Глава четвертая: про чай

Вернувшись в обиталище уныния и пристанище всяких печалей, где мне теперь предстояло жить, я неожиданно для себя крепко уснул. Мне следовало, наверное, разработать план побега, следовало… да чего там, о, Сотворитель, разрабатывать – просто добраться до ближайшей ликровой заводи и дать знать, что со мной обращаются дурно. Ну или сначала обезопасить себя, вызвав курьера, который отнес бы меня в Центр, и вот уже там сообщить, во всеуслышание заявить о вопиющем нарушении правил моего содержания.

Но в ту ночь, опять же повторюсь, по причине, совершенно скрытой для меня самого (и, скорее всего, имеющей природу некоего шока), я каким-то непостижимым образом задержался сознанием в мгновении, когда некрасивая Кейрра вспыхнула неловким счастьем, а юноша с неизвестным мне до сих пор именем обнял ее по привычке аккуратно и оттого как-то особенно нежно, а драконица отдала мне краткий знак одобрения.

Эта безумная сцена казалась столь ирреальной, что я мог лишь оторопело созерцать происходящее. Я, словно бы мне дали обезболивающее для сознания, смотрел на этот балаган, ничегошеньки не понимая, и более того – начать понимать даже не пробовал. Я просто мысленно признал как аксиому, как устоявшийся в науке и не требующий никаких иных доказательств факт, что происходящее не имеет никакого, даже самого отдаленного смысла, а переживать из-за отсутствия смысла, простите за каламбур, вдвойне бессмысленно.

В тот вечер для меня так ничего не прояснилось, так как подошедший механоид – физиотерапевт Кейрры или, может, просто местный смотритель – напомнил, что девушке пора заканчивать занятия, а молодому человеку – приводить зону в порядок и готовить к следующему дню.

Поэтому счастливая компания разбрелась кто куда, а меня новый хозяин отнес к себе. Он не предпринял ни единой попытки помешать моему побегу, не без самодовольства продемонстрировав сооруженную специально для меня креманку – место небольшого голема с автономным подогревом, доступом к ликровой заводи и максимально удобной, согласно всем учебным пособиям по уходу за чайными дракончиками, конфигурацией. То есть очень плохо подходящей лично для меня.

– Ты же понимаешь, что отсюда мы переедем, – сообщил я, как только осмотрел этот предмет бедняцкой гордости.

– Куда?

– В квартирку неподалеку. Я задам параметры и найму. Если ты переживаешь из-за транспортной доступности, то, если сыщется что-то совсем близко, я соглашусь и на опрятную комнату, но продолжать, – мягко произнес я, буравя взглядом пучок пуха какого-то животного, посещавшего креманку до меня, – жить здесь нельзя.

– Простите, мастер, но на это нет денег.

– У тебя есть, есть деньги, – успокоил я его, – ты их платишь мне за работу по назначению, и этого достаточно для того, чтобы переехать. Так что – разнообразия для – ты получишь возможность пользоваться плодами собственного трудолюбия. Как тебе?

– Но, – возразил молодой механоид не слишком решительно, – мне же нужно будет успевать на работы.

– Ы?

– У меня три-четыре работы в зависимости от сезона, и все здесь. Если я буду ездить, у меня не останется времени для сна, а…

– Ладно, мы вернемся позже к этому разговору, – я отпустил юношу к его обязанностям после того, как он извлек вызывавший во мне брезгливость клок шерсти.

Как только парень ушел, я, на секунду похвалив себя за непринужденность, с какой разыграл имевшую место беседу, решил использовать наступившую тишину, чтобы осмыслить свое положение и возможное будущее. Мной овладела жестокая иллюзия контроля над ситуацией, и вот она-то безжалостно, подобно пескам, затягивала меня в нутро своей извращенной логики.

Я аккуратно коснулся ликровой заводи. Стадионная ликра – такая странная, такая вязкая, хранящая в себе нездоровое лихорадочное возбуждение, на котором она насыщалась долгие и долгие годы – хлынула в меня, пропитывая каждую мою детальку необычными образами этого места. Помимо воли, я стал прислушиваться к этим впечатлениям, размышлять о том, как бы выразить все то, что хранила эта необычная ликра через дружеское чаепитие персон на шесть-восемь. Устроившись лежа и обвив тело хвостом, я подумал, прежде всего, о «Стальной поступи» – то ли удачно перепродаваемой, то ли, если правдивы все россказни, действительно производимой самим Апатитовым союзом.

Этот вязкий сорт чая имеет ярко выраженный, отдающий характерной кислинкой, но вместе с тем тонкий вкус, прекрасный сам по себе и в чистом виде, он почти лишен полутонов. У него есть только одно, второе, раскрытие – его можно добиться, если дать ему немного перезавариться, и это раскрытие – сплошная горечь. Мне показалось, что именно он, дополненный толикой сладкой летней карамели, прекрасно описал бы мои сегодняшние воспоминания об одинокой девушке, наматывающей круг за кругом по пустому темному стадиону, на который тонким слоем ложится снег. И ее косичка свободно гуляет по спине… Где-то в этом месте я как раз и уснул.

Пробудился же, как выяснилось позже, чуть за полночь от тревоги и холода. Немного кружилась голова, и в целом я чувствовал себя муторно. Я совсем продрог, а в душе и внутренних механизмах, казалось, кто-то потоптался немытыми лапами.

