Россия раннего Нового времени заимствовала практики управления из множества источников. Сильное влияние в этом смысле оказали монголы. На протяжении нескольких столетий, последовавших за принятием христианства киевскими князьями (988), различные практики в политической, судебной, культурной, идеологической сферах, а также ритуалы и символические представления перенимались у Византии и у других православных стран. Центральная власть искусно обуздывала народы, крайне непохожие друг на друга в этническом, религиозном и языковом отношении.

И последний вопрос, который мы затронем во введении: почему Россия приступила к строительству империи? В наши дни среди историков задавать его не принято: любой ответ имел и до сих пор имеет политическую окраску. Экспансия России оказалась чрезвычайно масштабной и быстрой. В течение одного лишь XVII века ее первопроходцы промчались через азиатский континент с запада на восток, и Россия поставила под свой контроль всю Сибирь, а также дальневосточное побережье и Аляску. На юге у Османской империи была отвоевана часть побережья Черного моря, на западе Россия вместе с европейскими партнерами осуществила три раздела Речи Посполитой. В работах времен холодной войны эта экспансия рассматривалась как мессианская, конечной ее целью считалось покорение всего мира. Одни исследователи связывают буйный экспансионизм России с «византийским наследием» (неверно понимая византийскую идеологию), другие вспоминают о призывах Маркса к установлению социализма по всем мире или подхватывают его осторожные замечания об азиатском пути к социализму, развивая на их основе теорию «азиатского деспотизма», третьи указывают на концепцию «Москва – третий Рим» («Москва – третий Рим, а четвертому не быть») как доказательство намерения Москвы управлять всем миром, хотя данная фраза почти не имела хождения при дворе и получила некоторое распространение лишь в XVII веке в консервативных кругах.

При таком нормативном подходе не учитывается тот факт, что и соседи Московского государства строили империи – Османскую, Могольскую, Сефевидскую, а европейские державы обзаводились колониями в Новом Свете, Южной и Юго-Восточной Азии и захватывали земли в самой Европе. Что касается Европы, там основанием для экспансии служили религиозные соображения (XVI век), затем меркантилизм (XVII век) и, наконец, смесь реальной политики и только начинавших появляться националистических и расовых теорий (XVIII век). Государства расширяли свою территорию, как только это становилось возможным благодаря усовершенствованиям в мореплавании, военном деле, административном контроле, системе сбора налогов.

Россия создавала империю по тем же причинам, что и ее соседи, а именно – чтобы добиться выгод для правителя и элиты и заполучить ресурсы для государственного строительства, которое было одним из главных отличительных признаков раннего Нового времени в Европе и Евразии. Для России это означало захват прибыльных торговых путей – речных и сухопутных, – городов и портов, покорение богатых ресурсами областей (таких как Сибирь), продвижение на юг с его пастбищами на плодородных землях, которые хорошо подходили для земледелия, и к Великому шелковому пути, и на запад, к балтийским портам. Эти завоевания сопровождались самой разнообразной риторикой: возвращение «отчих земель», борьба с «неверными» (XVI век), погоня за славой (XVIII век). Однако если внимательно посмотреть на направления и хронологию российской экспансии, становится ясно, что в каждом случае для нее имелись экономические и политические мотивы.

