению к ним. Они – цивильные, послушные «детки», у которых все в жизни сложилось… Я был панком, выросшим в плохой компании. У нас были взаимные чувства неприязни друг к другу. Они просто отдавали деньги, чтобы мы поскорее отстали от них.

Но в одной комнате нам не дали денег. Дверь открыла порядочная девушка лет восемнадцати, выслушала нашу просьбу и… отказала. «Денег я вам не дам, приходите завтра вечером в это же время, вас будет ждать приятный сюрприз». Знакомая схема! Хочет мягко от нас избавиться! Переглянувшись, мы решили подождать до завтра. Когда настал вечер, мы пошли, настроенные на грубый разговор, будучи уверены, что нас обманули. Кто захочет такому, как я, делать приятный сюрприз?

Когда открылась дверь – я замер. В центре комнаты стоял большой стол, накрытый сладостями. Наша вчерашняя знакомая с приветливой улыбкой предложила зайти. Я не мог поверить своим глазам… И это все для нас? Для нас таких? Никто из нас не ожидал такого разворота событий. Это был сумасшедший поступок!

Я был поражен! Я не помню подробностей того вечера – помню только приятные лица, полные добра и любви. Незаслуженной любви. Девушки из этой комнаты оказались верующими: все, кроме одной. Она, недовольная, лежала в углу на своей кровати, искоса поглядывая на нас, осуждая. Когда девчонки накормили нас, они стали говорить о том, что Бог любит нас (меня!) – и я почти не спорил. Я поверил им. Я почувствовал Божью любовь ко мне в тот вечер, ко мне такому…

Эта встреча осталась навсегда в моей памяти. Так я начал узнавать Бога таким, Какой Он есть на самом деле: Настоящим, Живым!

О добрых бандитах замолвите слово

ОЛЕГ ЖИГАНКОВ, ФИЛИППИНЫ (ОТРЫВОК ИЗ АВТОБИОГРАФИЧЕСКОГО РОМАНА «АКИМБО»)

Помню, как однажды (в середине девяностых. – Ред.) я одолжил у Петра Кулакова его новенькую белую «Ниву» для того, чтобы привезти только что отпечатанные номера газеты из Узловой. Наша старая «копейка» опять была поломана. Бензина в баке «Нивы» было мало, и стало еще меньше после того, как я объездил несколько заправок, где обычно можно было за продукты или дополнительную плату как-то заправиться. Но бензина просто не было. Нигде. После некоторых колебаний мы решили с Аленой все равно ехать. Аким (сын) остался с бабушкой и дедушкой, а мы отправились в Узловую. Загрузили в прицеп газеты и поехали домой. Уровень бензина был тогда уже по датчику на нуле. Мы проехали километров десять, и машина встала.

Мы пытались остановить проезжавшие мимо машины, но либо никто не останавливался, либо останавливались, но бензина никто не давал. Начинало смеркаться. И тут видим: едет новая «девятка». Мне очень не хотелось, чтобы она останавливалась, и я отвернулся в сторону, как будто просто так тут стою. Почему я не хотел, чтобы она останавливалась? Я уже писал, что в то время на таких авто ездили бандиты. А мы были слишком уязвимы. Новая «Нива» с лихвой стоила пары человеческих жизней. За такую машину в те времена жуткого дефицита платили до пятнадцати тысяч долларов! А месячная зарплата была около тридцати долларов. Я очень надеялся, что они не остановятся. Но они остановились.