Однажды ей довелось нанести визит знакомому еврею по фамилии Шапиро. Был уже поздний час. Внезапно ей бросилась в глаза рукопись, написанная по-французски. Любопытная дама пролистала ее и, поняв, что имеет дело с чем-то в высшей степени секретным, начала немедленно переводить на русский язык. В ту ночь она так и не покинула дом Шапиро, проведя время с пером, чернилами и бумагой. Эта трудолюбивая дама к утру следующего дня сумела перевести весь понравившийся ей трактат, опрометчиво оставленный гостеприимным хозяимном. Наконец она покинула дом Шапиро, унося тайком (в ридикюле? корсете? панталонах?) рукопись «Протоколов». Вероятно, эти события разыгрались в самую длинную ночь в году – на подобную мысль наводит объем брошюры (более 80 страниц) – и в руках госпожи Глинки был самый большой ридикюль на свете (умолчим о других версиях).
Вернувшись в Россию, дама поделилась своей добычей с жившим поблизости майором в отставке Алексеем Николаевичем Сухотиным. Она уверяла, что рукопись «добыта из тайных хранилищ главной сионской канцелярии». Сухотин немедленно вручил ее своему соседу по имению – правительственному чиновнику Филиппу Петровичу Степанову. «Он сказал, что одна его знакомая дама (он не назвал мне ее), проживавшая в Париже, нашла их у своего приятеля (кажется, из евреев) и, перед тем как покинуть Париж, тайно от него перевела их и привезла этот перевод, в одном экземпляре, в Россию и передала этот экземпляр», – вспоминал много лет спустя Степанов.
Не подозревавший подвоха чиновник стал первым распространителем этой рукописи. Он озаглавил ее «Порабощение мира евреями» и отпечатал сто экземпляров на гектографе. Чтения этих листков были удостоены видные сановники, министры и даже члены дома Романовых – великий князь Сергей Александрович, дядя императора, и его супруга Елизавета Федоровна, сестра императрицы. Многие из читавших рукопись заподозрили здесь интриги охранного отделения и поспешили держаться подальше от скандального памфлета. Однако великий князь Сергей Александрович и его супруга были убеждены в подлинности приведенных откровений. Дядя ознакомил с «Порабощением мира» своего племянника – императора Николая II – и его жену Александру Федоровну. Поначалу царь был поражен прочитанным: «Какая глубина мысли!» Однако, узнав от своих министров, какого происхождения эта рукопись, он пришел в ужас. В своем дневнике он записал, что решил отказаться от какой-либо поддержки этого сочинения: «Нельзя чистое дело защищать грязными способами».
Экземпляр рукописи попал и в руки Павла Крушевана – редактора-издателя газеты «Знамя», одного из лидеров «черной сотни», организатора погрома в Кишиневе, где было убито 45 евреев. Крушеван сразу посчитал «протоколы мудрецов» подлинным документом и в 1903 году опубликовал их на страницах своей газеты под названием «Программа завоевания мира евреями». Публикация растянулась с 28 августа по 7 сентября и вызвала большой интерес. Окончательную точку в истории этой фальшивки поставил в 1905 году литератор Сергей Нилус (1861–1929). Богатый помещик Орловской губернии, он долгое время жил в Биаррице со своей любовницей, но внезапно получил пренеприятнейшее известие от своего управляющего: «Я разорен, оказывается!» Новость потрясла его. Вся его жизнь теперь пошла иначе. Он превратился в вечного странника, кочуя из одного монастыря в другой и всюду находя заговоры против Бога. На всех предметах, окружавших его, он отыскивал страшные звезды Давида. А «Протоколы» поразили его до такой степени («Это же документ!»), что он выпустил их приложением к своему роману «Большое в малом и Антихрист как близкая политическая возможность». Эту роскошно изданную книгу Нилус готовился преподнести Николаю II. Его супруга, Елена Александровна Озерова, была фрейлиной царицы. Ей без труда удалось получить разрешение на перепечатку брошюры.
Большая часть читавших это сочинение верила всему, что в нем написано. Протестовали лишь некоторые интеллигенты. Так, резко раскритиковал «Протоколы» Максим Горький.
После октябрьского переворота к власти в России пришли товарищи Ульянов-Бланк, Зиновьев-Радомысльский, Каменев-Розенфельд, Свердлов, Троцкий-Бронштейн. Императрица российская умерла, можно сказать, с «Протоколами» в руках, как и подобало жертве еврейского заговора: в доме Ипатьева, где она провела последние дни, у нее были лишь три книги – Библия, первый том «Войны и мира» и повесть Нилуса с «Протоколами». А наследники русских старинных фамилий, интеллигенты, военные, инженеры бежали на Запад, увозя в своих чемоданчиках и ридикюлях брошюру, в которой задолго до революции было точно предсказано все, что произойдет в стране. Спасенные от русской революции, «Протоколы» начали поистине триумфальное шествие по всем европейским странам. Первым делом они вернулись туда, где и появились на свет, – во Францию. Но особенно благодатную почву «Протоколы» нашли в Германии.
