Глава 2
Москва
1916

С Красной площади в сторону Моховой ехала тройка, бубенцы звенели наперегонки с топотом копыт. Вдали колокола Спасской башни пробили восемь вечера.

В тройке рядом с отцом сидели две девушки в меховых пальто, шапках и варежках. Им было немного холодно, и они прижимались к отцу, наслаждаясь звуками и огнями волшебного города. Младшая, Александра, сидевшая справа, вынула руку из варежки и смахнула снежинки со светлых кос, выбивающихся из-под шапки. Она посмотрела на отца и встретила его улыбающийся взгляд. Она тепло улыбнулась в ответ. Погладив дочь по руке, Юлиан Верженский почувствовал себя хоть и усталым, но счастливым человеком. Затем он повернулся к Валентине, старшей дочери, сидевшей слева. Александра отвлеклась от окружавших красот и посмотрела на него. Каким усталым и изможденным выглядел ее дорогой папочка, но разве не из-за этого они приехали из Кисловодска?

Юлиан Верженский предпринял путешествие в сопровождении дочерей потому, что их семейный доктор настоял на полном обследовании в московском госпитале, в результате которого на следующий день могла потребоваться операция. Хотя Александра не понимала медицинских терминов, она догадывалась, что с легкими отца что-то не в порядке. Слова «операция» и «болезнь» пугали ее. Вся веселость слетела с нее, когда она представила, что может потерять отца. Она с трудом удержалась, чтобы не расплакаться.

А Юлиан Верженский рассказывал историю Москвы и Кремля:

– Первые стены Кремля были построены во время правления Дмитрия Донского. Часы на часовой башне были созданы сербским монахом из Афона…

Внезапно он прервал свой рассказ и повернулся к дочерям, которые грустно слушали его:

– Что с Шурочкой, почему в ее глазах слезы?

Шура улыбнулась, слегка смущенная тем, что ее застали врасплох. Она смахнула воображаемую снежинку с ресниц.

– Я думаю, что это снежинка попала в глаз.

Она улыбнулась. Ей хотелось, чтобы отец никогда не страдал. Отец спросил с беспокойством:

– Ты замерзла?

– Нет-нет, папочка, мне хорошо, поверьте.

– Московская погода, в отличие от кисловодской, сурова и холодна.

– Все равно она очень приятная.

Шура откинула голову и глубоко вдохнула холодный вечерний воздух, пахнущий снегом. Отец, улыбаясь, похлопал ее по руке и объявил, что они доехали до резиденции Боринских. Коляски въезжали в сад через огромные ворота и выстраивались, чтобы высадить пассажиров у широкой мраморной лестницы, ведущей в роскошный особняк, а затем выезжали через вторые ворота. Хорошо одетые женщины смахивали снег с мехов и изящно шагали вверх по ступенькам, придерживая одной рукой широкие юбки, а второй держа под руку также закутанных в меха элегантных спутников.

С того самого момента, когда они въехали в огромные ворота, Шуру охватил неописуемый восторг. Это был первый взрослый бал, на который она направлялась. Ей было всего шестнадцать. Ее сестра Валентина была на год старше и уже бывала на таких приемах в Кисловодске. По рассказам Валентины Шура знала, что на таких балах молодые, красивые и благородные мужчины будут выстраиваться в очередь, чтобы пригласить девушек на танец. Когда она поднималась по ступеням лестницы с отцом, ее сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот – и оно остановится. Она предчувствовала, что этой ночью должно случиться нечто особенное. Она не знала что, но внутренний голос обещал ей чудо. Миновав лестницу, в просторном вестибюле они сдали свои пальто и шляпы слугам во фраках, затем поднялись еще на три ступени, направляясь в огромный аванзал, из которого шли дальше, в бальный. Звуки музыки изнутри отражались в залах и коридорах и, нарастая, достигали их. В дверях большого зала церемониймейстер приветствовал гостей с важным видом человека, занятого серьезным делом. Он сделал два шага вперед, стукнул жезлом в пол и громким голосом объявил:

– Господин Юлиан Верженский! Госпожа Валентина Юлиановна Верженская! Госпожа Александра Юлиановна Верженская!