Пытаясь выяснить причину странного холода, я осторожно коснулся подбородком креманки. Она оказалась ледяной настолько, насколько может промерзнуть металл. От толстенных бетонных стен каморки холод буквально напирал невидимым черным занавесом. Юноши в комнате не было. Неужели еще на работе?

Я, преодолевая тягу попытаться вернуться ко сну, с огромным трудом поднялся на лапы, перебирая в голове возможные причины отключения подачи тепла. Сначала я решил, что это чей-то злой умысел, но сообразил, что дело в подаче газа: разводка на креманку шла от лампы, и когда мой беспутный хозяин погасил свет, тем самым он, олух, и подогрев креманки мне тоже выключил!

Идиот, неспособный правильно сделать разводку в комнате, не имел права содержать чайного дракончика! Совершенно точно не имел, и Центр завтра об этом узнает.

Я потянулся к ликровой заводи, чтобы вызвать курьера и убраться отсюда навсегда. На какую-то секунду я задержал лапу, думая о том, что все же мог бы за пару дней разобраться с этой дурнушкой и дать парню хороший жизненный совет, но потом сделал что собирался. В конце концов, все эти бесконечные волнения и чужие глупости не стоили ни моего здоровья, ни моих нервов. Парень поймал свой шанс, но, увы, быстро его упустил. Курьерская служба приняла заказ на ближайшее время – сразу по открытии стадиона. Вызов я оплатил авансом.

Сделав дело и успокоившись, я принялся обдумывать, как улучшить свое положение до утра. Теоретически я мог бы самостоятельно нагреть свою шкуру и поддерживать постоянную температуру, но это стоило довольно больших усилий, к тому же лично мои механизмы не слишком хорошо реагировали на нагрев вне чая, и я предпочитал спать только в теплых креманках.

Так или иначе, решить проблему мне предстояло полностью самостоятельно. К этому времени глаза мои уже привыкли к темноте: линии света от негасимого коридорного освещения, пробивавшегося снизу двери, хватило, чтобы разглядеть, что газовый выключатель от лампы находится от двери справа, слишком далеко и высоко от меня. Для того чтобы добраться туда, мне пришлось бы спуститься со стола на пол, пересечь всю кровать и только потом вскарабкаться на отвесную стену.

Мои лапы вполне позволяли совершить такое путешествие, но я переживал из-за того, что могу пораниться в процессе, и отложил пока эту экзотическую идею.

Недовольно выдохнув, я отвернулся и изучил стену, к которой был придвинут стол. К моей радости, там нашелся второй, куда более приемлемый газовый кнопель. Карабкаться к нему пришлось бы по журнальным и газетным вырезкам, густо украшавшим все пространство над письменным столом. Это покрытие, конечно же, далекое от представлений о стерильности, казалось мне безопасней отвесной и не сказать чтобы чистой стены.

Разумеется, я не имел никакой гарантии, что этот выключатель сохранял рабочее состояние. И более того, скорее всего, он находился здесь для того, чтобы подавать газ на лампы рабочего стола (сейчас отсутствующие), а значит, его вовсе заклинили. Но при должной степени везения я все же мог получить возможность согреться у бра и подремать там, пока мой бедовый хозяин не заявится.

Вздохнув снова, уже, скорее, смело, чем обреченно, я стал со всем расстройством в душе рассматривать столешницу на предмет гигиенически безопасного маршрута. Выглядело все довольно безнадежно, но из креманки мне удалось выбраться, никуда с ходу не вляпавшись. Дальше, проскальзывая между разномастным хламом и чернильно-ликровыми пятнами, я прошел немного вперед и уже там влип передней лапой в какой-то плохо засохший клей. Это происшествие остановило меня: идея на трех лапах вскарабкаться на стену даже навскидку казалась излишне рискованной.

Подумав немного, я вернулся по собственным следам и залез назад в креманку, где замерз свыше всяких пределов, зато отскреб от лапы засохший состав.

Со второй попытки, оставив по пути бесценный моток собственных нежных нервов, я пробрался ко кнопелю и победоносно его отжал.

Послушно защелкали авторозжиги, и загорелся свет.

Снизу, где-то из-под кровати, из-под стола, следуя вверх один за другим, вспыхнули здоровые рыжие лампы, светящие все как одна куда-то внутрь исполинского стеклянного сосуда, заполненного терракотовой жидкостью.

Я пригляделся. Именно на этом сосуде, а вовсе не на полу размещалась вся скудная меблировка моего хозяина, потому что пол тут вовсе отсутствовал.

Внутри сосуда плавало, передвигаясь то сонно, то импульсивно-резко, нечто щупальцевато-механическое.

Именно с этим чудищем молодой механоид и посадил меня в банку этим вечером. И сейчас, когда я смог его разглядеть, оно уже не вызывало во мне прежнего ужаса. Я понял, что это такое и каким истинным сокровищем этот оболтус, оказывается, обладал.

Я не помнил, как добрался от кнопеля вниз, как спустился на исполинский сосуд, хотя, очевидно, сделал это в рекордно короткое время.

«Что ты такое?» – простучал я механическому многочленистому существу, потому что нечто древнее и важное заставляло меня задать этот вопрос и потому что мне обязательно требовалось, чтобы оно ответило на этот вопрос, ответило, когда я спросил «что ты?».

И оно ответило: «Я – Чай».