В 1918 году в Германии вспыхнула революция. Возвращаясь домой, немецкие солдаты и офицеры не узнавали свою страну – она катилась в хаос, стала игрушкой в руках фанатичных агитаторов и взбунтовавшихся солдат. Под напором превосходивших ее сил Антанты разоренная войной Германия капитулировала. После такой катастрофы нельзя было не задуматься над тем, кто виноват в происходящем. Но кто виновник всех бед, обрушившихся на страну? Эта мысль много раз билась в воспаленном мозгу самого знаменитого немецкого маргинала ХХ века – Адольфа Гитлера. Те же мысли бились в умах многих его сограждан.
Альфред Хугенберг, ярый немецкий националист, один из основателей Пангерманского союза, владелец многих немецких газет и издательств (куда только смотрели евреи?), наладил бурную деятельность по тиражированию «Протоколов сионских мудрецов». В первые послевоенные годы в Германии были проданы сотни тысяч копий «Протоколов». Эта брошюрка стала настольной книгой для строителей Третьего рейха. Строчки из «Протоколов» отозвались сотнями страниц «Mein Kampf».
Большой популярностью «Протоколы» пользовались и в среде победителей. В 1920 году появилась их первая английская версия. Ее распространил московский корреспондент «Морнинг пост» Виктор Марсден. Он пережил в России страшные времена и теперь был убежден, что все худшее в этом мире происходит от евреев. Впрочем, большинство жителей Великобритании – страны, где премьер-министром почти десять лет был Бенджамин Дизраэли, – скептически отнеслись к этой публикации: «Если плодом совещания самых видных евреев всего мира, вобравших в себя всю мудрость, накопленную поколениями их предков, является эта скромная книжица, то впору усомниться в мудрости и уме еврейской расы».
У брошюры нашелся влиятельный почитатель и в США – автомобильный магнат Генри Форд. В 1920 году он опубликовал «Протоколы» на страницах издаваемой им газеты «Dearborn Independent». Вдохновившись ими, Генри Форд даже издал свой собственный опус, посвященный той же теме: «Международное еврейство». В нем он обвинил евреев во всевозможных преступлениях, например в том, что, растлевая души простых американских рабочих, они придумали такие порочные развлечения, как синематограф и джаз. Впрочем, в 1927 году борец с Сионом выбросил белый флаг и взял свои обвинения обратно, поскольку они вредили репутации фирмы. Ему пришлось даже публично извиниться. Форд уверял, что «лишь по своей наивности» поверил в подлинность этих «Протоколов». Весь тираж его собственной книги был погружен на три грузовика, вывезен куда подальше и сожжен. Наивный Форд! Джинн был уже выпущен из бутылки. В Европе его книга пользовалась бешеным успехом, хотя автор, обращаясь в судебные инстанции, требовал немедленного запрета на ее перепечатку. В наши дни «Международное еврейство» Форда перепечатывают столь же исправно, как и выпускают автомобили «форд».
«Протоколы сионских мудрецов» благополучно пережили Вторую мировую войну и поражение гитлеровской Германии, денацификацию и судебные преследования за профашистские взгляды, хотя на них тоже лежит, пусть и косвенная, вина за холокост. Что же говорят об этом историки? «Протоколы» во многом виновны в той политике геноцида, которую проводили нацисты», – считает Норман Кон, автор книги «Благословение на геноцид». Другие его коллеги настроены снисходительнее. «Протоколы лишь косвенно оправдывали антисемитские акции, но не подстрекали к ним», – оценивает Михаэль Бергер, профессор еврейской истории Мюнхенского университета. «Вся вина «Протоколов» заключается не в том, что они призывали к каким-либо открытым антисемитским выступлениям, а в том, что они сеяли недоверие к евреям, убеждали отказывать им в помощи и сочувствии», – отмечает американский историк Ричард С. Леви.
ХХ столетие скрылось за горизонтом, а меж тем все новые пачки «Протоколов» появляются на лотках. Их ядовитые откровения все так же принимаются на веру. Их почитатели по-прежнему видят в каждом еврее «таинственную машину» для уничтожения европейских и азиатских народов, приведенную в действие некими «кукловодами» с Сиона, и готовы отстаивать чистоту своей расы с оружием в руках…
ЗАГАДОЧНОЕ ИЗОБРЕТЕНИЕ ДОКТОРА ФИЛИППОВА[2]
Вот уже век, как висит эта загадка в воздухе, и никто не знает, как к ней подступиться. Было ли изобретение на самом деле? Не мистификация ли все это? Будем надеяться, что когда-нибудь упорные историки докопаются до истины. Однако предположения уже есть…
В январе 1894 года в Петербурге начал выходить новый еженедельный журнал «Научное обозрение». Издателем и редактором журнала был «доктор натуральной философии» Михаил Михайлович Филиппов. Его называли последним русским энциклопедистом. И правда, «разбрасывался» он так широко, как, пожалуй, никто из его современников: математик, химик, беллетрист, критик, экономист, философ… И все это в одном лице!