Затем он отступил и пропустил Верженского и его дочерей. Они сошли по лестнице с перилами, украшенными хрусталем. Гости мимолетно повернули головы, чтобы взглянуть на вновь прибывших, а затем вернулись к своим разговорам. Хозяин, Андрей Боринский, подошел к лестнице, чтобы встретить гостей. По его движениям было видно, что он рад им. Боринский и Верженский были акционерами одной нефтяной компании. И хотя они нечасто виделись, их соединяла тесная дружба. Боринский тепло поприветствовал друга, затем повернулся к девушкам и воскликнул:

– Боже мой! Юлиан, друг мой, я не могу поверить, что это твои маленькие прелестные дочурки. Они всё такие же милые, даже стали еще милее, но они теперь уже не дети. Как летит время. Пойдем, позволь мне представить тебя друзьям.

Девушки последовали за отцом и хозяином, чтобы присоединиться к другим гостям. Валентина ступала легко и уверенно, Шура не могла сдержать восторг. Она боялась смотреть вокруг, чтобы не встретить взгляд, который мог бы прочесть ее волнение. Она лишь прошептала сестре на ухо:

– Тиночка, пожалуйста, не оставляй меня одну…

Валентина, изящно придерживая подол розового вечернего бального платья, улыбнулась сестре:

– Не беспокойся, Шурочка, ты бы так не говорила, если бы видела глаза людей, которые с восхищением смотрят на тебя.

Чтобы проверить слова Валентины, Шура опасливо перевела взгляд направо, затем налево. Сестра, должно быть, шутит, подумала она, но вдруг ее взгляд встретился с парой синих глаз, пристально следивших за ней. Ей показалось, что тело пронзила молния. Лицо залилось румянцем, сердце заколотилось. Она быстро отвернулась и посмотрела вниз. Ее отец беседовал с каким-то бароном. Валентина начала переговариваться со смазливой девочкой, которую они встречали в Кисловодске, имени ее Шура не запомнила. Она вновь почувствовала взгляд молодого человека, но была слишком испугана, чтобы обернуться. Она мяла шелковую ленту сумочки, которая была подобрана специально в тон ее сиреневому платью. Ее длинные светлые волосы были впервые уложены в шиньон с завитками по сторонам. Увидев ее наряд этим вечером, папа с сестрой сказали, что она восхитительна. Ей тоже казалось, что она выглядит красивее, чем обычно. Так она чувствовала до тех пор, пока они не приехали на прием, но сейчас среди стольких красивых и ухоженных женщин, уверенно прогуливавшихся вокруг, она чувствовала себя неопытной девочкой. Как она будет танцевать с молодым человеком, которого она совсем не знает, если ее привел в смущение один лишь взгляд? Она чувствовала, что не сможет ни с кем танцевать, что просидит весь вечер, как цветок в клумбе, в углу зала, глядя, как развлекаются другие.

Кивнув, ее отец предоставил ей право самой выбрать бокал вина с серебряного подноса, который держал слуга. Юлиан Верженский вел серьезный разговор с хозяином и двумя гостями о нефтяных акциях и забастовках рабочих. Валентина болтала с подругой о веселых ночах в кисловодском курзале. Шура взяла вино, сделала вначале маленький глоток, затем глоток побольше. Она думала, что вино придаст ей уверенности и рассеет робость. В надежде вновь увидеть молодого человека, взгляд которого так потряс ее, она повернула голову в том направлении. Не увидев его там, она почувствовала стыд и разочарование, но, сделав еще один глоток вина, немного успокоилась. Внезапно она вновь ощутила обжигающий удар и подняла голову. Те же синие глаза смотрели на нее.

Оркестр играл ноктюрн Чайковского, но звуки музыки доносились словно издалека. Ей было трудно даже поддерживать разговор, продолжавшийся рядом с ней. Ноги заскользили по полу. Ей казалось, что люди вокруг слышат, как бьется ее сердце. Молодой человек, держа бокал, вел обычный светский разговор с несколькими приятелями в офицерской форме, при этом не отрывая взгляда от нее, красивой девушки в сиреневом платье. В этот раз она тоже не отвела взгляд. Он улыбнулся и почти незаметно кивнул ей. Шура тоже улыбнулась, робко, и отвернулась, пытаясь делать вид, что слушает Валентину и ее подругу, но ее сердце колотилось как безумное. Допивая вино в бокале, она услышала предупреждение Валентины:

– Шурочка, вечер еще только начался. Если ты будешь пить так быстро, ты не сможешь не только танцевать, но даже ходить.