Утверждения о российском «деспотизме» выглядят устаревшими, но все же многие историки могут оспорить предложенный здесь подход, указав, что Россия была «унитарным» государством, где действия властей не сдерживала ни одна сколь-нибудь заметная политическая автономия. На принуждении со стороны центра особенно склонны делать акцент те, кто изучает историю различных народов, входивших в состав империи: теперь, после распада СССР, это можно делать беспрепятственно. Точно так же в постсоветской России отдельные исследователи сосредотачиваются на власти правителя, не принимая во внимание недавних работ, где подчеркивается, сколь важны были для придворной политики родственные и дружеские связи. В подобных трудах имеющиеся факты истолковываются не так, как в этой книге: я полагаю, что в раннее Новое время сильный центр не мог эффективно осуществлять контроль без значительных уступок элите, а длительный контроль с помощью силовых методов был вообще невозможен: для этого попросту не хватало коммуникаций и людских ресурсов. Таким образом, мы утверждаем, что могущество и стабильность России как империи были следствием синергии между сильной центральной властью и властью местной, которой во многих случаях предоставляли существенную свободу. Государство располагало неделимым суверенитетом, когда речь шла о принципиальных вопросах, связанных с управлением: об уголовном праве, налогообложении, наборе войска, обороне. Как мы покажем, русская империя упорно стремилась сохранять за собой контроль на этом уровне, вводя единое для всей обширной страны законодательство и создавая единый административный аппарат, в то время как европейские державы не препятствовали складыванию местной знати и формированию локальных центров власти. Но для того, чтобы сохранять равновесие внутри этой идеологической и административной структуры, империя разрешала местным сообществам самостоятельно решать многие повседневные проблемы и зависела в этом от них. Если примерить к России той эпохи современный термин «великая держава», то придется признать, что она была ею – именно благодаря сильному центру, допускавшему локальные различия и контролировавшему их.

Итак, наш подход заключается в том, чтобы проследить за формированием русской империи как «империи различий». Он требует предельного внимания к практикам управления, но одновременно – учета различий между народами, населявшими страну. От нас также потребуется гибкость: исследуя, каким образом Москва осуществляла свою власть и как это отражалось на ее подданных, мы попытаемся рассмотреть взаимодействие между ними, проследить за разработкой и применением различных политик для различных регионов, выяснить, как государство меняло политику по отношению к подданным в связи с появлением новых экономических реалий, геополитических нужд и идеологий. Кроме того, евразийскую империю невозможно понять вне глобального контекста, в который входят торговые пути и геополитическое взаимодействие; мы будем постоянно держать в уме этот контекст.

При описании того, как московские великие князья и цари подчиняли себе региональную власть, мы будем применять хронологический подход, делая отступления тематического характера. Несмотря на существование множества работ на русском, украинском и других языках постсоветского пространства, мы включили в библиографию преимущественно англоязычные труды как самые доступные для наших читателей. Тем не менее, в ней присутствуют важнейшие труды на русском, упоминаемые в тексте.

В части I дается описание территорий и народов, которые русская империя вобрала в себя с XV по XVIII век. В части II мы рассмотрим имперский центр и структуры управления в период их формирования, то есть в XVI и XVII веках, подробно остановимся на ключевых институтах и практиках в таких сферах, как идеология, государственная администрация, экономика и торговля, религия, общественная жизнь. В части III, посвященной 18-му столетию, самому блестящему для империи, мы коснемся классического водораздела в русской истории. Считается, что Петр I (годы правления 1682–1725) совершил настоящую революцию. Мы так не полагаем – при нем сохранялась преемственность в базовых аспектах государственного строительства (имперская экспансия, институты управления, мобилизация ресурсов, терпимость к различиям). Но это столетие выделяется своим динамизмом: население страны заметно увеличилось за счет как естественного роста, так и территориальных приобретений, наблюдался бурный экономический рост, благодаря Просвещению появились новые дискурсы, модели управления и культурные образцы. Мы увидим, как обновлялся официальный имперский дискурс, как стратегии управления менялись в зависимости от новых завоеваний и появления новых идей, как возникали новые социальные категории и роли. В конце мы рассмотрим представления правителей и литераторов относительно значения империи и идентичности в том виде, в каком они сложились к 1801 году.