Журнал Филиппова, хотя и являлся научным, выходил с предварительной цензурой. Михаил Михайлович проявлял сочувствие к социалистическим идеям, а потому находился под негласным надзором полиции. Одно время он был даже выслан в Териоки (нынешний Зеленогорск) под Петербургом. Профессор истории Трачевский говорил о своем друге Филиппове: «Судьба была ему мачехой. Он был непреклонным борцом за правду и истину. Его мало понимали… Бился он по вся дни, как рыба об лед, но и не думал слагать оружие».
М.М. Филиппов
В «Научном обозрении» сотрудничали замечательные ученые: Д.И. Менделеев, В.М. Бехтерев, П.Ф. Лесгафт, Н.Н. Бекетов. Не раз печатался в журнале Филиппова и К.Э.Циолковский. Именно в «Научном обозрении» была опубликована его знаменитая статья «Исследование мировых пространств реактивными приборами», которая навечно закрепила за Циолковским приоритет в теоретической космонавтике, дала ему право называться основоположником звездоплавания. «Я благодарен Филиппову, – писал ученый, – ибо он один решился издать мою работу».
Статья Циолковского вышла в пятом, майском, номере «Научного обозрения» за 1903 год, а вскоре произошло событие – трагическое и столь таинственное, что тайна эта не раскрыта и поныне.
В то время редакция журнала помещалась в квартире Филиппова на пятом этаже дома № 37 по улице Жуковского (принадлежавшего вдове М.Е. Салтыкова-Щедрина). В этой же квартире находилась и химическая лаборатория, в которой Михаил Михайлович работал, засиживаясь далеко за полночь, а то и до утра.
«В последние годы своей жизни М.М. Филиппов, – писал его сын, – интенсивно занимался физико-техническими и пиротехническими исследованиями. Он приступил к разработке научной проблемы, решение которой, с его точки зрения, могло принести человечеству неоценимую пользу».
Что это была за научная проблема и какую задачу поставил перед собой ученый, стало ясно из его письма, посланного в редакцию газеты «Санкт-Петербургские ведомости» 11 июня (по старому стилю) 1903 года. Документ этот настолько интересен и важен, что приведем его полностью.
«В ранней юности, – писал Филиппов, – я прочел у Бокля, что изобретение пороха сделало войны менее кровопролитными. С тех пор меня преследовала мысль о возможности такого изобретения, которое сделало бы войны почти невозможными. Как это ни удивительно, но на днях мною сделано открытие, практическая разработка которого фактически упразднит войну.
Речь идет об изобретенном мною способе электрической передачи на расстояние волны взрыва, причем, судя по примененному методу, передача эта возможна и на расстояние тысяч километров, так что, сделав взрыв в Петербурге, можно будет передать его действие в Константинополь. Способ изумительно прост и дешев. Но при таком ведении войны на расстояниях, мною указанных, война фактически становится безумием и должна быть упразднена. Подробности я опубликую осенью в мемуарах Академии наук. Опыты замедляются необычайною опасностью применяемых веществ, частью весьма взрывчатых, как треххлористый азот, частью крайне ядовитых».
Как уже говорилось, письмо было послано в редакцию газеты 11 июня, а на следующий день Филиппов был обнаружен мертвым в своей домашней лаборатории.
Вдова ученого, Любовь Ивановна Филиппова, рассказывала: накануне смерти Михаил Михайлович предупредил родных, что будет работать долго, и просил разбудить его не ранее 12 часов дня. Никакого шума, тем более взрыва, в ту роковую ночь в лаборатории домашние не слышали. Ровно в 12 пошли будить. Дверь в лабораторию оказалась запертой. Постучали и, не услышав ответа, взломали дверь. Филиппов лежал без сюртука на полу, ничком, в лужице крови. Окно, выходившее на улицу Жуковского, было раскрыто. На лабораторном столе – аппараты, химическая посуда, реактивы. На письменном столе лежала короткая записка. «Опыты над передачею взрыва на расстояние, – бегло записал в ней Михаил Михайлович. – Опыт 12-й. Для этого опыта необходимо добыть безводную синильную кислоту. Требуется поэтому величайшая осторожность, как при опыте со взрывом окиси углерода. Опыт 13-й, взрыв окиси углерода вместе с кислородом. Надо купить элементы Лекланше и Румкорфову спираль. Опыт повторить здесь в большом помещении по отъезде семьи…»
По словам сына ученого, предварительные исследования были произведены в Териоках, в ссылке (в 1901–1902), но особенно активно Михаил Михайлович занялся ими в 1903 году. Более десятка успешных опытов дали основание считать, что поставленная цель, вероятно, достижима. Предстояли два последних, решающих эксперимента. Но внезапная смерть Филиппова остановила все.