С пылающими щеками и блестящими глазами, Шура улыбнулась сестре. Пары двинулись в танцевальную часть зала, так как оркестр заиграл польку. В точности как и описывала Валентина, молодые люди один за другим приглашали девушек. Боясь оказаться следующей в очереди, Шура решила было выйти из зала, но было уже поздно. Она видела, как молодой человек с яркими синими глазами разговаривал с хозяином и хозяйкой бала, а рядом с ними стоял еще один юноша.

Андрей Боринский решил подойти к Шуре и Валентине вместе со своей маленькой компанией. С улыбкой он сказал девушкам:

– Дорогие Валентина и Александра, я хотел бы представить вас этим двум молодым людям. Мой сын Петр Боринский и его близкий друг Сеит Эминов, оба поручики.

Молодые люди завершили представление коротким поклоном. Шура вслед за сестрой с улыбкой поклонилась. Когда Петр пригласил Валентину на танец, у Шуры перехватило дыхание. Теперь была ее очередь. Сеит Эминов склонился перед ней, щелкнул каблуками, протянул правую руку и сказал:

– Позвольте пригласить вас на танец, мадемуазель?

Она не смогла найти сил ответить на эти слова. Волнение было слишком велико. Предчувствие, с которым она входила в этот дом, сбывалось. Она никогда не думала, что ее так запросто может пригласить на танец незнакомый мужчина. Но этот человек, чей взгляд пронзил ее, мог управлять ею, как хотел. Он был так красив и внушителен в своей форме, в высоких блестящих сапогах, что, когда, держа ее за руку, он повел ее танцевать, у нее не было сил отказаться. Она даже не ответила на его вопрос. Не говоря ни слова, она доверила себя вежливо, но твердо удерживавшим ее рукам незнакомца. Пока она кружилась с ним снова и снова, сердце стучало где-то в ушах, щеки пылали, синие глаза осыпали ее искрами, и Шуре казалось, что она попала в прекрасный сон. Его пристальный взгляд волновал и смущал ее одновременно, и она отвела глаза. Что ей отвечать ему, если он решит что-нибудь спросить?

Она не знала, сколько времени продолжалась эта сладкая пытка, так как каждая ее мысль, каждое действие происходило по воле незнакомца. Хотя другие пары несколько раз поменялись партнерами, они с Эминовым продолжали танцевать. Она боялась, что потеряет молодого человека из виду, если выйдет из танца. Они танцевали. Их глаза встречались, пока она обходила его вокруг, дав ему руку, а другой поддерживая подол платья, а он стоял на колене, держа ее за руку. Его ироничный и веселый взгляд, несколько резкие, но приятные и миловидные черты лица создавали искры, которые поражали ее. Ее маленькая нежная рука чувствовала его теплую и надежную ладонь, дрожь которой передавалась всему ее телу.

Когда танцы завершились фанфарами, молодой человек медленно повел ее из круга. Шура шла за ним покорно, ощущая волнение, обуреваемая жаждой неведомых прежде приключений, не говоря ничего, не задавая никаких вопросов, отдавая себя его воле. Незнакомец, чье имя ей только что назвали, повел ее из зала, взял ее пальто у гардеробщика и накинул на плечи. Они шли через анфиладу комнат, пока не достигли зимнего сада в глубине здания. На мгновение Шура вспомнила об отце и сестре и о том, будут ли ее искать. Все происходящее казалось ей нереальным, ей не верилось, что у нее хватает смелости делать это. Она гадала, что люди подумают о ней. Со страхом она следовала за Сеитом в сад. В саду никого не было. Красивые тюлевые занавески шевелились от ветра, светил мягкий свет. Она ждала, затаив дыхание, боясь, что молодой человек будет думать о ней как о кокетливой ветреной девушке, привычной к таким вещам. Она никак не могла бы доказать противоположное. Оба не проронили ни слова. Она задрожала от волнения и чувства вины одновременно. У нее не хватало смелости поднять голову и посмотреть не него. Она затаила дыхание и ждала.

– Вы замерзли?