* * *

Есть несколько превосходных трудов, посвященных русской империи, в которых проводятся неявные параллели с государствами Европы и Нового времени: Lieven D. Empire: The Russian Empire and its Rivals. London: J. Murray, 2000; Hosking G. Russia: People and Empire, 1552–1917. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1997. Авторы, стремящиеся к ценностно-нейтральному подходу: Becker S. Russia and the Concept of Empire // Ab Imperio. 2000. № 3–4. Р. 329–342; Miller A. The Value and the Limits of a Comparative Approach to the History of Contiguous Empires on the European Periphery // Imperiology: From Empirical Knowledge to Discussing the Russian Empire / Ed. by K. Matsuza. Sapporo: Slavic Research Center, Hokkaido University, 2007. Р. 19–32; The Romanov Empire and Nationalism: Essays in the Methodology of Historical Research. English edn. rev. and enl. Budapest: Central European University Press, 2008, особенно глава «The Empire and Nation in the Imagination of Russian Nationalism», p. 161–179. По широте охвата и синтезу выделяется труд: Rieber A. The Struggle for the Eurasian Borderlands: From the Rise of Early Modern Empires to the End of the First World War. Cambridge: Cambridge University Press, 2014.

О клише «деспотизма»: Poe M. A People Born to Slavery // Russia in Early Modern European Ethnography, 1476–1748. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2000; Kollmann N. The Concept of Political Culture in Russian History // A Companion to Russian History / Ed. by A. Gleason. Oxford: Wiley-Blackwell, 2009. Р. 89–104. Обзор современных взглядов на придворную политику см. в дискуссии между Валери Кивельсон и Маршаллом По: Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2002. № 3. Р. 473–499. О концепции «Третьего Рима»: Poe M. Moscow, the Third Rome: The Origins and Transformations of a «Pivotal Moment» // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. 2001. № 49. Р. 412–429.

О концепции империи: Barkey K. Empire of Difference: The Ottomans in Comparative Perspective. Cambridge: Cambridge University Press, 2008; Burbank J., Cooper F. Empires in World History: Power and the Politics of Difference. Princeton: Princeton University Press, 2010; Burbank J. An Imperial Rights Regime: Law and Citizenship in the Russian Empire // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2006. № 7. Р. 397–431; Stanziani A. Bâtisseurs d’empires: Russie, Chine et Inde à la croisée des mondes, XVe – XIXe siècle. Paris: Raisons d’agir, 2012.

О ранних империях: Allsen T. Pre-modern empires // Bentley J. The Oxford Handbook of World History. Oxford: Oxford University Press, 2011. P. 361–378. Прасенджит Дуара считает, что империи раннего Нового времени и Нового времени сущностно различались между собой (Duara P. Modern Imperialism // Bentley J. The Oxford Handbook of World History. Oxford: Oxford University Press, 2011. P. 379–395), но Бербанк и Купер (Empires in World History) настаивают на их преемственности в эпоху становления национальных государств.

О широком понятии империи в России: Kivelson V. Cartographies of Tsardom: The Land and its Meanings in Seventeenth-Century Russia. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2006. О «сепаратных сделках»: Boeck B. Imperial Boundaries: Cossack Communities and Empire-Building in the Age of Peter the Great. Cambridge: Cambridge University Press, 2009.

Ч. Тилли о государственном строительстве в раннее Новое время: Tilly C. States, State Transformation, and War // Bentley J. The Oxford Handbook of World History. Oxford: Oxford University Press, 2011. P. 176–194; Тилли Ч. Принуждение, капитал и европейские государства. 990–1992 гг. М.: Территория будущего, 2009.

Об Османской империи: Barkey K. Empire of Difference: The Ottomans in Comparative Perspective. Cambridge: Cambridge University Press, 2008; Kafadar C. Between Two Worlds: The Construction of the Ottoman State. Berkeley: University of California Press, 1995. О восприятии монгольских и индийских традиций Великими Моголами: Wink A. Postnomadic Empires: From the Mongols to the Mughals // Tributary Empires in Global History / Ed. by P. Bang, C. Bayly. Oxford: Palgrave Macmillan, 2011. P. 120–131; Wink A. Akbar. Oxford: One World, 2009. O Китае: Brook T. The Troubled Empire: China in the Yuan and Ming Dynasties. Cambridge, Mass., and London: Belknap Press, Harvard University Press, 2010.