Полиция провела следствие, был сделан обыск в лаборатории Филиппова. Но все это делалось как-то наспех и весьма непрофессионально. Даже медицинские эксперты сильно расходились в заключении о причинах смерти Филиппова. А вольнопрактикующий врач Полянский, приглашенный семьей покойного, написал по-латыни в медицинском свидетельстве: «Mors ex causa ignota» («Смерть от неизвестной причины»). Петербургские газеты живо обсуждали трагедию на улице Жуковского. Высказывались самые разные версии: разрыв сердца, кровоизлияние в мозг, отравление ядовитыми веществами во время опытов, наконец, самоубийство. Но твердого ответа никто так и не дал.
Похороны Михаила Михайловича Филиппова состоялись утром 25 июня. Присутствовали лишь его близкие, члены редакции журнала да немногие представители литературного мира. Тело ученого предали земле на Литераторских мостках Волкова кладбища – месте захоронения русских писателей, неподалеку от могил Белинского и Добролюбова.
Между тем толки о таинственном изобретении не прекращались. «Петербургская газета» приводила слова «лица, близко знавшего покойного» (фамилия его не называлась): «Работа, особенно в последнюю неделю, можно сказать, кипела у него, – говорил о Филиппове этот близкий ему человек. – В своем кабинете он проводил целые часы, и, видимо, опыты вполне удавались». Но особенно интересное интервью «Петербургским ведомостям» дал уже упомянутый профессор Трачевский. За три дня до трагической кончины ученого они виделись и беседовали. «Мне как историку, – говорил Трачевский, – М.М. мог сказать о своем замысле лишь в самых общих чертах. Когда я напомнил ему о разнице между теорией и практикой, он твердо сказал: «Проверено, были опыты, и еще сделаю». Сущность секрета М.М. изложил мне приблизительно, как в письме в редакцию. И не раз говорил, ударяя рукой по столу: «Это так просто, притом дешево! Удивительно, как до сих пор не додумались». Помнится, М.М. прибавил, что к этому немного подходили в Америке, но совсем иным и неудачным путем».
Дебаты вокруг загадочного открытия Филиппова постепенно затихли. Прошло десять лет, и в 1913 году в связи с десятилетием со дня гибели ученого газеты снова вернулись к этой теме. При этом припомнились новые важные детали. Например, московская газета «Русское слово» писала, что Филиппов еще в 1900 году выезжал в Ригу, где производил в присутствии некоторых специалистов опыты взрывания на расстоянии. Возвратившись в Петербург, «он рассказывал, что остался чрезвычайно доволен результатами опытов». Эта же газета пыталась разыскать препараты и аппараты Филиппова, изъятые Петербургским охранным отделением при обыске. Увы, все бесследно исчезло.
Особенно много было разговоров о судьбе научной рукописи Филиппова, содержавшей, по утверждению одной из газет, «математические выкладки и результаты опытов взрывания на расстоянии». Как сообщила репортерам вдова ученого, на другой день после его гибели эту рукопись забрал известный тогда публицист Финн-Енотаевский, сотрудник «Научного обозрения». Он обещал снять с рукописи копию, а оригинал вернуть через несколько дней.
Прошли, однако, дни и месяцы, а Финн-Енотаевский и не думал возвращать важную рукопись. Когда же вдова Филиппова твердо потребовала возврата, он заявил, что рукописи у него больше нет, что он сжег ее, опасаясь обыска. Разумеется, газетные репортеры бросились к публицисту за интервью. Ответы того звучали противоречиво и неуверенно. Дело было явно нечисто…
Финн-Енотаевский дожил до сталинских времен и в 1931 году был репрессирован. А что если среди его бумаг в каком-нибудь секретном архиве до сих пор лежит рукопись, взятая им в лаборатории на улице Жуковского?
Филиппов никогда не отличался бахвальством. «Борец за истину», он, конечно, писал чистую правду. Но уже в 1903 году, сразу же после трагедии, в газетах появились статьи, подвергавшие сомнению заявление ученого. Особенно старался журналист «Нового времени» Петерсен, подписывавший свои «научные фельетоны» псевдонимом «А-т». В заметке «Мрачная загадка» он призвал Менделеева выступить и, так сказать, поставить точки над «i».