Голос молодого человека был низким, мягким и теплым, почти неслышным. Он обернул ее пальто немного теснее и поднял ей воротник. Шура почувствовала, как от прикосновений его рук возле шеи и подбородка ее пульс ускорился. Она не знала, что делать с руками. Когда она подняла их, чтобы придержать воротник, их пальцы соприкоснулись. Несмотря на холод, она чувствовала, что ее лихорадит. Щеки пылали. Она не могла заставить себя поднять голову и посмотреть ему в лицо. А Сеит любовался застенчивой девушкой, стоявшей перед ним. Он чувствовал тепло внутри. Как отличалась она от других. Она должна быть намного моложе его самого. Даже пальто не скрывало, как стучит ее сердце. Ее светлые волосы падали на лоб, а щеки пылали. Длинные темные ресницы оттеняли большие, синие, слегка раскосые глаза. Изящный, чуть вздернутый нос завершал эту послушную, робкую красоту. На мгновение он подумал, что надо бы вернуть ее в зал, чтобы избежать скандала и, возможно, не ранить ее честь, ее чистоту и красоту. Но их глаза встретились. И Сеит после всего того, что он уже натворил, после всех женщин, с которыми он бывал все эти годы, был, к собственному удивлению, сражен этой юной невинной девушкой. Они смаковали потрясающее притяжение, сильнейшее притяжение между ними. Горевшие глаза Шуры, раскрасневшиеся щеки, вздымающаяся грудь, губы, раскрытые слишком застенчиво, – все было для Сеита теплым предложением любви, особым типом очарования, с которым он никогда не сталкивался раньше. Он чувствовал нежное тепло, которого ему всегда не хватало в одиночестве. Он не мог в это поверить. Это тепло дарила ему маленькая девочка, которую он прежде даже не встречал. Он отбросил мысль вернуться в зал. Нет, он останется здесь, вдалеке от остальных, и попробует узнать ее лучше. Возможно, перед ним стоит его судьба.

Сеит легонько коснулся руки девушки. Он боялся испугать ее. Шуре, глядевшей ему в глаза, казалось, что она находится в волшебной стране. Они стояли в зимнем саду, за окнами медленно падал снег, издали лилась музыка. Она собралась с духом и подняла голову, чтобы лучше видеть человека, который привел ее сюда.

Снежинки танцевали перед изящным светильником за окном, звуки музыки разносились по дворцу в ночи, все было частью волшебного сна. Шуре казалось, что ее ноги вот-вот оторвутся от земли и она взлетит, вот какой она ощущала подъем. Она пробормотала:

– Мне нужно идти… Меня будут искать… Сеит внимательно посмотрел ей в глаза:

– Мы увидимся еще?

Шура подумала, что он прощается, и расстроилась.

– Вы уходите?

– О нет, я буду здесь сегодня весь вечер. Я имел в виду позже. Где вы живете? Сможем встретиться снова?

Она не верила своим ушам. Этот бравый офицер, стоявший перед ней, хотел встретиться. Но как это сделать?

– У моего отца обследование в госпитале завтра. Я не знаю. Я не думаю, что мне разрешат выходить из гостиницы одной.

– Как насчет выходных? Вас не будет на благотворительном приеме в Большом театре, который организуют Боринские?

– Дядя Андрей говорил моему отцу что-то об этом. Я думаю, они договаривались пригласить Валентину и меня. Я не знаю. Все зависит от самочувствия отца. Может, мы будем.

Сеит улыбнулся:

– Отлично! Значит, мы снова встретимся. Теперь позвольте проводить вас обратно к гостям.

Шура, словно очнувшись, пошла в сторону выхода из зимнего сада, пытаясь восстановить душевное равновесие. Она боялась, что ее глаза выдадут, что случилось, первому встречному. Нужно было успокоиться. Когда они шли в зал, он случайно прикоснулся к ее плечам. Она остановилась и повернулась к нему. Сеит с трудом сдержался, чтобы не обнять ее. Но только открыл дверь и придержал, пропуская ее.

Вскоре они присоединились к веселой компании, разгоряченной вином, музыкой и танцами. Шура вздохнула свободно, увидев, что ее не хватились, но теперь ей отчего-то было тревожно. Он боялась потерять молодого человека, с которым их так тянуло друг к другу. Согласно правилам польки они танцевали с другими партнерами, чтобы затем сойтись вновь. Каждый раз, когда они танцевали вместе, ее сердце билось так, что ей самой делалось страшно. А когда они менялись партнерами, она страдала и ревновала.